Яков Арсенов - Избранные ходы
— Правильно, откуда ей там взяться. Батарейку вставите, и вперед часики закрутятся.
— Но сейчас не идут.
— Демонстрирую! — сказал Макарон и вынул батарейку из куклы с соседнего прилавка. — А теперь берете? — насел он на пана.
— Теперь беру. Теперь видно, что работают.
— Раз видно, платите сто тысяч злотых и забирайте. Это все равно, что задаром.
— Как сто? Мы договаривались за восемьдесят.
— Правильно! Без батарейки. А теперь часы укомплектованы.
— Ну хорошо, паны.
Пересчитав деньги и засунув их подальше в карман, Макарон вынул из часов батарейку и вновь поместил в замлевшую куклу.
— Как же так, паны?
— Вот вам пять тысяч назад. Я спросил — батарейка стоит пять тысяч.
Медвежью шкуру паны тоже брать не спешили — щупали, прикладывали к уху.
— Пан, это не раковина, — говорил Давликан. — Это шкура. Она повышает потенцию.
— Ее надо есть?
— Нет, ее надо спать. От нее такое электричество, что жена сразу бросит разъездную командировочную работу…
Несмотря на хитрости продавцов, примус и шкуру вельможные паны не купили. Шкуру пришлось вновь втаскивать в салон и накидывать на переднее сиденье, что оказалось намного сложнее, чем вытащить. Площадь ее, слава Богу, была больше десяти квадратных метров.
Давликан вспомнил про горбатого зайца и, обнажив втянутый живот, потребовал примус. Пришлось отыскать безлюдную рощицу и испечь в фольге жертву дорожно-транспортного происшествия. Прежде чем съесть, Давликан занес зайца в блокнот эскизным наброском. После жаркого у Давликана повело желудок. Он то и дело просил остановиться и перся в дальние перелески.
— Опять отправился в турнепс… по Европе, — высказывался Орехов. Он писает, как рисует, такой же пытливой струей. Сначала направо поведет до упора, потом налево. И смотрит вдаль испытующим взором. Но почему он не может пописать у машины? У нас и так времени нет!
— Причуды художника, — сказал Макарон.
— Он стесняется, понимаете ли! А мы, выходит, полные свиньи, раз согласны спешно отливать прямо на обочине, — оскорбился Орехов и сказал. Налейте-ка тогда и мне чего-нибудь ветрогонного!
Немецких таможенников шкура медведя повергла в оцепенение.
— Гризли? — пытливо спросили они.
— Нет, так задушили, — ответил Макарон.
— Ввоз шкур гризли запрещен, — напомнил немец.
— Это наша семейная реликвия, талисман, — объяснил Макарон. — Эту шкуру убил еще мой отец, я беру ее в дорогу в качестве прослойки от ревматизма.
Вызвали специалиста по замерам. Результаты показали, что по цвету шерсти — это обыкновенный бурый медведь, а по размаху крыльев — гризли. Возник спор. Немецкая таможня не выдержала натиска дикой русской природы делегацию художников, опаздывающих на международную выставку в Амстердам с участием мэтров всего мира, пропустили.
На площадке для перекуров к машине подвалили простые русские парни.
— Ну что ж, спасибо, что доставили хорошие картины, — сказали они. Мы подождем вас впереди, на дороге. Переговорить надо. — И уехали, попыхивая сигаретами.
Художники призадумались. Стоило ли обходить столько рифов, чтобы тамбовские хлопцы из-под Выдропужска переложили в свою «Тойоту» прошедший таможенную очистку товар! Варианты, как действовать, предлагались один за другим.
— Надо сообщить в полицию, — посоветовал Давликан.
Обратились. Офицер спросил, что именно отняли гангстеры у заявителей на территории Германии. Пришлось отрицательно покачать головой. Дохлый номер. У них, как и у нас, пока не зарежут, обращаться бессмысленно.
— Может, предложить налетчикам часть работ похуже и попытаться договориться? — соображал Орехов.
— Надо попросить у полиции сопровождение, — придумал Артамонов.
— Денег не хватит расплатиться.
— Или позвонить в посольство.
Макарон коллекционировал предложения.
— Поехали! — сказал он в заключение. — Чуть что — пойдем на таран. — И понесся по шоссе, превышая скорость. На дороге велся ремонт. Машину трясло. Груз едва не слетал с багажника. «Волгу» заносило то на обочину, то на встречную полосу. В узких местах ожидали разбоя. Справа по курсу замаячили фигуры.
— Кажется, они! — испугался Давликан.
— А ну-ка, парни, выпишите-ка мне порубочный билет на эту братву, рявкнул Макарон и утопил педаль газа до упора. — Прижмите уши, господа, возможно, будет столкновение.
— Только не соверши безвизовый въезд в дерево!
Стремительно приближалась точка встречи. По коже пробегало легкое покалывание. Напряженно ожидали знака остановиться.
— Тормоза придумали трусы! — кричал Макарон.
Стоявшие на обочине люди не обратили на «Волгу» никакого внимания. Они писали. Так же проникновенно, как Давликан.
— Это не те.
«Волга» миновала Берлинское кольцо и ушла на Амстердам.
К искомой галерее на Бемольдсбеланг, 14, подъехали под вечер. Законное пространство для стоянки, прилегающее к тротуарам, было занято. Припарковались на проезжей части, надеясь, что ненадолго. Жилье галерейщика соседствовало с галереей. Но ни дома, ни «на работе» хозяина не оказалось.
— Может, по кабакам таскается? — предположил Давликан.
— Не возводите на человека напраслину! Вы не в Твери!
Принялись ждать. От безделья выпили «Русской», закусили морской капустой из банки и с устатку задремали. Проснулись оттого, что кто-то барабанил в окно. Продрав глаза, увидели полицейских.
— Вас ист дас? Аусвайс! — тыкали форменные люди дубинками в стекло.
— Галерея! — Макарон бросился показывать пальцами на светящийся зал. — Галерея! Русский картина… выставка приглашать… ангеботтен нах аустелунг. Приехали поздно, ждем морген, так сказать, когда откроется.
— Дринк водка, пенальти, — заворковал старший наряда. — Ху из драйвер бисайдс ю? — полисмен перешел на английский.
— Как это — кто поведет машину, поскольку я пьян?! — возмутился Макарон. — Орехов поведет! Он в рот не брал! — и, вылезая из-под руля, добавил: — С детства!
— В кандалы затягиваешь, пятачок, — буркнул Орехов.
— Орэхоу? О'кей! — возрадовались полисмены.
Орехов никогда не водил машину. Не то чтобы не имел водительского удостоверения, а на самом деле ни разу в жизни не садился за руль. Однако сделал вид, что совершенно трезв, и даже успел спросить:
— Как скорости переключать?
— На набалдашнике нарисовано, — шепнул Макарон, покидая насиженное место.
— Фоллоу ми, — сказал полисмен и сел в свою машину.
Орехов тронулся. Непонятно как, но поехал. На бесплатную стоянку неподалеку, как уверяли полицейские. И все было бы хорошо, и простили бы они этих русиш свиней, но Орехов, заруливая задом и пытаясь с размаху вписаться между двумя BMW, явно не попадал куда надо.
— Стой! — заорал Макарон и едва успел перевести дух, как «Волга» заглохла и больше не завелась. Лист бумаги пролезал между задним бампером «Волги» и BMW цвета маренго, а вот ладонь уже нет.
— О'кей! — сказали полисмены. — Но ты, — указали они на Макарона, — не должен садиться за руль до самого утра. Слишком запах. Пусть машина стоит, как встала. Заплатите двадцать гульденов за неверную парковку и будьте здоровы.
Получив плату за нарушение, полицаи скрылись.
— Ну вас на фиг! — бросил им вслед Макарон. — Надо поставить машину как положено! А то зацепят. — И сел за руль.
Из-за угла с сиренами и мигалками вновь выскочила полицейская машина. Оказалось, полицаи следили, стоя за поворотом. Они подбежали к Макарону, кинули его лицом на капот, руки — за спину и в наручники.
— Мы привезли картины! Нас брать нельзя! Это достояние России! Вы ответите перед нашим действующим Президентом! — кричал Макарон, но это мало помогало. Давликан со страху полез под автомобиль.
Полицаи притащили трубку для дутья и, предвкушая, как Макарону пришьют два года за пьянку вблизи руля, были неторопливы и фундаментальны. Макарон дунул. Полицейские и не могли предположить, что дуть в трубку можно и на вдохе — в себя. Прибор показал, что до посадочной нормы в крови не хватает нескольких промилле. Полицаи скуксились. Как они бросились извиняться! Завертелись, будто на вертеле! Стали предлагать ночлег на удобных койках.
— Ни в какой участок мы не пойдем! Мы сейчас сообщим консулу! заорал Макарон.
— Давайте так, — предложил полицаям Орехов, — вы оставляете нас в покое, а мы… мы спокойно выпиваем еще пузырь и спим в машине часиков до десяти!
Полицаи ретировались. В воздухе запахло адреналином.
— Ну и мастак! Как ты умудрился? — бросились расспрашивать Макарона члены экипажа.
— Амстердам — просто! — сказал Макарон.
Бесплатная стоянка оказалась кстати, поскольку ни завтра, ни на следующий день галерейщик не явился. С валютой была напряженка, продуктов оставалось на пару дней, злотые не меняли.
