Эмэ Бээкман - Возможность выбора

Хельги вздохнула и тупо уставилась перед собой.

Моноспектакль еще не окончен, поняла Сильвия. Она сыта всем этим по горло, не было даже сил поднести чашку ко рту.

Зато Хельги распирало от энергии, накопленной под ярким солнцем далекой южной страны; она открыла рот и начала с новым азартом:

— Беда с этими эстонскими женщинами! Бесчувственные и покорные, ни тебе страсти, ни тебе порыва! Настоящая женщина мгновенно почувствует, если мысли ее мужа заняты другой. В таких случаях нельзя медлить ни минуты, дорог каждый миг. И она кидается в бой! Классики правильно говорят: жизнь — это борьба, вы согласны с этим? Умная женщина немедленно выяснит личность своей соперницы. Все сложилось бы иначе, если бы вы разыскали Дагмар и попугали ее.

— Попугала? Вы же сами восхваляли ее бесстрашие!

— Я так и думала, что совет попугать вы воспримете как вульгарную угрозу отомстить ей. На жизнь надо смотреть философски. Напугать ее надо было, раскрыв перспективу, которая ее ожидает! Молодой человек не видит дальше своего носа и не догадывается, что большая разница в возрасте даст себя почувствовать довольно скоро. Долго ли сможет старый конь бежать наперегонки с резвым жеребенком! Вашим долгом было объяснить Дагмар, что жизнь дана не для того, чтобы ее транжирить! А если бы упрямая Дагмар воспротивилась, вы должны были изменить тактику. Знаете ли, — Хельги снова заговорила доверительно, будто Сильвия ее добрая старая знакомая, — самое страшное в том, что Дагмар в точности повторила ошибку моей молодости. Отец Дагмар был тоже старше меня лет на двадцать. Не хочу даже вспоминать, как я разочаровалась в нем после двух-трех лет семейной жизни. Гляну на него — самой себя жаль становится, — рядом со мной семенит какой-то дедуля. Старик стариком. Что бы ни делал, всего боялся и во всем сомневался — так ли он поступает. И никуда ему неохота было ходить — ничто его не интересовало. Одного желал — чтобы его оставили в покое и он мог бы часами просиживать в кресле и читать. Его любимое кресло было накрыто овечьей шкурой, которая лысела все больше — как и его макушка. Я рвалась на люди, он торчал как куль в углу. Довольно скоро здоровье у него совсем сдало, я не стала возиться с ним, подала на развод. Господи, до чего же он был жалок! На суде я наврала, что у меня были любовники и что я одна во всем виновата. У него подбородок дрожал, когда — людям на смех — говорил, что готов мне все простить, пусть нас только не разводят. Судья, вредная старуха, назначила нам два месяца на размышления — авось помиримся. Чего мириться — мы ведь и не ссорились, просто невозможно было жить вместе. Дагмар было три года, когда я окончательно разошлась с ее отцом. Вы думаете, мне было легко? Несколько лет жизни кошке под хвост, ребенок на руках — как начинать все сначала? Сколько лет мне пришлось ждать счастливого случая, который свел меня с Гурамом! Мне было уже тридцать пять. Переживала я страшно — рядом со старым мужем и я научилась сомневаться и все взвешивать. Как-то у нас с Гурамом все сложится? Ему было только тридцать два, у мужчин в такие годы все еще впереди. Да и сейчас еще мук и сомнений хватает. Но за Гурама я готова хоть в бой! Может, вы думаете, что у меня других забот мало? Иногда проснусь ночью и начинаю вспоминать отца Дагмар. Там, в Индии, было легко — все так далеко. А здесь душа болит, и не могу решить, как лучше поступить. Ну не смешно ли — пожилой человек, а все еще не знает, как себя вести. Может быть, мне следует навестить отца Дагмар, он уже который год в доме для престарелых. Он и раньше был излишне чувствительным, боюсь, что вцепится в меня — голова затрясется, и ну вспоминать далекое прошлое. А я, чего доброго, и прослезиться могу. Когда мы поженились, он занимал высокий пост, все вокруг его хвалили — энергичный и элегантный, джентльмен! Все двери были перед ним открыты. Теперь он совсем одинок, хотя сыновья его широко известные люди и его первая жена тоже еще жива. Но в свое время сыновья отреклись от него — он нам больше не отец, раз предал нашу мать, — и остались верны слову. Разве не ужасно?

Конечно, ужасно, подумала Сильвия. В жизни каждого человека найдется что-нибудь ужасное, и все-таки совершенно непонятно, почему Хельги исповедуется перед ней. Ладно, обвинив во всем Сильвию, она нашла отдушину для своего возмущения, но теперь пора уж и кончать. Но Хельги словно прочла ее мысли, и Сильвии пришлось убедиться, что про ее вину еще далеко не все сказано.

— Сначала мне в голову не пришло, что их брак не зарегистрирован, хотя уже ребенок растет! Они оба даже не заикнулись, это Гурам случайно узнал. Он был зол как черт, когда передавал мне свой разговор с Дагмар. Он спросил у Дагмар, какая у нее теперь фамилия. По-прежнему старая. А у ребенка? Ребенка зовут Пилле Метс. А фамилия мужа? Карл Курман. Курман? Курман? Гурам совершенно вышел из себя, размахивал руками — почему-то его оскорбило это имя: Курман. Он щелкал пальцами, метался по комнате, а когда немного отошел, обескураженно продолжал повторять: Гурам и Курман, Гурам и Курман. Почему сходное звучание его имени и фамилии мужа Дагмар так вывело Гурама из себя, я спросить не решилась. Вдруг он как уставится на меня, как выпалит: внебрачный ребенок! Почему Пилле Метс, а не Пилле Курман? Уж не он ли, Гурам, должен и эту сопливку растить?! Мне стало дурно, никогда раньше Гурам не делал номера из того, что был Дагмар заместо отца. Потом, с глазу на глаз, Дагмар призналась мне, что Карлу все еще не удалось получить развод. Тут мне стала ясна ваша вторая большая ошибка. Предположим, что вы не смогли бы запугать Дагмар мрачным будущим. Тогда вы должны были пойти ва-банк и предложить девчонке: пусть она заставит Карла ускорить развод, вы хотите скорее отделаться от него, потому что перед вами открылись новые интересные перспективы. Вы могли бы наболтать ей, что собираетесь замуж за эстонца, у которого спортивный самолет и ранчо в Калифорнии или еще что-нибудь в этом духе. Разве мало среди эмигрантов богатых стариков, которые ищут в отечестве угомонившихся женщин средних лет! Я уверена, что это повлияло бы на нее! Ошарашенная Дагмар обязательно задумалась бы. Если старая жена рвется избавиться от мужа и навострилась искать приключения по всему свету, значит, мужик этот не стоит того, чтобы гоняться за ним! Вы же надеялись неизвестно на что, тянули и тянули и не давали мужу развод, вот Дагмар и заупрямилась: мы ее заставим! Правда, я не знаю, по этой ли причине появился на свет ребенок, возможно, и случайно, но ведь и со случайностью можно бороться, если иметь голову на плечах.

— Дети рождаются от любви, — молвила Сильвия, чтобы подразнить Хельги, думая совсем о другом. Почему Карл лжет, будто жена не дает развода? Почему плетет, что Сильвия тянет и сопротивляется, избегает встреч и бог знает что еще, может быть, даже утверждает, например, что она не явилась в суд?

— Да, я виновата, — механически пробормотала Сильвия. Скорее бы кончился этот разговор, всей душой она рвалась прочь отсюда. Голова гудела, будто она отравилась. Сильвия не раз имела возможность убедиться, что стоило в споре кому-нибудь признать себя виновным — хотя бы для виду, будучи совершенно невиноватым, — и страсти утихали, запал спорщиков как по мановению волшебной палочки иссякал, все словно приходили в себя, заметно веселели, на споре ставили точку и забывали о нем.

На этот раз жизненный опыт подвел Сильвию.

Хельги вспыхнула, будто в костер подбросили дров. Ее прямо-таки распирало от торжества, и это заставило Сильвию насторожиться.

— Как хорошо, что на свете не перевелись еще благоразумные люди, — похвалила ее Хельги словно школьницу. Того и гляди погладит по головке и Сильвии придется встать и сделать книксен. — Гурам уехал к брату в Батуми. Перед отъездом сказал: пришли телеграмму, когда освободишь квартиру от чужого выводка. Больше он не добавил ни слова, но я его угрозу поняла. У меня мурашки пошли по спине — скоро ты окажешься у разбитого корыта. Неужели из-за глупости Дагмар я потеряю мужа? Знаете ли вы, как запросто в наше время бросают жен? — Голос Хельги стал снова доверительным, она искала сочувствия, словно забыла, что из-за ее дочери Сильвия осталась в одиночестве.

Губы Хельги задрожали, заморгали глаза. Сильвия заметила вокруг ее глаз тонкую сетку морщин, которая при подрагивании век помаленьку сбрасывала с себя пудру. Упрямая истина — старость — выставляла себя напоказ.

— Теперь ему ничего не стоит развестись! — Хельги не скрывала озабоченности. — Когда работаешь за границей, приходится держать себя в руках и ходить по струнке. Развратникам и кутилам быстро укажут на дверь. Порядок там отменный, и женщины живут как у Христа за пазухой. — Хельги вздохнула. — Я выполню волю Гурама любой ценой, потому что семейной катастрофы мне не пережить. Скорее уж отравлюсь. Нет, я никому не позволю разбить мою жизнь! На новые эксперименты у меня уже времени нет. Вы можете меня понять? Гурам есть Гурам. Карл Курман — ну, знаете ли, вы уж извините, — пусть уходит, даже не заметила бы. Инцидент, конечно, неприятный, если муж удирает, это всегда оскорбительно для женщины. Сгоряча, может быть, даже закричишь — предатель! Но вообще-то от потери такого мужа сердце не разорвется.