Вся синева неба - да Коста Мелисса
Леон неопределенно кивает, по-прежнему уткнувшись в тарелку. Тогда мадам Андре издает ржание, которое, видно, заменяет ей смех, и добавляет:
— Он даже встретил там девушку. Ее звали Эстелла. Кажется, они были вместе почти два года…
— Мама!
Леон стукнул кулаком по столу и выпрямился. Мать делает вид, будто заметила свой промах, и прижимает ладонь ко рту.
— Конечно… Я не хотела быть бестактной, это просто… Просто чтобы подчеркнуть тот факт, что тебе там нравилось.
Она поворачивается к Жоанне и рассыпается в извинениях, столь же медоточивых, сколь и фальшивых:
— Это не имеет к тебе отношения. Я не хотела тебя обидеть. Даже не думала.
Леон вне себя нервно постукивает пальцами по столу, давая понять своим родителям, что хочет поскорее закончить ужин и проводить Жоанну домой. Но мадам Андре, выпив еще глоток воды, продолжает свое выступление:
— Ему очень понравился Нант, это факт. На третьем курсе он уехал на стажировку в Англию. В Лондон он тоже влюбился. Он, кстати, планирует однажды вернуться туда. Ну, понятно, что, как совсем молодой учитель, свежеиспеченный дипломник, Леон хотел приобрести опыт в таком месте, где люди… скажем так… менее требовательны в плане образования… Менее амбициозны. Поэтому он выбрал Сен-Сюльяк.
Лицо Леона заливается краской. Его пальцы застыли на столе. Мадам Андре видит только Жоанну, она уставилась на нее с наслаждением.
— Конечно, он всегда делился с нами, со мной и мужем — и мы так его понимаем! — что не останется здесь, не похоронит себя в этой дыре… Нет, он дает себе два года. Максимум три. Потом он будет искать работу в Сен-Мало или в Нанте. Подумывал он и о переезде в Лондон. Это прекрасные планы. Леон всегда был амбициозен. Правда, дорогой?
Жоанна старается оставаться невозмутимой, и бровью не ведет. Она не смотрит на Леона, не хочет вопрошать его взглядом. Нет, она не доставит такого удовольствия этой ведьме. Она предпочитает кивать.
— Да. Это прекрасные планы.
Леон пытается нагнать Жоанну в ночи. Она идет быстрым шагом по мощеной улочке.
— Постой! Я провожу тебя! Жоанна!
Она наконец замедляет шаг, чтобы он смог поравняться с ней. Однако отвечает спокойно:
— Я могу дойти сама.
— Лучше я тебя провожу.
— Мне хочется пройтись одной.
Он понемногу переводит дыхание, пытаясь не отстать от нее.
— Я должен извиниться за мою мать… Она всегда такая.
— Какая — такая?
— Неприятная.
Жоанна пожимает плечами. Ее лицо остается невозмутимым, и это смущает Леона.
— Она не должна была говорить об Эстелле.
— Мне это безразлично.
Он всматривается в нее, допытываясь, правда ли это. Действительно, по виду ей совершенно неинтересна эта история с Эстеллой. Однако она продолжает идти очень быстро, высоко подняв голову, не удостаивая его взглядом.
— Тебе не нравятся эти разговоры про переезд в Лондон?
Он не смеет посмотреть ей в лицо. И немного побаивается ее ответа.
— Нет. Мне не это не нравится. Мне вообще все нравится, кроме того, что из-за меня ты теряешь время.
— Что?
Он хватает ее за руку и заставляет остановиться.
— Почему ты говоришь такое?
Она смотрит на него таким спокойным и безмятежным взглядом, что выглядит на десять лет старше.
— Я никогда не считала, что живу в дыре. Я люблю эту деревню и не считаю школу, в которой работаю, заведением для детей без амбиций.
— Это… Я не…
— Я никогда не уеду из Сен-Сюльяка. Я люблю здесь каждый уголок. И я никогда не оставлю отца.
Леон что-то бормочет, мотает головой. Жоанна остается совершенно спокойной и полностью владеет собой.
— Я не хочу, чтобы ты терял время и хоронил себя здесь. Твоя мать права, у тебя прекрасные планы. Не надо их нарушать, оставаясь не с тем человеком. Люди живут в паре, чтобы возвышаться, а не коснеть.
Она останавливается на полсекунды, только чтобы перевести дыхание.
— Твоя мать была очень неприятной, это правда. Но она права. Мы не созданы друг для друга.
Она быстро идет дальше. Леон реагирует через секунду, а она уже далеко.
— Постой! Жоанна!
Он бежит за ней, снова пытается схватить ее за руку, но она его отталкивает.
— Ты же знаешь, что это неправда! Ты знаешь, что это не мои слова! Это их слова! Я не хотел возвращаться сюда, это правда. Я потерял связь со всеми друзьями детства. Боялся здесь заскучать. Но я никогда не считал, что Сен-Сюльяк — дыра или… или что здесь себя хоронят!
Жоанна продолжает идти быстрым шагом, не глядя на него.
— И потом, это было до встречи с тобой.
Она идет все быстрее. Леон почти бежит, чтобы не отставать от нее.
— Это слова, которые они хотели от меня услышать! По правде сказать, я всегда их разочаровывал. Они выпихнули меня в Нант после лицея. Я боялся оказаться один в большом городе. А эта стажировка в Англии — они мне ее просто навязали! Я не тот амбициозный сын, которого они хотели. Они хотели видеть меня адвокатом. А я — я хотел быть учителем. Не адвокатом. Впервые я воспротивился им. Они мне до сих пор этого не простили.
Он прерывается на несколько секунд, чтобы перевести дыхание. Жоанна немного замедлила шаг, и он, обнадеженный, продолжает:
— Я не очень хотел возвращаться к родителям в Сен-Сюльяк, это правда… Но это было до того, как я встретил тебя, до того, как твой отец показал мне часовню, потеки лавы, до того, как он рассказал мне о людях, уходивших на путину… Я никогда не знал, за что любить Сен-Сюльяк.
Жоанна идет теперь совсем медленно. Она поворачивается к Леону, и вид у нее немного грустный.
— Это правда?
Леон совсем запыхался. Он кивает.
— Да, правда. Я обожаю Сен-Сюльяк с тех пор, как знаю тебя. Я обожаю обедать у твоего отца и открывать все разновидности овощей, говорить о моих уроках на огороде, которые потихоньку устанавливаются, о стихах, которые я читаю моим ученикам… Никто у меня дома не интересуется моей работой. Она для них только ярлык, метка правильного места в обществе. Но я люблю то, что делаю, люблю школу, учеников и больше всего люблю ваш домик во дворе. Мне нравится знать, что ты там рано утром готовишься открыть ворота. Видеть, как ты появляешься ровно в восемь тридцать с этой связкой ключей, которая больше твоих рук. Мне нравится, как ты ходишь, здороваешься с детьми, поливаешь растения. Нравится, что я чувствую, когда ты на меня смотришь. Я чувствую себя сильнее, больше. Мне кажется, я что-то значу. Я никогда не встречал таких девушек, как ты, в Нанте. Я больше не хочу уезжать от тебя. Если нужно остаться в Сен-Сюльяке, я останусь в Сен-Сюльяке.
Она, кажется, тронута его словами, но держит дистанцию, как будто оценивает его, как будто ищет искренности в его глазах.
— Что я могу сделать, чтобы ты мне поверила? — уныло спрашивает наконец Леон. — Что я могу дать тебе в доказательство?
Глаза у Жоанны слегка блестят. Она раздумывает несколько секунд, подкидывая ногой камешек. Наконец она говорит, подняв к нему лицо:
— Если тебе так нравится наш маленький домик, ты можешь прийти и жить в нем.
Она, кажется, не замечает оторопи на лице Леона, его внезапной бледности.
— Папа собирался расширить мою комнату и пристроить маленькую веранду, которая будет выходить на огород… Чтобы у меня был отдельный вход… Если ты придешь жить с нами, мы сможем оборудовать наше личное пространство. Ломать стены для меня не проблема. И потом, я имею представление, как заложить фундамент веранды.
Она осекается, только сейчас увидев ошеломленный вид Леона, его приоткрытый рот, лихорадочно моргающие глаза.
— Что? — спрашивает она. — В чем дело?
Леон мотает головой. Он как будто получил жестокий удар по черепу.
— Ты… Ты не можешь этого сделать, — с трудом выговаривает он.
Жоанна не понимает. Она хмурит брови.
— Чего я не могу сделать?
— Я спросил тебя, что я могу тебе дать, чтобы доказать мою искренность…
— Я знаю…
— А даешь мне ты…