Грег Мортенсон - Три чашки чая
Торговцы шкурами доставили Грега в файзабадскую гостиницу «Улайя». В разгар сезона перевозки опиума все номера была заняты. Сонный портье выдал одеяло и предложил устроиться в вестибюле, где уже спали человек тридцать. Воды в отеле не было, а Мортенсону страшно хотелось смыть с себя козлиную вонь. Он вышел на улицу. Возле отеля стояла цистерна с водой. Грег открутил кран и обдал себя струей ледяной воды.
«Я БЫЛ ОДИН. БЫЛ ПОКРЫТ ГРЯЗЬЮ И КОЗЛИНОЙ КРОВЬЮ. Я ПОТЕРЯЛ СВОЮ СУМКУ. Я НЕ ГОВОРИЛ НА МЕСТНОМ ЯЗЫКЕ. НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НИЧЕГО НЕ ЕЛ, НО ПОЧЕМУ-ТО У МЕНЯ БЫЛО ПРЕКРАСНОЕ НАСТРОЕНИЕ».
«Я даже не пытался просохнуть, — вспоминает Мортенсон. — Просто завернулся в одеяло и улегся прямо на пол. Это было самое ужасное место для ночевки, какое только можно себе представить. Меня окружали торговцы опиумом и оказавшиеся не у дел моджахеддины. И все страшно храпели! Но стоило закрыть глаза, как я заснул мертвым сном, словно в номере пятизвездочного отеля».
В четыре утра портье всех разбудил и предложил завтрак. По законам ислама, вкушать пищу можно только до утренней молитвы. Грег был так измучен, что ему даже не хотелось смотреть на еду. И все же он присоединился к остальным постояльцам и подкрепился карри с фасолью и четырьмя плоскими лепешками-чапатти.
В морозном утреннем воздухе окрестности Файзабада напомнили Балтистан. Лучи утреннего солнца золотили вершины Памира. Мортенсон снова оказался в знакомых горах. Если не вдаваться в детали, можно было представить, что он вернулся в свой второй дом. И все же разница между Афганистаном и Пакистаном бросалась в глаза. Женщины здесь не прятались по домам. Они свободно ходили по улицам, хотя большинство куталось в глухие белые одежды. Сразу было понятно, что рядом находится бывший Советский Союз: на улицах Грег видел группы вооруженных чеченцев, говоривших с чуждым уху славянским акцентом. Чеченцы деловито направлялись к мечетям для утренней молитвы.
Файзабад — город бедный. Единственным источником дохода в нем является торговля опиумом. На маковых полях Бадахшана собирают урожай, который перерабатывают в героин на городских фабриках. А затем переправляют наркотик в Чечню и в Москву. Талибы жестоко преследовали торговцев опиумом, но когда они ушли, маковых полей в северном Афганистане стало еще больше.
НА МАКОВЫХ ПОЛЯХ БАДАХШАНА СОБИРАЮТ УРОЖАЙ, КОТОРЫЙ ПЕРЕРАБАТЫВАЮТ В ГЕРОИН НА ГОРОДСКИХ ФАБРИКАХ. А ЗАТЕМ ПЕРЕПРАВЛЯЮТ НАРКОТИК В ЧЕЧНЮ И В МОСКВУ.
Согласно данным, собранным организацией «Хьюман Райтс Уотч», при талибах опиум в Афганистане почти не производили, зато к концу 2003 года его было получено почти четыре тысячи тонн. Вся прибыль от торговли наркотиками шла местным вождям, которые на эти деньги формировали собственные армии. Шаткое правительство Хамид Карзая не могло контролировать обстановку. Чем дальше от Кабула, тем слабее влияние центральной власти.
Провинция Бадахшан — самый отдаленный от Кабула регион Афганистана. Абсолютная власть здесь принадлежала командиру Садхар Хану. Мортенсон давно слышал об этом человеке. Местное население относилось к нему с обожанием. Его почитали здесь не меньше героя-мученика, который вел борьбу с талибами, то есть Ахмад Шах Масуда. Хан, как и все местные вожди, взимал плату с торговцев опиумом, тропы которых проходили по его территориям. Но в отличие от других он выделял средства на улучшение благосостояния своего народа. Для бывших боевиков построил большой базар и одалживал им деньги, чтобы они могли заняться частной торговлей и превратиться из моджахеддинов в хозяев. Народ любил Хана, а враги его боялись, потому что вождь был крут.
Бывший пакистанский спецназовец Сарфраз, который защищал Мортенсона и его друзей, когда стало известно о событиях 11 сентября, познакомился с Ханом в Ваханском коридоре, на тропах контрабандистов. «Он, в некотором роде, президент Бадахшана, — говорил Сарфраз. — Хороший ли он человек? Да, хороший. Но опасный. Если враг не соглашается сдаться и присоединиться к его армии, он привязывает его к двум джипам и разрывает пополам».
Днем Мортенсон обменял немного денег и нанял джип. Владельцы машины, отец и сын, согласились доставить его в «столицу Садхар Хана», Бахарак, если он готов выехать немедленно. Правоверные мусульмане хотели вернуться домой к вечерней молитве.
«ЕСЛИ ВРАГ НЕ СОГЛАШАЕТСЯ СДАТЬСЯ И ПРИСОЕДИНИТЬСЯ К ЕГО АРМИИ, ХАН ПРИВЯЗЫВАЕТ ЕГО К ДВУМ ДЖИПАМ И РАЗРЫВАЕТ ПОПОЛАМ».
«Я могу ехать прямо сейчас», — согласился Мортенсон.
«А где твой багаж?» — спросил мальчик, немного говоривший по-английски.
Грег пожал плечами и полез в джип.
«До Бахарака было не больше ста километров, — вспоминает Мортенсон. — Но мы ехали три часа. Окрестности напоминали мне ущелье Инда. Дорога шла вдоль реки, которая проложила русло в узком скалистом каньоне. К счастью, у нас была хорошая машина. Американские машины годятся только для того, чтобы ездить за покупками или возить детей на футбол. По тем дорогам можно проехать только на настоящем русском джипе».
За двадцать минут до Бахарака ущелье закончилось, и взгляду открылась пышная зелень долины между покатыми холмами. На склонах трудились местные «фермеры». Опиумный мак здесь выращивали на каждом клочке земли. «Если бы не мак, можно было подумать, что мы въезжаем в долину Шигар, — говорит Мортенсон, — и направляемся к Корфе. Я сразу почувствовал, насколько близко мы от Пакистана. Хотя я никогда не бывал здесь прежде, показалось, что я вернулся домой, к своему народу».
Окруженный заснеженными пиками Гиндукуша, Бахарак был воротами Ваханского коридора. Эта узкая долина начиналась всего в нескольких километрах восточнее. Мортенсону было приятно думать, что его друзья в Зуудхане совсем рядом.
Водитель и его сын отправились на базар, чтобы узнать дорогу к дому Садхар Хана. На базаре Грег понял, что жизнь тех, кто выращивал, а не продавал опиум, была нелегкой, как и у балти. Продукты на прилавках лежали самые простые, да и тех явно не хватало. Маленькие ослики с трудом таскали корзины с припасами. Животные выглядели больными и недокормленными. Мортенсон знал, что во времена правления талибов Бадахшан оказался полностью отрезанным от внешнего мира, но не представлял себе, насколько тяжела жизнь местного населения.
НА БАЗАРЕ ГРЕГ ПОНЯЛ, ЧТО ЖИЗНЬ ТЕХ, КТО ВЫРАЩИВАЛ, А НЕ ПРОДАВАЛ ОПИУМ, БЫЛА НЕЛЕГКОЙ, КАК И У БАЛТИ.
На рынке единственным транспортом были ослики. Среди них ярким пятном выделялся белый джип, который ехал прямо к ним. Мортенсон замахал руками, справедливо полагая, что человек, имеющий в Бахараке подобную машину, должен знать Садхар Хана. В джипе оказались устрашающего вида моджахеддины. За рулем сидел мужчина средних лет с острым взглядом черных глаз и аккуратно подстриженной черной бородой. Он вылез и подошел к Грегу.
«Я ищу Садхар Хана», — на ломаном дари, которому по пути из Кабула его обучил Кайс, сказал Мортенсон.
«Он здесь», — по-английски ответил мужчина.
«Где?» — не понял Грег.
«Это я. Я — командир Хан».
* * *Мортенсон нервно ходил вокруг предложенного ему кресла на крыше дома Садхар Хана, расположенного в окружении темных холмов Бахарака. Хан ушел на вечернюю молитву и должен был вот-вот вернуться. Дом командира оказался на удивление скромным, но было совершенно ясно, что этот человек обладает огромной властью. На краю крыши виднелась антенна мощного радиопередатчика, напоминавшая длинный флагшток. Хан явно шагал в ногу со временем. На юг смотрели несколько небольших спутниковых тарелок. На крышах соседних домов Грег заметил снайперов, следивших за ним через прицелы своих винтовок.
На юго-востоке виднелись заснеженные горы Пакистана. Мортенсон сразу подумал о Фейсале Байге — и тут же забыл о снайперах. Он начал вспоминать школу за школой, деревню за деревней от долины Хунза до Гилгита и дальше через ущелье Инда до Скарду. Припоминал знакомые места и дорогих ему людей. И ему стало не так одиноко на этой пустой крыше…
Перед закатом Мортенсон увидел, как сотни мужчин выходят из мечети Бахарака. Мечеть больше напоминала военную казарму, чем место поклонения. Последним появился Хан вместе с городским муллой. Он наклонился к старику, обнял его и направился к дому, где на крыше его ждал иностранец.
«Садхар Хан пришел без всякой охраны. С собой он взял только молодого помощника-переводчика. Я знал, что снайперы следят за нами со всех крыш. Даже если бы я не так посмотрел на их командира, меня бы тут же застрелили. И все же я оценил этот жест, — вспоминает Мортенсон. — Как и на базаре, когда мы только познакомились, он хотел во всем разобраться самостоятельно».
