Джойс Оутс - Сад радостей земных
– Возможно.
– Вы понимаете, про что он говорил?
– Да, пожалуй.
– А я не понимаю, – сказала Клара. И прислушалась, показалось, что опять послышался выстрел. Нет, все тихо. – Не понимаю я, когда он так разговаривает, будто чокнутый какой-то. Не хватало еще, чтоб он рехнулся. Кречет смекалистый, это и учитель говорит. Он поумней Джонатана, а ведь Джонатану уже пятнадцать. Раньше Джонатан все лазил на чердак читать книжки, а теперь Кречет. Очень он любит читать. Пускай читает, это хорошо, – мечтательно продолжала Клара, потянулась и ни с того ни с сего пощекотала травинкой руку Джуда выше локтя. Просто захотелось его потрогать, даже не то чтобы именно его, а так, кого-нибудь. – Пускай читает, только он от этого делается больно тихий. Может, он все время думает? Мне надо бы знать, про что он думает… может, про то, как он родился и как я тогда жила…
– Он очень умный мальчик.
– А все-таки что это значит? – резко сказала Клара. – Я хочу знать, о чем он думает. Когда он был маленький, было по-другому, он мне все говорил. А теперь ему десять, совсем это немного, он еще ребенок – и все равно почти ничего мне не рассказывает, а я не спрашиваю, я не такая дура. От детей силком ничего не добьешься. Он меня любит, я знаю, а про что думает, все равно не разберешь. Мне надо знать, что он думает.
– Почему вы так беспокоитесь?
– Потому что… не хочу я, чтоб он вспоминал всякое…
Клара отшвырнула травинку. Джуд закурил, предложил и ей сигарету. Нетрудно догадаться, он думает, речь о том, как она жила одна, на содержании у Ревира; а у нее на уме Лаури.
– Мне надо понимать, что он говорит, – сказала она. – Не хочу я быть просто дурой-бабой, просто мама шей. Они тут всегда потешались над Эстер, что она туго соображает. Жди, пока до нее дойдет. Ну а я так не хочу! Мальчишка он сметливый, столько всего читает… Вон там, под стулом, книжка, это он читает. Я ее взяла, хочу тоже поглядеть.
– Что за книжка?
Клара немного смутилась:
– Не помню, как называется.
Джуд перегнулся, подобрал с земли книгу.
– «Естественная история. Рассказы о животных». Что ж, похоже, хорошая книжка.
– Я ж говорю, он животных любит. Один раз нарисовал оленя. Ну и вот, он говорит, что не хочет их стрелять, а разве нельзя иногда рисовать, а иногда застрелить? Муж говорит, охота самим оленям на пользу, не то они перемрут с голоду. Может, и с кроликами так, и с фазанами? От кроликов один вред… Только с чего Кречет взял, что мясо есть не годится? Мне надо знать, к чему он это говорит.
– Спросите его еще раз.
– Так ведь я тогда посмеялась – ты, говорю, чокнутый… Я мужу не сказала, что мальчонка такое говорит.
Ему бы это не понравилось.
– Кристофер до сих пор его боится?
– Он не боится, – отрезала Клара.
– Я хочу сказать…
– Нет, не боится.
Оба опять замолчали. Клара поглядела на Джуда и чуть погодя улыбнулась; опять одолевала лень, хотелось верить, что все обойдется, люди – даже дети – какие есть, такие и останутся, и ничего такого не бывает, чтоб непременно надо было расспрашивать, что случилось да когда случилось. Обрызганный солнечными бликами, Джуд кажется не таким уж некрасивым, просто он размазня, его старят и уродуют больше не годы, а характер, не в меру он добрый и слишком много размышляет. Хорошо бы охватить руками его шею, дать себя в подарок, приятно дарить себя какому угодно мужчине – не ради чего-нибудь, а просто так, приятно доставить удовольствие, кого-то порадовать.
– Не нравится мне это, выходит, я родного сына понять не могу, – негромко пожаловалась Клара.
– Не огорчайтесь, – сказал Джуд. – Можно жить с кем-то под одной крышей, и дети родятся, но это еще ничего не значит. Это совсем не значит, что знаешь больше, чем прежде… Оттого, что у человека есть дети, сам он не меняется.
– А по-моему, очень даже меняется, – возразила Клара.
– Нет, ничего тут не изменится, это только кажется. Клара нахмурилась. Слишком ровным голосом он говорит, ничему не удивляется, и непонятно, как бы его расшевелить.
Джуд потер глаза ладонями.
– Я на собственном опыте убедился: человек ничуть не меняется, только становится старше. Ничего нового я за свою жизнь не узнал. В природе все идет своим чередом. Все, что я хотел совершить, сделали за меня, до меня люди более достойные. Мне не хватает энергии вашего мужа, может быть, для этого я слишком много знаю. Я всегда мечтал хоть что-то прояснить, хоть в чем-то установить порядок… написать одну-единственную книгу и все в нее вложить. Но я даже еще не начинал.
– Писать книгу? – переспросила Клара и прищурилась.
– Одну-единственную книгу. Я еще не приступал к ней, но иногда об этом подумываю. Года через два, через три… И еще меня тянет путешествовать.
– В Европу?
– Повсюду.
– А чего ж не поехать? Вот, может, съездили бы все вместе.
– Да, все может быть, – отозвался Джуд без всякого восторга.
– Я видала Европу на фотографиях, – сказала Клара. – Вот бы поглядеть Париж. Ведь не обязательно говорить по-французски, верно? По-вашему, в Париже люди не такие, как у нас? Ну, кто служит в магазинах, в ресторанах… наверно, для них все американцы одинаковые?
Джуд в недоумении уставился на нее.
– Возможно, – сказал он.
– Ведь у нас в Америке важная публика говорит по-одному, а мы все, простой народ, – по-другому. Я не умею разговаривать так, как вы и как мой муж. И научиться не могу. Только начну думать про то, как говорю, – и враз спотыкаюсь, все слова путаю, хуже маленькой… Один раз я покупала в магазине платье, так там стерва продавщица приняла меня за последнюю дуру, быдло неотесанное, только и притихла, когда я выложила денежки. Стерва поганая! В Европе им не разобрать, кто из каких, верно?
– Моя жена не любит путешествовать.
– Ну и черт с ней. Пускай сидит дома, – заявила Клара. Глянула искоса, очень ли он возмутился, и продолжала: – У мужа вечно дела, пускай тоже остается. А мы поедем, и Кречета прихватим, он будет доволен.
– Вы шутите.
– Я хочу его отдать в хорошую школу, не в ту барахляную, что под Тинтерном. Средняя школа называется. Он сам посмекалистей тамошних учителей. Ему это понравится – поедет в Европу, всякого повидает, поживет так, как другим ребятам и не снилось… И мне тоже хочется, всюду бы поездила. А вам? Вы что, не слушаете? Вы бы за нами присмотрели…
– Керту нельзя уехать, об этом не может быть и речи.
– Зачем ему еще чего-то покупать? Мало ему, что ли?
– Сейчас он не может никуда ехать.
– Ну и пускай сидит дома! На кой черт ему еще деньги? Он мне все свои счеты-расчеты не показывает. У меня свой текущий счет, и он мне показывал кой-какие свои, но я знаю, у него и еще есть. Я знаю. Кой черт он секретничает? Может, он деньги тратит на стороне, может, отдает тому сукину сыну, как бишь его, который метит в сенаторы? Так и есть, я уж знаю. Ну и ладно, мне плевать, его деньги, пускай делает что хочет, а меня отпустит в Европу… Я там куплю платьев, и никто не разберет, правильно я говорю или как…
Джуд смотрел на нее во все глаза.
– Разве вы здесь не счастливы?
А ей худо, безрадостно. От беременности почти еще не прибавила в весе, а чувствует себя отяжелевшей, даже удивительно.
– Чем спрашивать, постарались бы сделать мне что хорошее. Мне ж иногда хочется всякого. От мужа этого не дождешься, он не понимает… не то что другие мужчины. Пускай бы крутил с другими, плевать, только, по-моему, его к бабам не тянет. Он меня любит, он, если закрутит с другой, все равно станет меня вспоминать…
– Почему же вы на него за это сердитесь?
– Разве я сердитая?
– Вы ведь знаете, он вас очень любит.
– Знаю, ну и что? Куда она мне, его любовь? А ты тоже хорош, – с презрением продолжала Клара. – Когда я жила в том доме, все ходил вокруг да около… ведь хотел же со мной спать, да побоялся, думаешь, я не понимаю? Я понимала, все понимала! И жениться мог на мне, я ж была не замужем, а Ревир был женат на той стерве, она десять лет никак не могла помереть, пятнадцать лет, все цеплялась за жизнь… так нет же, ты трусил. Трусил. Чуть не всякий день приходил и только знай пялил на меня глаза, ну и черт с тобой…
– Клара, бога ради…
– А, да иди ты к черту, – сказала Клара.
Замолчали. В Кларе нарастало волнение, и не понять было, откуда оно. Она сама не знала, горько ей или весело, сама не знала, чего наговорила. Поглядела на Джуда – сидит к ней боком, совсем ошарашенный, и как будто все еще прислушивается к ее словам. Но вот он повернулся к ней – и тут грянул выстрел. Где-то слишком близко к дому. Потом долгая минута тишины: тишина, что наступила после выстрела, слилась с молчанием Клары и Джуда. И потом-долгий, отчаянный вопль.
4
Кречету странно было идти на охоту… словно бы просто гуляешь, но есть в этом что-то опасное, что-то очень страшное. И скучно тоже. Он, спотыкаясь, брел за Робертом, будто один Роберт знал дорогу и только ему принадлежала сейчас чуть заметная лесная тропинка, знакомая Кречету наизусть (он ходил по ней тысячу раз). Он держал свое ружье в точности как Роберт свое, ведь они оба – мужчины, оба играют во взрослых. Кречет перевел дух и стал себя уговаривать: ему только того и надо, это хорошо; ведь он больше всего на свете хочет поскорей вырасти и стать таким, как Ревир, и узнать все, чему Ревир может его научить, выучиться всему очень быстро, перегнать братьев и узнать еще много такого, чего, пожалуй, даже сам Ревир не знает. Иначе он все равно нипочем не успокоится. Он будет все знать и ездить вместе с Ревиром – тот ведь все время разъезжает, – будет помогать отцу, все для него налаживать, устраивать всякие дела, в которых пока еще ничего не смыслит… и вот тогда, после всего этого, можно будет посидеть спокойно, отдохнуть, оглядеться. Тогда можно будет подумать о себе.
