Борис Виан - Пена дней

— Послушайте, Николя, — остановил его Колен, — если хотите, можете переодеться, но я требую, чтобы вы поужинали вместе с нами.

— Благодарю вас, месье, — сказал Николя. — Пойду переоденусь.

Он поставил поднос и удалился.

— Ну, — продолжила Ализа, — так что Хлоя?

— Берите закуску, — сказал Колен. — Я не знаю, что это, но обещаю, что будет вкусно.

— Рассказывай же наконец! — попросил Шик.

— Мы поженимся через месяц, — сказал Колен. — Но я готов жениться хоть завтра.

— Вам так повезло! — воскликнула Ализа.

Колену стало стыдно, что он такой богатый.

— Послушай, Шик, — предложил он, — хочешь, я дам тебе денег?

Он поймал на себе нежный взгляд Ализы. Он сказал это так искренне, что было видно, как пульсируют в его венах голубые и сиреневые мысли.

— Я думаю, это не поможет, — сказал Шик.

— Ты сможешь жениться на Ализе, — настаивал Колен.

— Ее родители против, — не согласился Шик, — я не хочу, чтобы она с ними поссорилась из-за меня. Она совсем еще девочка.

— Как личность я уже сформировалась, — сказала Ализа, выпячивая свой аппетитный бюст.

— Он не это имел в виду, — перебил ее Колен. — Послушай, Шик, у меня сто тысяч трублон, я дам тебе двадцать пять, и ты сможешь нормально жить. Ты продолжишь работать, и совместными усилиями мы поправим положение.

— Ты себе представить не можешь, как я тебе признателен! — воскликнул Шик.

— Не надо меня благодарить, — сказал Колен. — Просто меня мало волнует мир во всем мире. Я хочу, чтобы счастлив был каждый в отдельности.

В дверь позвонили.

— Пойду открою, — сказала Ализа. — Как вы заметили, я здесь самая молодая.

Она встала, и ее маленькие ножки засеменили по мягкому ковру.

На пороге стоял Николя. Он вышел через черный ход и теперь гордо звонил в парадную дверь. На нем было теплое пальто с бежевыми и зелеными шевронами и фетровая, невероятно плоская шляпа в стиле «янки». На его руках красовались перчатки из кожи беспризорной свиньи, а на ногах — гавиаловые ботинки. Сняв пальто, Николя предстал наконец во всем своем великолепии: велюровый пиджак с ярко-красным мамбасом и брюки цвета голубой нефти с отворотами в пять пальцев, включая большой.

— Какой прикид! — воскликнула Ализа.

— Как дела, племянница? Все хорошеем?

Он ласково погладил ее грудь и бедра.

— Иди к столу.

— Привет, друзья, — сказал Николя, входя в столовую.

— Наконец-то! — воскликнул Колен. — Наконец-то вы заговорили, как все нормальные люди.

— Ну конечно, — сказал Николя. — Я умею говорить как все. Послушай, Колен, а что, если мы все перейдем на «ты»?

— Согласен, — ответил Колен. — Давай начинай первым.

Николя сел напротив Шика.

— Попробуй закуску, — сказал Шик.

— Мужики, — спросил Колен, — будете моими свидетелями?

— С удовольствием, — отозвался Николя. — Только не вздумай нам подсунуть страшненьких свидетельниц. Такое часто случается, уж я-то знаю.

— Я надеюсь, что свидетельницами будут Ализа и Исида, а на роль свадебных педералов я хочу пригласить братьев Демарэ.

— Идет, — одобрил Шик.

— Ализа, — сказал Николя, — сходи-ка на кухню и принеси блюдо из духовки. Я думаю, там все уже готово.

Ализа в точности исполнила распоряжения Николя и принесла массивное серебряное блюдо. Когда Шик приподнял крышку, все увидели две фигурки из гусиного паштета: это были Колен и Хлоя, Колен — в визитке, а Хлоя — в подвенечном платье. Вверху значилась дата бракосочетания, а в самом углу стояла подпись: «Николя».

Колен мчался по улице.

«У нас будет прекрасная свадьба! Завтра, завтра мы поженимся! И соберутся все мои друзья…»

Улица вела к дому Хлои.

«Хлоя, у вас такие сладкие губы. У вас такая нежная кожа. Я хотел бы видеть мир вашими прекрасными глазами. Ваше тело для меня самое желанное…»

По улице катились стеклянные шарики, за ними бежали дети.

«Пройдут долгие месяцы, прежде чем иссякнут мои поцелуи. Пройдут долгие годы, прежде чем я устану вас целовать: целовать ваши руки, и ваши волосы, и ваши глаза, и вашу шею…»

На улице три маленькие девочки, весело напевая, водили треугольный хоровод. Колен пошел дальше.

«Хлоя, я хочу чувствовать ваши груди на своей груди. Я хочу вас обнять и чувствовать ваши руки у себя на шее, и вашу душистую головку у себя на плече, и вашу нежную кожу, и ваш сладкий запах…»

Небо было ясным и голубым, становилось теплее. На черных деревьях набухали крошечные зеленые почки.

«Хлоя, когда вы далеко, я вижу вас в том самом платье с серебряными пуговицами, но когда же вы были в нем? Нет, не в самый первый раз, а тогда, на том свидании, когда мы сидели на скамье, и оно облегало ваше тело под тяжелой мягкой шубкой…»

Колен вошел в цветочный магазин.

— Я хочу купить у вас море цветов для Хлои, — сказал он.

— Когда мы должны их доставить? — спросила цветочница.

Она была юной и хрупкой, с красными руками. Она очень любила цветы.

— Завтра утром. И ко мне домой тоже отнесите цветы, чтобы вся спальня была в цветах. Принесите лилии, и белые гладиолусы, и розы, и побольше разных белых цветов, и не забудьте, это особенно важно, прислать огромный букет красных роз…

Братья Демарэ одевались на свадьбу. Их часто приглашали свадебными педералами за представительную внешность. Они были близнецами. Старшего звали Кориолан. У него были черные кудри, нежная белая кожа, девственный вид, прямой нос, голубые глаза и длинные желтые ресницы.

Младшего звали Пегаз. Он был абсолютной копией старшего брата с той лишь разницей, что ресницы у него были зеленые, именно по этому признаку посторонние легко различали близнецов. Они вступили на путь педерастии из естественной склонности, а также по необходимости, но теперь, поскольку им прекрасно платили за свадебное педеральство, они почти уже не работали, а праздность, как известно, губительна и толкает людей к разврату. Так Кориолан накануне согрешил с девушкой. Пегаз был крайне этим возмущен. Он натирал себе поясницу кремом из сперматоидного миндаля, любовался своим отражением в трюмо и методично отчитывал старшего братца.

— Ты в котором часу вчера явился, а? — вопрошал он.

— Не знаю, не помню, — отвечал Кориолан. — Занимайся своей поясницей и оставь меня в покое.

Кориолан выщипывал себе брови медицинским пинцетом.

— Извращенец! — не унимался Пегаз. — Переспать с женщиной. Твой бабушка в гробу бы перевернулся.

— Можно подумать, что ты сам ни разу не пробовал, — перешел в наступление Кориолан.

— Я? Когда это я пробовал? — встревожился Пегаз.

Он перестал массировать поясницу и сделал несколько движений на растяжку, по-прежнему любуясь на свое отражение.

— Ладно, — сказал Кориолан. — Замнем для ясности. Не хочу, чтобы ты краснел. Лучше помоги мне застегнуть штаны.

Они носили специальные штаны, на которых ширинка была сзади, поэтому застегнуться самостоятельно было очень сложно.

— Вот видишь, — торжествовал Пегаз. — Ты не можешь ничего такого припомнить.

— Я же сказал: замнем для ясности, — парировал Кориолан. — Кто сегодня женится?

— Колен и Хлоя, — с видимым отвращением ответил Пегаз.

— Чем они тебе не угодили? — поинтересовался Кориолан. — Колен — славный парень.

— Да, очень славный, — сказал Пегаз с завистью. — Но эта Хлоя, у нее такой пышный бюст, что за мальчика ее никак не примешь.

Кориолан покраснел.

— А мне она нравится, — сказал он. — Ее грудь будит во мне безумные желания… А в тебе? В тебе не будит?

Пегаз был шокирован.

— Ну и поганец же ты! — со злобой выкрикнул он. — Порочный тип. Еще немного, и ты женишься на женщине!..

Пюрэ вышел из резницы, за ним следовали Брюхотряс и Кряхобор. Все они несли огромные картонные коробки со всякого рода пышными украшениями.

— Когда приедет грузовик с малявщиками, вы, Иосиф, проводите их к алтарю, — сказал Пюрэ Кряхобору.

Всех профессиональных кряхоборов почему-то зовут Иосифами.

— Будем все красить в желтый? — спросил Иосиф.

— В желтый с фиолетовыми полосками, — уточнил свищщеник Брюхотряс по имени Иммануил Дзюдоист, высокий симпатичный верзила, облачение которого, увенчанное золотой цепью, блестело, как замерзший нос.

— Именно так, — согласился Пюрэ, — ибо сам Еписк прибудет на слабоговение. Пойдемте обрядим хоры, украсим их чем Бог послал.

— А сколько будет музыкантов? — спросил Брюхотряс.

— Шестьдесят тринадцать, — ответил Кряхобор.

— И хор из четырнадцати сирот, — с гордостью добавил Пюрэ.

Кряхобор даже поперхнулся.

— А женятся всего двое, — сказал он восхищенно.

— Вот именно, — проговорил Пюрэ, — с богачами всегда так.