Павел Вежинов - Ночью на белых конях
Ангелина прекрасно видела, что за обедом брат почти не ел, но на этот раз не посмела ничего сказать. Да, видимо, и не было смысла. Она смутно догадывалась, что случилось нечто непредвиденное, что брата мучает какая-то темная и безрадостная забота. Но понимала, что спрашивать об этом нельзя, и тактично молчала. В конце концов какие недоразумения могут произойти между двумя взрослыми и разумными людьми? Что может им помешать? Конечно же, ничто.
Пообедав, Урумов по привычке прилег отдохнуть. И тут позвонил Сашо. Голос у него был спокойный, хотя и чуть торопливый.
— Извини, пожалуйста, дядя, что звоню в такое время… Знаешь, как с этими почтами? Пока взяли заказ, пока освободилась линия…
— Как Криста? — нетерпеливо прервал его Урумов.
— Очень хорошо! Все прошло, она, можно сказать, здорова!.. Нервы, конечно, не совсем, но… Это не имеет значения. После обеда ее выпишут, придется, несмотря ни на что, отвезти ее на машине в Казанлык.
— Ты должен был позвонить мне утром… И не заставлять меня сидеть тут и волноваться из-за вас.
— Прости, дядя! — пристыженно проговорил Сашо. — Но я тут по уши увяз во всякой всячине… Во-первых, надо было забрать машину. Ты себе не представляешь, на что она похожа — на раздавленную лягушку. Потом в автоинспекцию, еще куда-то, вообще — миллион всяких формальностей и объяснений… Не успел оглянуться.
— Когда вы вернетесь?
— Когда вернемся? — Сашо и сам этого точно не знал. — Я — скорей всего завтра. А Криста останется еще дня на два. В конце концов ее мать… — Он запнулся.
— Вы что? Хотите скрыть от нее, что у Кристы был выкидыш?
— Нет, конечно!.. Но они не хотят рассказывать об аварии. Нельзя, говорят, ее тревожить, хотя по-моему, что это за тревога — ведь все уже позади. К тому же Криста хочет вернуться поездом. Стоит ей сейчас увидеть грузовик или легковую машину, как ее начинает трясти.
— Могу себе представить, — заметил академик.
— Аврамов говорил с тобой?
— Да, позвонил, спросил о тебе… Но об остальном — ни звука.
— Силен! — удовлетворенно сказал Сашо. — Просто удовольствие работать с таким солидным человеком.
— Ты мне еще позвонишь до отъезда?
— Зачем?.. Приеду, и все. Дядя, у машины что-то капризничает задний ход. У твоего пенсионера, видно, склероз — как он умудрился испортить переключатель скоростей!
— Это неважно! — ответил Урумов. — Починим. До свидания, — добавил он и положил трубку.
Этого, конечно, следовало ожидать. В нынешнем мире разбитая машина гораздо важнее тревог какого-то старика дяди. В холл вошла сестра, подозрительно взглянула на него.
— Сашо звонил? — коротко спросила она.
— Сашо.
— А что понадобилось этому оболтусу в Карлове?
— Я ведь тебе говорил, — с легкой досадой ответил брат.
— Говорить-то говорил, но все-таки… И что там еще за выкидыш?
Урумов поморщился — лгать сестре было невыносимо.
— Лучше выкидыш, — неохотно пробурчал он, — чем сразу роды.
Он заметил, как сестра вздрогнула. Некоторое время она молчала, потом проговорила враждебно:
— От него всего можно ждать.
— Что ты от него хочешь, хороший парень.
В голосе брата звучала такая искренность, что Ангелина только махнула рукой и ушла. Академик снова прилег на кушетку. И сразу понял, что не уснет ни на минуту. Тяжело спать летом. Так и кажется, что лежишь в каком-то душном, потном и студенистом месиве, которое словно исходит из тебя самого. Урумов поднялся с кушетки так резко, что вновь почувствовал, как сердце пропустило несколько ударов. Все-таки нужно его щадить, это сердце, ведь за всю его жизнь оно не причинило ему ни малейшей неприятности.
Он работал, пока не стемнело и комнату не заполнили вечерние сумерки. Теперь было гораздо прохладнее, но он уже чувствовал себя усталым. Он написал строки, которых до него не писал еще никто на свете; строки о том, что было известно ему одному и что он, вероятно, скоро увидит своими глазами. Но хватит на сегодня. Завтра надо все переписать на старом «ремингтоне» и спрятать в папку. Когда приедет Уитлоу, все материалы должны быть вполне готовы.
Но вечером он почувствовал, что страдание вновь сжимает ему сердце. Обстоятельства как будто складывались не совсем так, как казалось ему вчера вечером. Есть разница между существованием и присутствием, и эта разница зовется старым безвкусным словом «томление». Словно это белые кони звали его куда-то — тот, поднявший к небу свои чуткие, изящные ноздри. И тот, второй, повернувший голову, может быть, потому, что был чем-то напуган или ему не хватало сил. Но они все же были вместе. А он — один. И это не случайно. Он остался один в тот страшный вечер, когда отец позвал его к себе в кабинет. Хотя и не окончательно, хотя и сохраняя каплю надежды. Вот от этой-то ничтожной, крохотной капельки он никогда не мог избавиться. Потому что в ней заключалась его жизнь, его приговор.
Около десяти часов он с тяжелым сердцем вышел в холл. Зачем обманывать себя, что ему хочется включить телевизор? Не телевизор ему нужен, нужно просто снять трубку. Такое простое и легкое действие, доступное даже самым слабым и беспомощным. Да, особенно им. Он сидел в удобном кресле и с горечью смотрел на черный телефон, свернувшийся, словно кошка, на старинном столике. Нет, он не снимет трубку. Теперь он был в этом вполне уверен. Какое значение имеет, слаб человек или силен. Чувство собственного достоинства само по себе уже сила и в то же время — тюрьма.
На следующее утро он проснулся рано и с какой-то особой жадностью взялся за работу. И работал, пока к нему не приехал Аврамов. Разыгрывать этюды не понадобилось — некому было обращать на них внимание. Аврамов и без того задыхался от волнения. Торопясь, он изложил академику свою идею не механической, а биохимической очистки материала — «до абсолютных ста процентов», как он выразился. И лишь после этого решился рассказать о мышах. Слава богу, умерли только три, все остальные чувствуют себя вполне удовлетворительно. Оба увлеклись и обсуждали аврамовскую идею почти два часа. Но сейчас Урумов не был ни встревожен, ни подавлен. Он был полон надежд.
— Мне кажется, что Уитлоу об этом тоже кое-что знает, — сказал Урумов. — Он несколько раз упомянул, что в будущем можно рассчитывать на чистые материалы.
— Вы думаете? — спросил Аврамов, неприятно пораженный.
— Это только мое предположение, — ответил Урумов, которого его тон заставил спохватиться. — А то, что сделал ты, — факт, и факт поразительный! Главное — своей простотой.
— Да, вы правы, — совсем уныло отозвался Аврамов. — Уитлоу — большой ученый, вероятно, эта простая мысль, как вы сказали, давно уже пришла ему в голову.
Урумову стало совсем его жалко.
— Наверное, он имеет в виду новую центрифугу, — сказал он. — Потому что в письме он ни на что другое не намекает.
Лицо Аврамова слегка прояснилось. Он уже собрался что-то ответить, но тут зазвонил телефон. Все еще думая о разговоре с Аврамовым, академик взял трубку.
Звонил Сашо. Голос его звучал ясно, хотя чуть смущенно и виновато.
— Я говорю из Казанлыка, дядя… Могу тебя порадовать. Сегодня утром мы с Кристой поженились… То есть, я хочу сказать, зарегистрировали свой брак.
— Почему так внезапно? — спросил академик.
Сашо, вероятно, поразил тон вопроса, который со стороны мог показаться вполне равнодушным. По-видимому, он ожидал, что дядя будет прыгать от радости.
— Я и сам не знаю, — ответил он как-то растерянно. — Просто сегодня утром нам пришла в голову эта идиотская мысль. И в одиннадцать часов все было кончено. Я должен был что-нибудь сделать для нее, дядя… После всех обид и страданий, которые я ей причинил.
— Только поэтому?
— А, нет, конечно… Ты же знаешь, дядя, что лучше и симпатичней жены, чем Криста, мне не найти.
— Прекрасно знаю! — ответил академик вполне естественным тоном. — Но ты-то знаешь, что для тебя это навсегда?
— Нечестно, дядя! — попытался пошутить Сашо. — Разве можно так пугать человека в день свадьбы?
И он засмеялся в трубку, как показалось Урумову, немного нарочито.
— Я не шучу, мой мальчик… Ты должен знать это очень хорошо. И с самого начала.
— Я знаю, дядя.
— Что ты знаешь? — нетерпеливо спросил академик.
— Знаю, что Криста слабенькая. И что ей не по силам тяжелые удары.
— Кажется, ты действительно понял самое главное. Ну что ж, поздравляю. У меня есть замечательный подарок для твоей жены.
Горло у него перехватило.
— Спасибо, дядя. И вот, между прочим, еще почему я тебе звоню. Мы задержимся здесь на несколько дней, как положено молодоженам… Так что ты скажи Аврамову.
— Ничего нет легче, он сейчас здесь.
— Вот как? А что с мышами?
— Живут.
— Ну, слава богу… Привет ему от меня. Кроме того, придется тебе позвонить ее матери…
— Насчет аварии?
