Ван Мэн - Избранное
Одним словом, Чжао Шантун почти во всем полностью подавил Ни Учэна — твердо и бесповоротно. По всему видно, что Верховный владыка произвел на свет Чжао Шантуна специально для того, чтобы повергнуть несчастного Ни Учэна в прах, между тем Ни Учэн создан лишь для того, чтобы Чжао везде и всюду, в большом и малом, мог бы утереть ему нос.
Но это еще куда ни шло, не страшно, вполне терпимо. По сравнению с другими людьми, которых в подобных случаях грызла зависть, Ни Учэн умудрился сохранить чувство детской беспечности, в чем проявлялось его радостное ощущение жизни, его безалаберность и отрешенность. Именно оно, это чувство, погасило зависть, которая должна была неизбежно родиться в груди Ни Учэна, обеспечило его душе некую уравновешенность. Страшнее было другое — то, что образованный земляк Чжао Шантун, начиненный заморскими знаниями и умеющий изъясняться на иностранных языках, оказался редким ортодоксом и праведником. И наконец, самое скверное было то, что, наблюдая за его действиями, Ни Учэн не мог узреть в его поведении ни лживости, ни позерства. Этим Шатун отличался от других ортодоксов, которые в подобных ситуациях не в состоянии скрыть своего лицемерия.
Чжао Шантун разговаривал с Ни Учэном дважды по настоянию Цзинъи, которая однажды в слезах явилась к доктору со своей просьбой, о чем Ни Учэн, конечно, вскоре узнал. Доктор предложил гостю сигарету и закурил сам. Его манера курения (доктор легкими движениями мизинца ловко сбивал пепел с сигареты) потрясла Ни Учэна. Он прислушался к модуляциям его голоса, журчащим, как струйка воды в фонтанчике: звуки непрестанно менялись, становились то громкими, то тихими, что свидетельствовало о привычке доктора читать вслух и наслаждаться при этом собственным голосом. Однако к содержанию разговора его диковинные голосовые модуляции не имели никакого отношения.
Чжао Шантун излагал: мир каждого человека, если говорить условно, как бы состоит из трех важнейших частей. Его духовная деятельность, его устремления, надежды, мечты, идеалы, знания — все это его голова. Его умения, способности и возможности, успехи, действия и поступки — это тело. И наконец, третья часть — ноги, при помощи которых человек стоит на земле, занимая определенное место в окружающем мире. Все три части должны находиться во взаимном соответствии друг с другом, они должны быть согласованы и сбалансированы, благодаря чему человек и существует, и, к слову сказать, может жить довольно неплохо. Если эта гармония отсутствует, человека ожидают невзгоды и беды. Например, чрезмерные желания могут породить любовь, а любовь непременно принесет тревоги и беспокойство. Вот почему раньше говорили: «Море бед безбрежно, истинный брег — раскаяние».
А в чем состоит ваша ценность? Что вы понимаете в жизни, способны ли вы, так сказать, измерить небо и землю? Ваша жалкая плоть — грош ей цена, поскольку она лишь кожа, покрытая волосами. Она не в состоянии прокормить не то чтобы жену и детей, но даже удовлетворить желания собственного живота. И вы еще смеете поганить китайскую культуру, поливать грязью традиционную мораль! Желаете осуществить всеобщую европеизацию? Ответьте, а можете ли вы сделать ружья и пушки, которые производятся за морем? Способны ли вы быть держателем акций и других ценных бумаг? Что вы вообще умеете делать? Пить кофе, есть европейские блюда и разглагольствовать о высоких материях. А дальше? Так скажите, чем же Цзинъи хуже вас, почему она вам не подходит? Можете ли вы сами оторваться от той почвы, на которой стоите обеими ногами, — от родной земли с ее древней культурой? Подумайте хорошенько, ведь такой человек, как вы, давно бы протянул ноги с голоду, живя где-нибудь в Европе, Северной Америке, в России или Японии! Могли бы вы сейчас стоять на ногах, не имея под собой ни общечеловеческих принципов, ни нашей морали, ни чувств верности и почитания родителей? Если их не придерживаться, то нечего и распространяться ни о культуре, ни о прогрессе, ни о чьем-либо счастье! Находиться во власти своих страстей, переоценивать свои возможности при такой скудости своих талантов. Иначе говоря, быть окутанным мглой, как горы пеленой тумана. Это значит пребывать в состоянии дикости и невежества.
Глаза Чжао Шантуна, от постоянного недосыпания покрытые красной сеточкой сосудов, блестели. Ни Учэн не знал, куда ему деваться от этого пронизывающего взгляда. Обычно словоохотливый, он сейчас молчал, словно набрал в рот воды, потом, превозмогая смущение, стал оправдываться. Все дело в том, что, живя вместе с Цзинъи, он чувствует себя необыкновенно одиноким — он произнес это слово по-английски, — и, заканчивая свою мысль, он подчеркнул, что было бы крайне негуманно насильно заставлять его жить с Цзинъи.
Доктор, иронически усмехнувшись, поправил произношение иностранного слова, сказанного Ни Учэном. Если уж вы хотите выразить ваши европеизированные настроения на иностранном языке, то надо по крайней мере знать, как употреблять то или иное слово. В конце разговора Чжао обратился к Ни Учэну со щекотливым вопросом, который не рисковал задавать ни один из тех моралистов-праведников, благородных отцов семейства, что когда-то пытались его образумить.
— Вы заявили, что жена вам противна… Но почему же вы с ней произвели на свет двоих детей?..
Лицо Ни Учэна залил яркий румянец.
Совершенно ясно, сказал доктор, продолжая улыбаться, что вы человек не слишком порядочный, потому что издеваетесь над слабыми, над людьми еще более беззащитными, чем вы. Удовлетворяя свои физиологические потребности, свои животные инстинкты, вы пытаетесь доказать, что вы тем не менее намного выше и значительнее других. Вы не считаете вашу жену человеком. Вы полагаете, что она должна жертвовать ради вас всем, не получая взамен решительно ничего. «Путь Неба таит в себе массу потерь, а дар его незначителен» — так гласит поговорка, а у вас все наоборот: при малых потерях вы собираетесь получить большой дар. Не из Европы ли вы привезли с собой эту гуманность?
Сверкавшие глаза Чжао смотрели на собеседника с гневом. Он походил сейчас на ястреба, который нацелился на свою добычу — кролика. Однако лицо его по-прежнему оставалось доброжелательным, оно словно источало радость и удовлетворение, как будто доктор в данный момент находился на коктейль-пати где-то в Европе и собирался, чокнувшись с собеседником бокалами, пожелать ему здоровья. Вид странного лица доктора, выражавшего целую гамму чувств, пронзил Ни Учэна холодом.
Неужели он говорит от чистого сердца, вполне искренне? Уверенности в правдивости слов доктора у Ни Учэна не было. Он терялся в догадках. Почему все-таки доктор доволен своей личной жизнью, более того, он, кажется, вполне счастлив. Непонятно, что еще может добавить к сияющему над головой святого нимбу неграмотная рябая жена? А может быть, он просто скопец, как старые придворные евнухи? Он себя оскопил, чтобы, «очистившись», сделаться святым. Навряд ли! Евнухи испокон веков считались людьми презренными. Подтверждением может служить судьба даже такого человека, как Сыма Цянь[152], казавшегося в глазах обывателей опозоренным и униженным. Нет, нимб святого даруется тому, кто, умея сохранить свои желания, способен постоянно, ежедневно и ежечасно, подавлять страсти, а в конце концов их убить. Таким образом, сокровенный смысл всякой морали состоит в выработке рефлексов, которым обучал Павлов свою собаку. Такая подопытная собака успешно поддается дрессировке.
Ни Учэн вдруг вспомнил одно ухищрение ламаизма, о котором ему когда-то рассказывал приятель. Лама, дабы пройти в своем покаянии через искус, получает приказ вступить в связь с женщиной, однако через какой-то период времени он должен суметь перебороть свою страсть и условный соблазн. И тем самым приобщиться к святости. Только путем борений с самим собой, преодоления он может стать истинным ламой, а затем живым Буддой. Того, кто не проходит через этот искус, ждет крах.
Судьба кастрированного быка завиднее участи лам. Когда Ни Учэну было тринадцать, его двоюродный брат повел его к резнику, который кастрировал животных. Юный Ни Учэн собственными глазами увидел, как доморощенный ветеринар одним взмахом ножа отсекал молодым бычкам голубовато-белую плоть, покрытую ярко-красными нитями сосудов. После операции кастрированных бычков погнали на солончаковую низменность, где среди белых пятен проступавшей соли виднелись редкие кустики пожухлой травы, похожей на остатки волос, украшающих голову лысеющего человека. Бычки не издавали ни единого звука. Лицо мальчика сделалось пепельно-серым. Он ясно представил себе, как кто-то вскрывает чувствительную часть его тела, выдавливая из нее содержимое. Он почти чувствовал острую боль, вслед за которой приходит ощущение одеревенелости и пустоты. Ноги у мальчика задрожали, изо рта вырвался гортанный звук, и содержимое желудка исторглось наружу: лепешки с вареной рыбьей мелочью. Его штанишки мгновенно промокли, что вызвало дикую радость двоюродного брата, и тот долго хохотал над ним. Он и потом подхихикивал несколько дней подряд.
