Артур Хейли - Вечерние новости
Однако он предвидел, что ему будет трудно сладить с женщиной, а значит, потребуется посторонняя помощь и жесткие меры, чтобы заставить ее повиноваться. В помощники он выбрал Густаво и Рамона — он уже имел случай убедиться, что оба не церемонились с пленниками и сейчас не станут распускать сопли, какое бы наказание им ни пришлось применить.
Мигель решил, что сеанс видеозаписи состоится завтра утром.
С рассветом Джессика принялась за работу.
Вскоре после того как она, Энгус и Никки пришли в сознание, уже будучи в Перу, они обнаружили, что почти все содержимое их карманов, включая деньги, изъято. Осталось лишь несколько канцелярских скрепок, расческа Джессики и маленькая записная книжка Энгуса, которая лежала в заднем кармане его брюк и при обыске просто не была замечена. Под подкладкой куртки Никки они обнаружили шариковую ручку, завалившуюся туда сквозь дырку в кармане.
По настоянию Джессики записная книжка и ручка были тщательно спрятаны и извлекались из тайника только тогда, когда на дежурстве был кто-нибудь из “добрых”.
Вчера к Джессике перекочевали записная книжка Энгуса и шариковая ручка Никки.
Перегородки между клетками не позволяли пленникам что-либо передавать друг другу, однако Висенте, дежуривший в тот день, услужливо взял книжку с ручкой и отдал Джессике.
Джессика намеревалась набросать портреты тех, с кем ей за это время пришлось столкнуться, пока в памяти были еще свежи их черты. Она не была профессиональной художницей, но неплохо рисовала и не сомневалась, что ее портретные наброски будут более или менее соответствовать оригиналу, если, конечно, ей когда-нибудь доведется использовать их для опознания похитителей и остальных негодяев, так или иначе причастных к их нынешней беде.
Первый рисунок, над которым она трудилась со вчерашнего дня, изображал высокого, лысеющего, самоуверенного человека — Джессика увидела его, придя в сознание в первой темной хижине. Хотя в тот момент ее мысли еще путались, она все же помнила свою отчаянную мольбу: “Помогите.., пожалуйста, помогите.., скажите кому-нибудь…” Она ясно видела, что человек вдруг испугался, но потом так ничего и не сделал, о чем свидетельствовало их нынешнее положение.
Кто он такой? И почему там оказался? Раз он там был, значит, он связан со всей этой историей, и Джессика была уверена, что он американец. Даже если она ошиблась, все равно в один прекрасный день ее рисунок поможет его отыскать.
Когда набросок был закончен, на нем можно было узнать пилота, капитана Дениса Андерхилла.
Заслышав звуки шагов снаружи, Джессика поспешно сложила листок с рисунком и сунула его в лифчик. Ручку и записную книжку она спрятала под тонким матрацем на своих нарах.
Почти в ту же секунду появились Мигель, Густаво и Рамон. Все трое несли аппаратуру, которую Джессика сразу узнала.
— О нет! — крикнула она Мигелю. — Вы напрасно потеряете время, если станете это устанавливать. Никакой видеозаписи не будет — на наше содействие можете не рассчитывать.
Мигель не обратил на ее слова никакого внимания. Он не спеша установил “камкордер” на треножник и расставил лампы, подключив их через удлинитель. Шнур удлинителя тянулся из двери наружу, откуда донеслось тарахтение генератора. В следующее мгновение пространство перед тремя камерами ярко осветилось — лампы были направлены на стул, стоявший напротив “камкордера”.
Все так же неторопливо Мигель подошел к клетке Джессики. Голос его был холоден и тверд.
— Ты точно выполнишь все, что я тебе прикажу, сука. — И он протянул ей три написанные от руки странички. — Здесь то, что ты должна сказать, не убавляя, не прибавляя и не перевирая ни единого слова.
Джессика взяла листки, пробежала их глазами и, разорвав на мелкие кусочки, выбросила обрывки в щели между бамбуковыми прутьями.
— Сказала — не буду, значит, не буду. Мигель ничего не ответил — лишь посмотрел на Густаво, стоявшего рядом. И кивнул:
— Давай сюда мальчишку.
Джессика, еще секунду назад преисполненная решимости, при этих словах содрогнулась от страшного предчувствия.
Она увидела, как Густаво открыл замок, висевший на клетке Никки. Войдя внутрь, он схватил Никки, вывернул ему руку, вытолкал мальчика из клетки и подвел к камере Джессики. Никки, хоть и был явно напуган, молчал.
Джессику охватила паника, с нее полил пот.
— Что вы задумали? — спросила она звенящим голосом.
Ответа не последовало.
Рамон принес стул из другого конца сарая, где обычно сидел вооруженный караульный. Густаво пихнул Никки на стул, и двое мужчин стали привязывать его к стулу веревкой. Перед тем как связать Никки руки, Густаво расстегнул ему рубашку, Рамон тем временем раскуривал сигарету.
Поняв, что сейчас произойдет, Джессика закричала, обращаясь к Мигелю:
— Подождите! Наверное, я поторопилась. Пожалуйста, подождите! Давайте поговорим!
Мигель не ответил. Наклонившись, он поднял с пола несколько клочков бумаги, которые бросила Джессика.
— Целых три страницы, — сказал он. — К счастью, я предвидел, что ты можешь выкинуть какой-нибудь идиотский фокус, поэтому дал тебе копию. Однако ты сама определила число. — Он подал знак Рамону, показывая ему три пальца. — Queme lo bien… tres veces.[63]
Рамон затянулся, докрасна раскуривая сигарету. Затем, как будто отрепетировав заранее, быстрым движением вынул сигарету изо рта и прижал горящий конец к груди Никки. На мгновение мальчик онемел от неожиданности. Потом завопил от обжигающей, нестерпимой боли.
Джессика тоже закричала — диким голосом, со слезами, умоляя прекратить пытку, уверяя Мигеля, что она сделает все, что он скажет.
— Все! Все что угодно! Только скажите что! Но прекратите! Умоляю, прекратите!
Энгус бил кулаками о перегородку и тоже что-то кричал. В общем гвалте можно было расслышать лишь отдельные слова:
— Мерзавцы! Трусы! Вы же звери, нелюди! Рамон наблюдал за происходящим с легкой усмешкой. Он снова взял сигарету в зубы и сделал несколько глубоких затяжек, опять раскуривая ее докрасна. Когда сигарета как следует разгорелась, он еще раз прижег Никки грудь — уже в другом месте. И проделал то же в третий раз — Никки кричал уже во весь голос. Теперь его вопли и рыдания сопровождались запахом паленого мяса.
Мигель оставался холодно безучастным и внешне безразличным.
После третьего прижигания, выждав, чтобы шум немного утих, он объявил Джессике:
— Сядешь перед камерой и по моему сигналу начнешь говорить. Я переписал твою речь на карточки. Там то же, что ты только что прочла; карточки будут держать у тебя перед глазами. И чтобы все точно — слово в слово. Поняла?
— Да, — тупо ответила Джессика, — поняла. Услышав ее голос, срывающийся и хриплый, Мигель приказал Густаво:
— Дай ей воды.
— Не надо… — запротестовала Джессика, — лучше помогите Никки, сделайте что-нибудь с ожогами. Сокорро знает…
— Заткнись! — рявкнул Мигель. — Будешь приставать, мальчишке опять достанется. Он будет сидеть так, как сидит. Попробуй только еще раз вякнуть! — Мигель метнул взгляд в сторону тихонько всхлипывавшего Никки. — И ты заткнись! — Мигель повернул голову. — Рамон, держи наготове покер.[64]
— Si, jefe[65], — кивнул Рамон. Он затянулся, и конец сигареты вновь стал ярко-красным.
Джессика закрыла глаза. Она думала о том, к чему привела ее несговорчивость. Возможно, когда-нибудь Никки простит ее. И тут ее внезапно осенило.
Дома в Ларчмонте, во время их разговора в тот вечер накануне похищения, Кроуф рассказывал про сигналы, которые заложник, если его записывают на видео, может тайно передать. Главное, чтобы эти сигналы могли распознать дома. Кроуф вбил себе в голову, что в один прекрасный день его похитят и заставят говорить перед камерой. Однако нежданно-негаданно в этой роли оказалась Джессика, и теперь она изо всех сил пыталась восстановить в памяти эти сигналы, зная, что Кроуф увидит запись… Что же там было?
Она начала вспоминать разговор в Ларчмонте — а она всегда отличалась хорошей памятью… Кроуф говорил: “Если я облизну губы, это значит: то, что я делаю, я делаю против воли. Не верьте ни единому моему слову… Если я потру или просто дотронусь до мочки правого уха, значит: похитители хорошо организованы и отлично вооружены… До левой мочки — охрана здесь не всегда на высоте. Неожиданное нападение может увенчаться успехом… Кроуф говорил, что есть и другие сигналы, но не уточнил, какие именно. Значит, придется обойтись тремя, вернее, двумя, поскольку дотронуться она сможет только до одной мочки.
Густаво велел Джессике выходить. Ей хотелось броситься к Никки, но Мигель злобно смотрел исподлобья, а Рамон закурил новую сигарету. Встретившись глазами с Никки, Джессика увидела, что он все понял.
По указанию Густаво она опустилась на стул, стоявший под софитами, лицом к “камкордеру”. Густаво дал ей воды, и она покорно отпила несколько глотков.
