Михаил Белозеров - Река на север
Он вдруг понял, что она перестала быть для него Королевой, а стала просто Ветой Марковной Барс.
— Боже! — Изюминка-Ю ткнулась ему в плечо. — Чего она от тебя хотела? Чего?
* * *— У меня есть материал, раскрывающий гибель тележурналиста, — сказал Иванов.
— О его безутешной вдове?! — хохотнул в трубку редактор.
"Откуда вы знаете?" — чуть не спросил Иванов.
— Ладно, тащите, — согласился редактор, и Иванов даже в трубку услышал, как он скребет щетину. — Завтра на площади... как ее?.. Свободы... в девять.
Он подкатил на модном легком броневике, разрекламированном с пышной изящностью в прессе: восьмиллиметровая лобовая броня, станковый пулемет с комплектом патронов на полчаса непрерывного боя; в амбразурные щели глядели хитрющие глаза:
— Ну что же вы?! Залезайте, залезайте!
На этот раз ширинка у редактора оказалась застегнутой, и он был даже причесан.
— Хотите? — Он протянул садящемуся Иванову жестянку. — Воспользовался вашим советом.
— Водка? — спросил Иванов.
— Закуски только нет.
— Не беда, — ответил Иванов.
Водка оказалась холодной. С минуту он разглядывал прохожих, а редактор шелестел бумагой.
— Если тот человек не перейдет дорогу, значит, по нашу душу, — сообщил редактор, оторвавшись от папки и кивая на перекресток, — у меня хороший нюх.
Человек в костюме дождался зеленого света и скрылся в магазине.
— Родился евреем. Тут уж ничего не поделаешь, — оборачиваясь, произнес редактор. — Все время трясусь от страха.
"Они осторожнее, чем я думал", — понял Иванов.
— Надо отъехать, — решил редактор.
Они развернулись на площади и встали за тополями, напротив гостиницы. Редактор снова углубился в чтение.
— Почему вы не уехали, как все? — У Иванова в голосе едва не прозвучало сочувствие. Впрочем, вряд ли оно нужно было редактору.
— Как все? — Редактор презрительно хмыкнул. — Вы же меня знаете: это не решение проблемы. — И добавил через минуту: — Все начинается с родины: маленького домика в провинциальном городке, десятка надгробий с еврейскими именами, которых, кстати, не чурались до двадцатых годов. Ничего не попишешь, в общем, жизнь запутала... И это тоже... Где вы это взяли?
— Дал слово одному генералу...
— Бросьте!
— Господину полицмейстеру!
Господин редактор затрясся мелким смехом. Его тело трепетало, как студень.
— Вначале надо было посоветоваться с умными людьми! — заявил он, вытирая слезы. — Думаю, господин полицмейстер просто использовал вас для отвлечения или еще для чего-нибудь. — Он потряс папкой: — Эта информация уже устарела.
— Почему? — удивился Иванов, и него пересохло в горле.
— Потому что Второй Армейский Бунт уже начался. — Господин редактор торжествующе умолк.
На площадь перед Метроградом выползали танки. Из машин выскакивали солдаты с желтыми повязками на рукавах. Между ними метались беспомощные горожане.
— Пять выпусков я был вполне лоялен. С меня взятки гладки, а вам советую сделать ноги, если вы замешаны в таком деле. На этот раз они не будут церемониться. Второй репетиции не предвидится. Ни сегодня, ни завтра... Надо успеть.
Иванов наконец пожал плечами:
— Какое мне дело...
Им вдруг овладела апатия. Все оказалось напрасным.
— Политика — грязная штука, — сочувственно заметил главный редактор, — но не настолько, чтобы об этом забывать, придется менять место жительства. Газету наверняка сразу же закроют.
— Как-то на вас не похоже, — заметил Иванов, думая о своем.
— Жить тяжело. Особенно последнюю тысячу лет, — изрек редактор. — И все-таки это шпик, — забеспокоился он.
Человек вышел из перехода и поискал их глазами.
— Не волнуйтесь, похоже, он водит меня. — Иванов попытался его успокоить.
— Мог бы и поумнее, — заметил редактор, — набирают новичков...
— Где же они возьмут профессионалов, — согласился Иванов.
— А вот и они, — сказал редактор.
— Где, где? — спросил Иванов.
— Х-х-х... Видите, в телефонной будке? Думаете, он разговаривает? А второй, в паре с ним, дежурит у ворот. Вот, пошли.
Человек вышел из будки и присоединился ко второму. Они купили мороженое и сели на скамейку.
— Что-то не верится, — сказал Иванов.
Редактор хмыкнул:
— Когда пойдете, посмотрите в витрину.
— Зачем? — спросил Иванов.
— Экий вы дилетант, — заметил редактор. — Сами увидите. Пора убираться. — Он завел мотор.
Через площадь в сторону Софиевской бежали какие-то люди. Из проспекта выкатил бронетранспортер и дал очередь по гостинице. В воздухе поплыли облачка пыли. В грохоте стрельбы не было слышно, как разлетаются стекла.
Дверцы с обеих сторон машины распахнулись. Какие-то люди в масках протянули к ним руки. Последнее, что Иванов увидел, были ноги редактора, мелькнувшие в воздухе.
* * *До вечера он, как и десяток других арестантов, лежал в кузове машины под охраной человека в маске, который явно скучал и развлечения ради следил, чтобы никто не поднимал головы. Потом их повезли. Тысячи битов информации в виде магнитных лент валялись на мокром асфальте. В воздухе мелькала обгоревшая бумага — жгли санкюлотские книги. Потом они попали в дурно пахнущее облако, и Иванов понял, что горят аптечные склады. В какой-то момент ему удалось незаметно повернуть голову и сквозь решетку бортов в свете горящих домов он увидел маленького человека, мчащегося в открытом пикапе сквозь дым и пламя. С удивлением узнал господина Ли Цоя. От господина Ли Цоя месячной давности его отличал защитный цвет рубашки, повязанный на шее платок и сапоги на высоком каблуке. На боку висел пистолет в кобуре из желтой свиной кожи. Люди рядом с ним раздавали оружие клериканам.
* * *Впервые за много дней он проснулся от незнакомых звуков. Он давно привык с шагам подвального или заключенных, которые тащили свои параши в выгребную яму.
В коридоре раздался смех и звуки шагов.
— У нашего народа. — Услышал он за дверью. — Страсть делать свалку на любом свободном месте!
Засмеялись дружно и подобострастно — даже не в ответ, а в сопровождение фразы, словно возвеличивая ее смысл и тембр голоса.
— Так, что у нас здесь?
Щелкнул ключ, и во главе свиты, в сопровождении сонма черных бабочек вошел господин Ли Цой. Иванов с трудом узнал его — он заметно поправился и стал лощеным, как домашний кот.
Вперед выступил господин Дурново, прочитал, подслеповато вглядываясь в папку:
— Иностранец... Личность неизвестна... Данных нет...
— Н-н-н-да... — Господин Ли Цой равнодушно внимал ему. — Должно быть, шпион, — заключил он. — Выяснить!
— Слушаюсь. — Господин полицмейстер вытянул руки по швам, щелкнул каблуками, и свита вышла вон. В задних рядах добродушно балагурили.
* * *Заскрипел ключ, и дверь открылась. Господин Дурново просунул в щель нос: "Ну и запах!" Протиснулся, задыхаясь.
— Вы слышали, ваши дела дрянь.
— Не может быть! — удивился Иванов.
— К сожалению. Начинают расстреливать заключенных.
— Мне тоже это грозит? За три месяца меня ни разу не допрашивали.
— Новая власть не может рисковать. Все равно вы для нас лишний свидетель.
— Я и предыдущую не жаловал, — сознался Иванов.
— Нам на это наплевать. У вас богатое прошлое. Но теперь моя пора. — Господин Дурново расплылся в улыбке: — Услуга за услугу.
— Я очень признателен, — ответил Иванов, ничего не понимая.
— Одевайтесь. Пока вы сидели, наступила осень. — Дурново бросил на табурет флотскую шинель. — На улице холодно. Всего лишь в чине капитан-лейтенанта.
— Сойдет, — сказал Иванов. — И все-таки? Скажите мне правду.
Господин полицмейстер почесал затылок. Его мундир — не первой свежести — так же, как и его хозяин, был заражен сомнениями. Впрочем, всегдашние бабочки отсутствовали напрочь.
— Общепринятая практика. Прием. Нужен был человек, который был бы манком для моего помощника и для всех остальных, чтобы отвлечь от других планов. Вы справились блестяще. Он даже задействовал инкубов, чтобы проследить за вами.
— И такое есть? — спросил Иванов.
— У нас все есть, — гордо произнес господин Дурново.
— А... — удивился Иванов.
— К сожалению, согласно тайному портификулу, из-за этого вы подлежите пожизненной изоляции.
— Что это значит? — спросил Иванов.
— Высшая мера. Для соблюдения государственной тайны.
— Где Изюминка-Ю? — спросил он тогда, ставя на себе крест.
— Там, куда вы ее отправили, — горделиво ответил господин Дурново. — Одевайтесь, одевайтесь. На всякий случай я достану револьвер, — объяснил он.
— Делайте все, что положено в таких случаях, — согласился Иванов.
