Максим Кантор - МЕДЛЕННЫЕ ЧЕЛЮСТИ ДЕМОКРАТИИ
8. Обман
Наконец, слово «коммунизм» употребляют без внятного смысла, как ругательное, как символ фанатизма и обмана: вот, посулили людям счастье — а что вышло? Отсюда известные строки советского диссидента Галича «бойся того, кто скажет: я знаю как надо». Вообще говоря, и Христос, и Будда говорили, что они знают — как надо; получается, что веры им больше нет. У поэта (как свойственно диссидентам) вышла какая-то свободолюбивая неразбериха, но в целом ясно: заманят и обманут, а мы хотим простой реальности без фантазий. Именно этот подход к проблеме и стал самым распространенным. Советские экономисты-социологи переходного периода так и рассуждали: что вы вилами на воде пятилетки рисуете? Мы реальность в простых цифрах покажем — и нечего с пятилетками лезть. Руководствуясь этой установкой, выбирали капитализм как безальтернативную модель развития: трудно, зато без обмана. Однако обманулись.
9. Абстракция
Можно ли, на основании разных ипостасей, вызвать единый образ понятия? Является ли феномен коммунизма столь же неслиянно-нераздельным, как догмат Троицы? Практиками (Сталиным, Мао) коммунизм рассматривается как государственная структура, критиками «закрытого общества» отмечается государственный диктат, а для теоретиков — отмирание государства есть условие коммунизма. Современный капитализм только и занят тем, что размывает границы государств для удобства бизнеса — но коммунизмом от того не становится. Борцы с глобализацией противопоставляют ей национальные интересы. Капиталисты тем самым делаются адептами интернационализма, а коммунисты должны бороться за национальное самосознание. Тьма противоречий.
Что есть коммунизм — вера, наука, сопротивление, мораль, идеология? Можно согласиться с тем, что на определенном этапе идеология выступает как субститут религии, но наука никак не может быть субститутом морали.
Если суммировать противоречия механически, сложить в одно невнятное тело, то возникнет абстрактный образ коммунизма — который очень опасен на практике. В сущности, рядовой член КПСС именно такой образ абстрактного коммунизма и воплощал, его именем действовал. Поскольку в абстракцию по определению заложено множество противоречий, легко отыщется возможность для борьбы с уклонистами, ревизионистами и врагами народа. Колебался вместе с линией партии — дивная формулировка.
Человеческие характеры, явленные абстрактными коммунистами, отвратительны. Абстрактные убеждения конвертировались в конкретную власть. Именно такие персонажи и переняли впоследствии либерально-демократическую риторику, заменив ею коммунистическую. Это очередная абстракция, удобная сегодняшнему начальству.
10. Нравственный императив
Невозможность смириться с тем, что твое благополучие есть причина беды соседа — это не коммунистический, это гуманистический принцип. Очевидно, что в реальности этот принцип не соблюдается.
Коммунизм мог бы рассматриваться как условие гуманизма (то есть человеколюбия), однако коммунистические идеологи часто подменяют одно понятие другим. Собирались делать добро всем — сделали некоторым, а прочих объявили врагами. Это нечестно. Коммунизму предъявлено обвинение в нарушении прав человека, то есть основ цивилизации.
Обычно, борясь с режимом, оппозиционеры апеллируют к общечеловеческой морали — а когда приходят к власти, понятие «справедливость» конкретизируют. Так в свое время поступили большевики. Так и жупелу коммунизма противопоставляли идею абстрактной демократии — но, едва коммунизм пал, потребовалось понятие демократии конкретизировать и объяснить дуракам, что демократия — это не пряники.
Всякая идеология присваивает себе право на гуманизм: коммунизм не в большей степени, чем капиталистическая цивилизация или Третий рейх. Разница в том, что коммунизм сулил благо всем, а фашизм был придуман, чтобы продлить век западной цивилизации, продлить то состояние мира, когда свобода — есть предмет торговли, и великий принцип обмена написан на воротах в концлагерь: «Труд делает свободным». Коммунизм обозначал предел цивилизации, за которым труд на свободу не меняют, напротив: труд есть привилегия свободного.
Коммунизм обманул человечество — но разве демократия не обманула? Советский лагерь не лучше гитлеровского, оправдания палачам нет. Но, сравнивая Соловки и Бухенвальд, стоит добавить в список резню в Корее или в бельгийском Конго. Упрек коммунизму справедлив: гуманизм не расцветет в казарме. Но и в колониях гуманизм не цветет. Если уж нет прощения убийцам — то никаким.
Очевидного противоречия в стратегии Черчилля, Сталина и Гитлера не было. Каждый лидер готов был жертвовать жизнями людей ради исторической задачи — господства того общества, которому служил. Вряд ли цивилизация, которую представлял Черчилль, гуманнее иных, участвовавших в споре. Во всяком случае, опыт колонизации говорит обратное. Не в меньшей степени, нежели Ницше, учителями Гитлера были Томас Карлейль и Хьюстон Чемберлен и, если бы Гитлер победил Россию, то, вполне вероятно, сумел бы договорился с Британией и Америкой, как, собственно, и собирался. И та, и другая программа (империалистическая и фашистская) основывалась на понимании истории, трактованной в соревновательном, рыночном ключе (то есть на господстве белой расы и удержании этого состояния в мире). И та, и другая программа были озабочены экстенсивным развитием цивилизации (называя это — то неизбежным развитием демократии, то национал-социализмом, то прогрессом, то величием расы, то бременем белых).
В сущности, для коммунизма — никакая цивилизация не является благом, и участие коммунизма в этом историческом конфликте — случайно. Показательно, что роль России в той войне забыта или почти забыта. Один проект цивилизации победил другой, исследователи именуют коммунистические утопии — диверсиями против цивилизации, и это справедливо. Впрочем, и сама цивилизация — весьма плотоядная особа: без помощи коммунизма она уничтожает вокруг себя все, что не входит в ее структуру — взгляните на карту. Основной товар цивилизации — право; цивилизация торгует гуманизмом (свободой, законом, правами человека), как некогда огненной водой: использует его как меновую стоимость — и взамен требует жемчуг. Разумеется, монополию на гуманизм цивилизация не уступит.
На протяжении двадцатого века именно коммунизм дважды остановил экстенсивное развитие цивилизации: во время Первой мировой — русской революцией, и во время Второй мировой — миллионами русских жизней. То, что сам коммунизм был представлен худшей из своих ипостасей (казарменной империей), не способствовало торжеству гуманизма. Боролись за гуманизм — но боролись отнюдь не гуманисты. Разрушение такого коммунизма было благом. Однако то, что сейчас коммунизм повсеместно побежден, открывает возможности для нового фашизма (иначе: нового цивилизаторского проекта). И по-другому, вероятно, быть не может.
11. Коммунизм и демократия
В словаре двадцатого века эти понятия умудрились стать едва ли не полярными, хотя это противоречит логике. Последовательно рассуждая, из принципов народовластия можно вывести коммуну — но в истории этой логикой не воспользовались. Напротив, одно понятие подменяли другим, словно один образ народовластия ревновал к другому.
Тот факт, что либеральные демократы противостояли казарменному коммунизму, привел к терминологическим казусам. Возникло как минимум два демократических сценария: социалистическая демократия спорила с капиталистической демократией — какая из них подлинная. Непонятно, как могли одновременно существовать две полярные демократии — демократия, основанная на частной собственности, и демократия, основанная на государственной собственности. Если добавить сюда и то, что примером демократии до сих пор является античный полис, устроенный на основе рабовладения, — возникает изрядная путаница. Также и национал-социалистская партия в Германии пришла к власти демократическим путем, и опиралась на волю народа. Очевидно, что практика демократии разнообразна, не всегда привлекательна (демократическим голосованием приговорили к смерти Сократа и ввели войска в Ирак), но принято считать, выражаясь словами Черчилля, что «хотя у демократии много изъянов, лучше строя не существует». Это бездоказательное положение сродни ленинскому тезису о коммунизме: «учение Маркса всесильно, потому что оно верно». И это — далеко не единственное заимствование.
В конце XX столетия миф о демократии как венце достижений европейской цивилизации стал играть роль мифа о коммунизме. Можно сказать, что мифологическое сознание европейца, пресытившись одним мифом, заменило его другим — не заботясь об оригинальности. Так и римская мифология нисколько не рознилась с мифологией греческой, хотя государство, построенное на основе этой мифологии, отличалось от греческих полисов изрядно. Имперский размах придает старому мифу совершенно новое звучание, и, заимствуя конструкции, наделяет новым, рабочим содержанием. Например, заимствовав идею коммунистического интернационала, демократическая мифология создает идею глобализации. Это тоже интернационал, но не трудящихся, а капиталистов, хотя обаяние мифа сохраняется. Как и миф о коммунизме, миф демократический отсылает слушателей к идеалу, однако в отличие от коммунистической легенды — легенда демократическая объявляет идеал существующим, его лишь требуется внедрить повсеместно. Трудности, которые коммунистическая идеология оправдывала временем (еще потерпим, и тогда), идеология демократическая оправдывает пространством (завоюем всех, и уже потом).
