Сергей Минаев - The Телки. Повесть о ненастоящей любви

— Перестань! Она грустно улыбается и открывает дверь. — Мы с тобой — это уже не для нас.

— Мы можем… я могу… — У меня какой-то словесный ступор, хочется блеять, потому что связно сформулировать свою мысль я не успеваю. — Ты поймешь…

Она отрицательно качает головой и говорит всего одну фразу:

— Я надеюсь, что ТЫ поймешь…

И уходит. Я падаю навзничь и закрываю глаза.

— Ну вот, недели через две поедете домой, — говорит мне пожилая медсестра, забирая поднос с недоеденным ужиной. — Доктор сказал, срастись должно нормально.

— Угу, — киваю я.

— Девушка ваша такая взволнованная вышла. — Медсестра смотрит на меня, улыбаясь. — Хорошая. Сразу нашла, в какой больнице, навестила. Договорилась о переводе в отдельную палату.

— Угу, — снова киваю я.

«Господи, когда же ты уйдешь?». Раньше она была немногословной, и еще она покупала мне сигареты. Это уже много. Но сегодня ее как будто подменили. — Вас когда в больницу везли, вы бредили. Сказали, что больны СПИДом. Мы даже анализы сделали на всякий случай.

— Я был без сознания все последнее время.

— Ага, — кивает она, — ага. Именно что без сознания. Ну ладно, поправляйтесь!

— А придвиньте меня к окну! — Я грустно улыбаюсь. — Хоть на улицу посмотрю.

— Курить в палате вообще-то нельзя, — в сотый раз напоминает она, двигая мою кровать.

Когда медсестра выходит, я приподнимаюсь, сажусь, подоткнув под спину подушку, открываю окно и закуриваю.

Это единственное мое развлечение. Рассматривать людей на больничном дворе и придумывать им истории. У меня уже есть постоянные фигуранты — немногочисленные навещающие и кое-кто из персонала. Вот молодой врач, который постоянно выходит сюда покурить, а вечерами тут же, на углу, обжимает молоденьких медсестер. Вот бабушка, которая приходит сюда каждый день. Иногда я вижу, как она разговаривает по мобильному. Продвинутая такая бабка. Вот из-под навеса крыльца появляются два студента, ржут во весь голос, наверное, бухие. Навестили друга «с фруктами». Глядя на одного из них, я пытаюсь себе представить, кто он, чем занимается, что делал до того, как приехал в больницу, и куда отправится потом. Эти студенты, конечно, поедут сейчас в бар или в клуб на окраине города. Сегодня ведь пятница. Там встретятся со своими девушками или познакомятся с новыми. Потом двинут на съемную квартиру или к девушке, у которой родители уехали на выходные, а значит, там можно зависнуть. Возьмут бутылку вермута или две белого вина. Себе водки или… нет, скорее всего водки. На любителей изменить сознание они не похожи, лица слишком розовые. Или это просто возраст?

Я могу придумать историю для каждого из них. Чем чаще я их вижу, тем ярче разыгрывается мое воображение. Не исключено, что, выйдя отсюда, я стану писателем. Но уж точно не хип-хоппером. Я могу придумать историю для каждого, только не для себя…

Во двор въезжает «девятка». Из нее выходит парень лет двадцати трех и бежит ко входу. Водитель вылезает следом за ним и закуривает. Дверь машины открыта, поэтому музыка слышна очень хорошо:

You're hardcore, you make me hard,

You name the drama and I'll play the part

It seems I saw you in some teenage wet-dream,

I like your get-up if you know what I mean.

Это «Pulp» — «This is Hardcore». Я очень люблю «Pulp», знаю их репертуар практически наизусть. Мне нравится эта английская депрессуха. Точнее, сейчас нравится, а когда-то я любил другие песни, поживее. Например, «Disco 2000», или «Common People». Это было давно. В детстве. Да уж, иначе как хард-кором последние события моей жизни и не назовешь. Мрачное и злое hardcore movie. Не в смысле порнухи, а в смысле сюжета. Хотел бы я, чтобы было наоборот. Главное — не нырнуть в паранойю, выйдя отсюда. А что? После рассказа Ольги можно всю оставшуюся жизнь полагать, что все происходящее с тобой — чей-то сценарий. Хотя, если вдуматься, ничего просто так не происходит. Провидение…

«I've seen all the pictures, I've studied them forever», вторит мне Jam's Cocker. Типа, выучил ли я наизусть то, что произошло. Сделал ли выводы? Хм…

Первые дни после встречи с Ольгой я снова и снова прокручивал в голове всю эту историю. Сначала я поражался тому, как детально продуман ее план, потом тому, как достоверно сыграли Рита с Леной. Заядлый киноман скажет, что сценарий слабоват. Реально, не могут три телки, пусть даже самые хитрые, так банально разводить одного не самого глупого парня. Оказалось, еще как могут! Такого самовлюбленного идиота, как главный герой, чувака, не видящего дальше собственного носа, может сыграть только очень талантливый актер. Я. Если б такую историю мне рассказал еще месяц назад приятель, я бы ответил стандартно: «Как-то сложно все». А в действительности все оказалось просто. Проще не бывает. И этот поразительный вывод я сделал вчера, покуривая у открытого окна.

Я понял, почему все участвовавшие в постановке девушки со всеми их примитивными мечтами о карьерном росте/собственном клубе/семье/переезде в Америку, пьяными разговорами о романтике, циничными оценками подруг, их мужей и знакомых, со всей своей сжигающей ревностью и деструктивной любовью выглядели в этой истории так естественно. Они продолжали делать то, чем занимались и до меня, — играли в любовь. С появлением Ольги все стало даже проще. Им подсказывали нужные реплики, поступки и эмоции. Все, что от них требовалось, — продолжать жить своей жизнью, совершая в нужный момент определенные поступки. Им стало гораздо легче, потому что кто-то третий взял на себя контроль над ситуацией в отношениях мужчины и женщины. КТО-ТО ТРЕТИЙ ВЗЯЛ НА СЕБЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ, тогда как в обычной жизни они вынуждены решать все сами.

Единственный вопрос, оставшийся занозой в моей голове, — ЗАЧЕМ? Какого черта они ввязались в эту игру? На первый взгляд, все понятно: Рита хотела денег, Лена, как и Ольга, — отомстить. Но мне кажется, деньги и месть здесь не при чем. Я где-то читал, что самая сильная женская страсть — участие в чужой судьбе. Вспомоществование, мать его! Помните, как в школе, когда одну из девчонок ребята доводили до слез, все остальные ее окружали и принимались лицемерно утешать? Приносили воду, жаловались учительнице, строго выговаривали обидчикам, и все такое. На самом деле легче никому не становилось, зато они получали громадное удовольствие от вовлеченности в процесс. Это вроде того как позвонить приятелю из Лондона, и, услышав, что его компания обанкротилась, спросить: «Я могу тебе чем-то помочь, брат?», зная, что ты находишься за тысячи километров и ничем помочь не можешь. Ощущение того, что ты проявил участие к чужой беде, — кайф, сравнимый с наркотическим. Твоя душа поет! Она за секунду пролетает тысячи километров, разделяющие Москву и Лондон, приземляется на плечо человеку, нуждающемуся в помощи, осматривается и… улетает обратно.

Так и здесь. Ольга стала для них той самой девочкой, плакавшей в углу классной комнаты. И еще: сильнее всего их грело то, что Ольга, оказавшись в подобной истории, в отличие от них, пережила настоящий кошмар. Историю Ольги можно пересказывать под большим секретом подругам, смаковать, каждый раз добавляя новые подробности, и заканчивать рассказом о том, как ты помогла ей отомстить «этому козлу». Обладание чужой тайной и роль орудия возмездия делает людей поистине неуязвимыми…

Хотя, возможно, все было еще примитивнее. Они вписались во все это ради забавы. Just for fun.

Наконец парень выходит из больницы, уже с девушкой. Она беременна. Интересно, тут чего, еще и женская консультация? Они останавливаются у машины, девушка говорит с водителем. Они смеются. Простые радости. Такое могло быть и у тебя, чувак! Я думаю об Ольге. Мы могли бы… точнее, я мог бы в тот раз… если бы хватило мозгов и смелости принять решение. Сколько мне было тогда? Столько же, сколько этому парню. Двадцать три. Всего четыре года назад. Сегодня кажется, что это было позавчера, тогда как позавчера казалось, что наша история имела место лет десять тому назад. Я мог бы попытаться удержать ее тут, наверное. Как-то глупо все… Четыре года назад мне вообще не стоило никаких усилий удержать ее. Да что там удержать — просто остаться с ней. Она хотела любви, а я… я тоже хотел любви. Выходит, мы по-разному понимали это чувство. Но ведь это было так недавно — она и я. Потом я и Лена, я и Рита, я и еще много разных имен. Я и я.

Oh this is hardcore, there is no way back for you, —

Jarvis берет самую высокую ноту, выходя в финал композиции.

Oh this is hardcore, this is me on top of you,  —

подпеваю я, практически не разлепляя губ.

Странно, да? Пройти через сотни имен, чтобы снова вернуться к ней. Чтобы узнать, что тебя так отчаянно любили.

And I can't believe that it took me this long…

Странное дело: мне бы радоваться негаданному спасению. Радоваться, что все так счастливо разрешилось. Я не заболел СПИДом, меня не изуродовали быки, я не заставил Лену убить ребенка, меня не взорвали в поезде, даже Ольга, так долго готовившая свою месть, в сущности, не сделала со мной ничего ужасного. Я жив и здоров. В этой истории все живы и здоровы. Однако даже мой извечный цинизм не подсказывает мне ничего, кроме строчки прочитанного когда-то газетного заголовка: СПАСТИ НИКОГО НЕ УДАЛОСЬ…