Наджва бен Ладен - Семья Усамы бен Ладена
Я начала непрерывно думать об отъезде, стала одержима мыслью выбраться из Афганистана. Однако не хотела уезжать без моих детей, по крайней мере тех, кто еще не связал себя узами брака. А это Абдул-Рахман и четверо младших — Иман, Ладин, Рукхайя и Нур.
Четверо моих детей — Саад, Осман, Мухаммед и Фатима — имели здесь супругов и поэтому были привязаны к Афганистану. Я знала, что они со мной не поедут.
Я боялась поговорить с Усамой, пока не измучилась вконец. Тревоги Омара стали моими тревогами. Когда эти тревоги переросли в жуткий страх, я наконец осознала, что стану счастливее, если хотя бы попытаюсь поговорить с мужем. Если Усама мне откажет, то приму всё, что мне пошлет Господь. Если скажет «да», то приму это как знак, что должна уехать.
Жаркое лето заканчивалось, наступил август. И тогда я решила, что пришло время поговорить с мужем. Не желая тратить свои нервы попусту, спросила прямо:
— Усама, можно мне поехать в Сирию?
Усама не шевелился. Он долго смотрел на меня, раздумывая. За годы нашего брака Усама не раз говорил, что все его жены вольны уехать в любое время, если захотят это сделать. Он сказал:
— Ты хочешь уехать, Наджва?
— Да, муж мой. Я хочу поехать в Сирию, в дом своей матери.
Мы с мужем не говорили о разводе, потому что я об этом не просила. Я только хотела уехать в Сирию с младшими детьми.
Усама спросил:
— Ты уверена, что хочешь уехать, Наджва?
— Я хочу поехать в Сирию.
Он кивнул, лицо его погрустнело. Он сказал:
— Да, Наджва. Да, ты можешь уехать.
— Можно моим детям поехать со мной?
— Можешь взять Абдул-Рахмана, Рукхайю и Нур.
— А Иман? И Ладин?
— Нет, Иман и Ладин не поедут. Их место рядом с отцом.
Я кивнула, понимая, что не смогу переубедить Усаму, хоть и не догадывалась почему. Ведь и Иман, и Ладин были еще совсем маленькими.
— Хорошо. Я возьму с собой Абдул-Рахмана, Рукхайю и Нур.
Усама сказал:
— Я всё устрою. Ты уедешь через несколько недель.
Потом муж отвернулся и ушел, словно мы только что обсуждали самые незначительные вещи.
Меня стали терзать сомнения. Возможно, Омар ошибся. Возможно, не было причин уезжать.
Усама приходил ко мне еще несколько раз до отъезда. Он снова сказал мне, как и в прошлый раз, когда я ездила в Сирию рожать Нур:
— Я никогда не разведусь с тобой, Наджва. Даже если тебе скажут, что я с тобой развелся, знай, что это неправда.
Я кивнула. Я верила мужу, зная, что наши родственные узы гарантируют преданность Усамы. К тому же я не искала развода.
В утро нашего отъезда вручила мужу кольцо — символ лет, проведенных нами вместе. Усама вошел в мою жизнь с первых ее дней. Он был моим двоюродным братом. Потом женихом. Потом отцом моих детей.
В начале сентября 2001 года мой сын Осман увез меня из Афганистана — от моих сыновей Саада, Мухаммеда и Ладина и от дочерей Фатимы и Иман. Материнское сердце разбилось на мелкие осколки, когда маленькие фигурки младших детей растаяли вдали. Но я спасла Абдул-Рахмана, четырехлетнюю Рукхайю и двухлетнюю Нур. За все время нашей поездки по Афганистану я не переставала молиться, чтобы на земле настал мир и все могли вернуться к нормальной жизни. Уверена, что этого хочет любая женщина на свете и любая мать.
Теперь, после всех тех ужасных событий, произошедших вскоре после моего отъезда из Афганистана, я могу думать и чувствовать только своим материнским сердцем. В сердце матери живет глубокая печаль о каждом потерянном ребенке. Никто не увидит, как мои сыновья превратятся в мужчин. Никто не увидит, как мои дочери станут мамами. Больше я не порадуюсь улыбкам на их лицах, не смахну с их глаз слезы. Сердце матери отзывается болью на каждую потерю, на каждую смерть — не только моих детей, но каждого ребенка в этом мире. Оно отзывается на горе всех матерей.
ГЛАВА 30. 11 сентября 2001 года
Омар бен Ладен
Жуткий вопль и раздавшиеся вслед за этим взволнованные голоса прервали мой глубокий сон. Я находился в тот день в доме бабушки в Джидде. Мой дядя стремительно ворвался ко мне в комнату и прокричал громко и сбивчиво:
— Посмотри, что натворил мой брат! Посмотри, что натворил твой отец! Он разрушил наши жизни! Он уничтожил нас!
Он продолжал кричать:
— Скорее! Иди и посмотри, что сделал мой брат! Посмотри, что сделал твой отец!
Я поспешно оделся и последовал за ним в комнату, где стоял телевизор. Увидел языки пламени, вырывавшиеся из высоких зданий. Я понятия не имел, что это за здания.
Вскоре я всё узнал: Америка подверглась серьезному нападению.
То, что мы увидели и услышали, было настолько чудовищным, что трудно осознать произошедшее. И хотя дядя прямо выразил свои опасения, никто из нас не хотел верить, что тот, кого мы знали и любили, стал причиной страшной катастрофы, представшей у нас перед глазами.
Несмотря на предостережения Абу-Хаади, казалось невозможным, что мой отец один виновен в том хаосе и ужасе, охватившем Америку. Атака была слишком невероятной — такой масштабной, что только какой-нибудь супердержаве под силу ее организовать. Куда значительнее того, что предсказывал Абу-Хаади, подкрепляя жестами свои слова.
Неужели это и была миссия отца? Уверен, что нет.
И вдруг я вспомнил событие, показавшееся мне сперва сном — настолько оно было нереальным. Накануне вечером раздался неожиданный телефонный звонок — моя мать звонила сказать, что вняла моим советам и набралась мужества попросить отца об отъезде. Она уже покинула Афганистан и звонила мне из Сирии. С ней две ее малютки — Рукхайя и Нур, а еще Абдул-Рахман. Другие дети остались в Афганистане.
— А Ладин? — быстро спросил я.
Мать, помолчав, ответила:
— Он остался с отцом.
Сердце мое сжалось, когда я узнал про брата.
И в свете сегодняшней катастрофы меня словно громом поразила мысль о том, какова была истинная причина того, что отец согласился на ее отъезд. Неужели он разрешил ей покинуть Афганистан, потому что знал, что вскоре произойдет?
Увидев горящие башни-близнецы, я позвонил матери и узнал, что она тоже смотрит новости в Сирии. Но она была слишком ошеломлена и не могла рассуждать здраво. Наш разговор длился совсем недолго.
Члены огромной семьи бен Ладен поступили так же, как моя мать. Они молчали. Никто не вспоминал о случившемся. Дядя больше не высказывал предположения, что мой отец стоял за этой атакой. Бабушка отказывалась даже допустить мысль, что ее сын как-то связан со взрывом зданий.
Я тоже тешил себя надеждами, находя миллион причин, почему отец не мог совершить это чудовищное злодеяние. Я не хотел признать, что отец мог быть виноват в случившемся.
Только значительно позже, когда он лично взял на себя ответственность за эту атаку, я понял, что сомнения стали непозволительной роскошью. Пришлось перестать тешить себя мечтами и надеяться, что весь мир ошибся и не мой отец стал причиной этого ужаса. Услышав аудиозапись, в которой отец заявлял, что взрывы в Нью-Йорке это его заслуга, я вынужден был посмотреть в глаза правде и признать: именно он стоял за событиями 11 сентября 2001 года.
Это повергло меня в жесточайшее уныние.
Все знали, что американский президент Джордж Буш не оставит случившееся безнаказанным. Мы ждали, когда же мощная американская армия нанесет ответный удар. Я жил в постоянном страхе, думая о братьях и сестрах — об ужасе, который им придется пережить под градом массированных бомбардировок Америки.
Никто из родных не получил вестей от отца, хотя раньше ему всегда удавалось связаться с нами, когда ему это было нужно.
Все члены семьи бен Ладен были так подавлены, что редко разговаривали даже на самые безобидные темы. Все погрузились в грустные размышления.
Наконец мучительное ожидание завершилось. 7 октября 2001 года американцы отплатили за теракт массированными бомбардировками, каких прежде не видывал Афганистан. Они продолжались весь октябрь и часть ноября.
Тысячи людей в Афганистане погибли. Люди бежали на границы страны, спасаясь от обстрелов. Арабские репортеры часто сообщали о погибших бойцах — почти все они тоже были арабами. Я видел фотографию Абу-Хафса и слышал, что его дом уничтожила бомба. Вероятно, вместе с ним погибло много людей. Я думал о брате Мухаммеде и его юной жене. Неужели они тоже погибли?
В другой раз я увидел на экране размытое изображение Абу-Хаади. Он был мертв. Я вернулся в памяти к тому дню, когда Абу-Хаади сказал, что я должен уехать, иначе погибну вместе с ним. Он был прав: он погиб, а я жив. Я вспомнил, что он даже подготовил себе саван и держал под рукой. Интересно, нашелся ли добрый человек, который завернул его тело в этот саван перед тем, как похоронить.
Я ничего не слышал о своих братьях и сестрах, зато постоянно появлялись свидетельства о том, что видели моего высокого отца. Зная, что Осман одного роста с ним, я надеялся: возможно, на изображениях, сделанных со спутника, моего брата иногда принимали за отца.
