Борис Пугачев - Зеркало для слепого
— Не беспокойтесь. Я чувствую себя хорошо — отказался Родик. — Не надо никакого врача. Давайте лучше выпьем за то, чтобы в любимом мной Таджикистане установились мир и законный порядок.
Со всех сторон послышались одобрительные слова, а Председатель расцветил тост длинной тирадой о братском русском народе и его положительной роли в истории Таджикистана.
Тост перерос в обсуждение таджикско-российских отношений, захвата в Бадахшане в плен российских солдат и диверсии на складах двести первой дивизии. Казалось, о Родике забыли. Однако, когда Председатель и его сопровождающие собрались уезжать, появился Нурмат. Он сообщил, что доставил врача. Несмотря на протесты Родика, председатель решил задержать свой отъезд до вердикта эскулапа. Тот осмотрел Родика и сообщил, что признаков сотрясения мозга он не видит, а гематома скоро пройдет. Поэтому большого повода для волнений нет.
Все собрались и поехали провожать председателя, а потом вернулись к дастархону.
Родик, сидя рядом с Абдулло Рахимовичем, поинтересовался дальнейшими планами.
— Уважаемый, Родион Иванович, вы наш самый почетный гость! Надеюсь, вы это ощущаете. Я хочу показать вам свои владения. Завтра мы приглашены на большое торжество. У командира подразделения имени нашего героя Файзали Саидова юбилей. Кстати, он додар[74] нашего героя. Очень уважаемый человек. Туда приедет все руководство Республики, и не быть там я не могу.
— Я не готовился к столь длительному пребыванию. У меня даже сменной рубашки с собой нет, не говоря уже обо всем остальном. В таком виде…
— Это не беда. Вечером отдадим в стирку-глажку. Женщины все сделают. Надо новое — купим. Не беспокойтесь.
— Файзали — это который был у Сангака правой рукой? — задал Родик давно интересующий его вопрос.
— Да, это он. Исламисты — псы поганые — весной предательски убили его, когда устроили ловушку Сангаку. Вы, кстати, наших героев видели, когда гостили у меня на родине. Они тогда были ничем не примечательны, а в смутное время практически возглавили страну.
— С Сайгаком я познакомился существенно раньше и оказал ему еще тогда значительную услугу. Он ведь был уголовником…
— Люди меняются. Особенно в критические моменты. Ваш национальный герой Котовский тоже был уголовником, а революция его перековала. Да и вождь народов был не без черных пятен. У нас на Востоке это вообще в традиции.
— Я не к тому. Обсуждать робингудство сложно. В той ситуации он повел себя порядочно. Более того, когда уже стал лидером, не забыл своих обязательств. Это длинная история. Я вам как-нибудь расскажу. Как они все же погибли?
— До сих пор точно не известно. Много версий… По поводу гарантийного письма — не волнуйтесь. К нашему возвращению в город все будет готово.
— Спасибо, — поняв, что затронутая тема не нравится Абдулло Рахимовичу, поблагодарил Родик. — Отдельное спасибо за экскурсию на Нурек. Очень красиво. Величественно.
— Самая высокая плотина в мире. А город там какой красивый! Вы знаете, что вовчики пытались ее взорвать? Погибли бы все. Там воды — миллиарды кубометров. Вот какие они. Им на Республику наплевать. Не может быть им пощады. Недавно в Ленинском районе убили наших товарищей, над телами глумились. Они ведь концлагеря создали. Пытали. Даже женщин и детей. Знаете, они беременным женщинам животы вскрывали и плод выдирали на глазах их мужей. Уши и носы отрезали, глаза выкалывали. Людей живьем закапывали. Кожу с живых сдирали. Зверства эти на кино снимали. У нас есть эти материалы. Фашисты такого не делали. Звери… Шакалы.
— Ужас. Таджики, я считал, на такое не способны. Мирный, добрый народ.
— Это не таджики. Это выродки. Я вам копии с их видео дам. В Москве посмотрите. Может быть, кому-нибудь из руководства покажете, а то у вас там не все понимают. Колеблются. Идет разговор о пересмотре наших хороших отношений. Придумали какое-то таджикское правительство в изгнании. Борис Николаевич с этими подонками общается. Газеты ваши демократами их называют. Пусть посмотрят на зверства этих «демократов» исламисткого толка. Мы не против ислама. Мы против тех, кто свою пакость исламом прикрывает.
— Да-а-а. Сложно все. Мне тоже даже из Душанбе все в ином свете виделось. А в Москве информации вообще очень мало. Пресса у нас теперь свободная. Дал денег — напишут что хочешь. На них вообще не стоит обращать внимания. Съемки я посмотрю. На телевидении покажу, у меня там приятели работают — порядочные и честные люди.
— Хоп. Пора нам искать место для ночлега.
— Можно вернуться туда, где мы уже ночевали? Тут вроде не очень далеко.
— Нельзя. Больше одного раза на одном месте нельзя. Опасно. Поедем в другой район.
Ночь Родик снова провел на столах, с той лишь разницей, что на этот раз в комнате разместились много людей. В небольшом здании, служившем когда-то то ли школой, то ли клубом, других свободных комнат не нашлось. Не зная об этом, Родик потыкался в несколько дверей, надеясь обнаружить более уютную «спальню», но одни двери были заперты, а за другими царил страшный хаос, созданный нагромождением предметов самого различного назначения.
Перед тем как лечь спать, соорудили дастархон и, беседуя ни о чем, под холодную баранину с лепешками выпили почти ящик «арака руси»[75] душанбинского розлива.
Поэтому, или от усталости, заснули быстро. Проснулся Родик от острой боли в голове. Вероятно, во сне он ударился обо что-то тем самым местом, куда попала фаната. Он перевернулся на живот и постарался опять заснуть. Однако это не получилось. Неприятные запахи давно немытых мужских тел, водочного перегара, портящихся продуктов, усиленные духотой, раздражали. Не хватало воздуха из-за появившихся симптомов клаустрофобии, вызванных отсутствием каких-либо признаков света. Довершали все многоголосый храп и невозможность определить время. Родик слез со столов и на ощупь двинулся в том направлении, где, по его расчетам, находился выход. Несколько раз он натыкался на какие-то предметы, но, наконец, нащупал стену и по ней дошел до двери. В коридоре было душно, но дышать стало легче. В дальнем конце что-то мерцало. Родик пошел туда и увидел на стульях мужчин с автоматами. Приглядевшись, в одном из них узнал Салима.
— Спим на посту? — полушутя спросил Родик. — Как дела?
— Нормально, муаллим. Что не спите?
— Душно в комнате. Здесь лучше дышится.
— Присаживайтесь, — уступая свой стул, предложил Салим. — Слышал о происшествии. Как ваше здоровье?
— Шишка на голове побаливает, а так все в порядке.
— Вас Аллах сберег. Это гармские вовчики. У афганцев таких гранат уже давно нет. Старые образцы.
— Откуда здесь афганцы?
— Граница рядом. Да и не граница это. Все туда-сюда ходят. Афганские военные очень часто. Они для этого специально целую дивизию на границе держат. Зайдут, убьют, уйдут. Тут еще цену на хлеб почти в восемь раз увеличили. Люди к вовчикам потянулись. Те муку стали раздавать. Может, кого и наняли. Теперь за буханку надо почти двести рублей платить. Таких денег ни у кого нет. Да и вообще денег в кишлаках нет. Вот людей вовчики и подбивают. Может, думали, что в машине амак или кто-то из гостей едет.
— Может… Светать должно, — посмотрев на часы, заметил Родик. — С вашей светомаскировкой счет времени потерял. Пойду на свежий воздух.
Родик направился было к входной двери, но Салим остановил его:
— Муаллим, не надо идти на улицу. Я принесу вам воды, и вы умоетесь здесь. Вы правы, окна уже можно открыть. Вам будет светло и приятно.
— Тут умываться негде. Все удобства там, на улице. Я вчера вечером ими пользовался, — возразил Родик.
— Вчера можно. Сегодня опасно. Все уже знают, что мы здесь. Амак велел вас беречь. Достаточно вчерашнею происшествия. Хочатхона за этой дверью, а умываться будем в том углу. Мы все обустроили. Я пойду за водой и полотенцем.
Родик открыл дверь и увидел импровизированный туалет, состоящий из двух ведер: пустого и наполненного водой, на поверхности которого плавал ковшик. Несложную восточную логику такого туалета Родик осознал сразу и живо представил, что здесь будет, когда все проснутся. Он несказанно обрадовался тому, что стал первым посетителем.
Родик заканчивал бриться, когда в коридоре появился тот самый мужчина, чьи внешность и одежда привлекли его внимание еще позавчера. Этот незнакомец будил в голове Родика мучительно неуловимые ассоциации. Подойдя, он вежливо поздоровался и застыл в выжидательной позе. Родик обернулся, чтобы ответить на приветствие, и, наконец, понял, на кого тот похож. Он имел чрезвычайное сходство с одним из портретов, сделанных Александром Николаевичем и недавно подаренных Родику в виде листка из новой газеты «Человек и право». Александр Николаевич вел в этой газете рубрику под странным названием «Лики знакомого лика», где помещал портреты выдающихся современников — от Солженицина до Клинтона. Последняя серия (или «сюита» — как говорил художник) рисунков была посвящена Ирану. Кого изобразил на одном из них Александр Николаевич, Родик не помнил, но изображенный поразительно походил на стоящего рядом мужчину. Поэтому, отвечая на приветствие и сетуя на неудобства, Родик про себя прозвал мужчину «иранцем».