Себастьян Фолкс - И пели птицы...
— Поговаривают, Джек, ты скоро отпуск получишь, съездишь домой, — сказал Филдинг.
— Не верю. Сначала нас заставят дорыться до Австралии.
— Здесь нам уж точно копать больше не придется, — заметил Эванс. — Такой муравейник нарыли. Вот отведут нас в тыл, залью я в себя пару стаканов вина да завалюсь в мягкую постель.
— Ага, — сказал Филдинг, — глядишь, еще и француженку с собой прихватишь.
Джек начинал думать, что худшее из того, чем грозила ему война, уже позади. И позволял себе рисовать в воображении прихожую своего лондонского дома, где его встречает Маргарет.
Показался Уир, он шел им навстречу по доскам. Выглядел он довольнее обычного. В сапогах, гимнастерке, пилотке. Когда он приблизился, Джек заметил, что один из лежавших на бруствере мешков с песком сдвинут возвращавшимися из дозора пехотинцами. Он хотел предупредить капитана о возможной опасности, но не успел — Уир уже запрыгнул на огневую приступку, чтобы пропустить разносившую пайки команду, и пуля снайпера вошла ему в глаз, выбросив на тыльный траверс ошметки мозгов.
Казалось, тело не сразу отреагировало на выстрел и, словно по инерции, собиралось двигаться дальше. А потом он упал, как кукла, раскинув руки и ударившись незащищенным лицом в грязь.
Стивен узнал о случившемся на следующую ночь от офицера разведки Маунтфорда. Он сидел в отведенной ему землянке посреди резервной траншеи, обеспечивая связь между штабом и частями, которым предстояло утром пойти в наступление. Маунтфорд, сообщив новость несколькими короткими фразами, добавил: «Он ведь, по-моему, был вашим другом». И, поняв по лицу Стивена, что в землянке ему лучше не задерживаться, ушел.
С минуту Стивен просидел неподвижно. Последняя его встреча с Уиром закончилась тем, что он швырнул капитана головой вперед на дно траншеи. Таким был его прощальный жест. Несколько минут он мог думать только об укоризненном выражении, с каким обиженный Уир счищал с лица комки грязи.
Но ведь он же любил его. Только Уир и делал войну переносимой. Ужас, который Уир испытывал при артобстреле, служил страхам Стивена чем-то вроде отводного канала, а самая его невинность давала Стивену повод смеяться над качествами, которые сам он давно утратил. Уир был гораздо храбрее, чем он: Уир жил со своим ужасом, ощущал его каждый день и со странным упорством побеждал. Он ни разу не увильнул от своих обязанностей и умер на передовой.
Стивен уперся локтями в необструганный деревянный стол. Такого одиночества он не испытывал еще никогда. Уир был единственным, кто вместе с ним доходил до самого края нынешней реальности; только Уир слышал шум в небесах над Тьепвалем.
Он прилег на койку. Глаза его оставались сухими. Ровно в три часа ночи койку тряхнуло — это в туннелях взорвались мины. «Этот взрыв и в Лондоне услышат», — похвастался как-то Уир.
Зазвонил телефон, Стивен вернулся в кресло у стола. Все ранние утренние часы он передавал сообщения. К девяти утра Вторая армия овладела хребтом. В голосах офицеров, с которыми он разговаривал, звенело радостное возбуждение: в кои-то веки хоть что-то сделано правильно. Мины были заложены сверхмощные, а пехота при наступлении использовала приемы, перенятые у канадцев. Праздничное настроение растекалось по телефонным проводам.
В полдень Стивена сменили. Он лег и попытался заснуть. Безжалостный обстрел немецких окопов продолжался. Стивен проклинал судьбу за то, что она не позволяет ему добраться до них. Теперь он смог бы дать ответ на гипотетический вопрос Грея, отнимая жизни без малейших сожалений. Он завидовал солдатам, стрелявшим сейчас по отчаявшимся врагам, коловшим штыками их беззащитные тела и поливавшим пулеметным огнем тех, кто убил его друга. Теперь и он убивал бы их с легким сердцем.
Он попытался представить себе, что испытал бы Уир, узнав о захвате хребта, — довольство или мстительную радость, — но не смог. Уира больше не было. Стивен вспоминал его открытое вечно озадаченное лицо, меловую кожу в красных пятнышках от лопнувших из-за пьянства сосудов, лысеющую голову и потрясенный взгляд, не способный утаить его невинность. Он жалел о том, что тело Уира ушло под землю, так и не познав другого человеческого тела.
Всю эту ночь и весь следующий день он без движения пролежал на койке. Маунтфорд пришел и попытался поднять Стивена, но тот не сказал ему ни слова. К еде, которую ему приносили, он не притрагивался. Он корил себя за вспыльчивость, которой поддался при последней встрече с Уиром. И ненавидел себя за собственные чувства, потому что жалел не столько погибшего друга, сколько себя. Но ничего не мог с собой поделать. Мысли о смерти он, подобно всем прочим, гнать из головы научился; но с одиночеством сражаться не умел. Теперь, когда Уир ушел, не осталось на свете человека, который мог бы понять его. Стивену хотелось заплакать, но слез, способных выразить его скорбь и любовь к бедному безумному Уиру, у него не нашлось.
На третий день к нему пришел полковник Грей.
— Наконец-то успех, — сказал он. — Туннельщики проделали замечательную работу. Вы не будете возражать, если я присяду, Рейсфорд?
Стивен сидел на краю койки. Когда Грей вошел, он попытался встать, отдать честь, однако полковник остановил его взмахом руки. Стивен указал ему на кресло у стола.
Грей сел, закинул ногу на ногу, раскурил трубку.
— Боши даже не успели понять, что произошло. Я никогда не питал особой веры в пользу канавных крыс — в воронках, которые они сооружали, враг окапывался с большим удобством, но на сей раз даже я вынужден признать: дело свое они сделали.
Он продолжал рассуждать о наступлении, не замечая, по-видимому, того, что Стивен ему не отвечает.
— Наши ребята были в резерве, — сказал он. — Так и не потребовались. Некоторые из них, по-моему, слегка разочарованы.
Грей пососал трубку.
— Впрочем, далеко не все.
Стивен провел рукой по своим нечесаным волосам. Интересно, Грей сам решил заглянуть к нему или его прислали?
— Стэнфорд, — говорил между тем Грей, — выглядит как типичный английский штабист, не правда ли? Толстый, самодовольный, малообразованный. Прошу прощения, Рейсфорд, я, как вам известно, ничего против англичан не имею. В его случае внешность обманчива. Планировщик он отменный. Уверен, в ходе этого наступления он спас множество жизней.
Стивен кивнул. В его опустевшей от горя душе шевельнулся интерес — так в онемевшую конечность возвращается кровь, поначалу причиняя боль.
А Грей все курил, все говорил:
— В наших отношениях с благородными французскими союзниками обозначилась одна щекотливая тема. Они испытывают затруднения. В их рядах начался некий, как бы это выразиться, разброд. Отставка бравого генерала Нивеля помогла умерить его, но лишь отчасти. Петен проявляет несколько больше склонности беречь жизни солдат, однако положение остается тревожным. Насколько нам известно, подобными настроениями заражены две трети французской армии, и каждая пятая дивизия захвачена ими полностью.
Сказанное Греем удивило Стивена. В сравнимых обстоятельствах французская армия действовала успешнее британской, демонстрируя поразительную стойкость. Мятежи в ней представлялись немыслимыми.
— Стэнфорд хочет, чтобы вы с Маунтфордом составили ему компанию. Встреча будет неофициальной. Французские офицеры, которые согласились участвовать в ней, сейчас в отпуске. Вы просто дружески побеседуете.
— Понятно, — сказал Стивен. — Удивительно, как наверху дали разрешение. Мы с французами почти не общаемся.
— Совершенно верно, — согласился Грей с легкой торжествующей улыбкой. Ему все-таки удалось разговорить Стивена. — А никакого разрешения никто и не давал. Несколько друзей собираются пообедать вместе, вот и все. Пока я здесь. Должен сказать, выглядите вы препаршиво. Вам следует побриться и помыться. Мне очень жаль вашего друга-сапера. А теперь вставайте.
Стивен тупо смотрел на полковника. В теле его не осталось ни капли энергии. Он мог только одно — вглядываться в светлые глаза Грея, пытаться почерпнуть в них хоть немного силы.
Грей понял это, и тон его смягчился.
— Я знаю, что значит остаться одному, лишиться человека, с которым делился мыслями и чувствами. Но нужно как-то жить дальше, Рейсфорд. Я намереваюсь представить вас к Военному кресту за храбрость, проявленную в бою у канала. Довольны?
Стивен слегка шевельнулся.
— Нет, нисколько. Нельзя награждать тех, кто остался в живых, если другие отдали свою жизнь. Ради всего святого!
Грей улыбнулся снова, и у Стивена в который уж раз появилось ощущение, что полковник играет на нем, как на музыкальном инструменте.
— Очень хорошо. Никаких наград.
— Нет, представление вы подайте, — сказал Стивен, — но пусть наградят Эллиса или кого-то еще из погибших. Это поможет его матери.
