Ольга Скубицкая - Нф-100: Небо в зеленой воде

- Мог принести меня через окно, так проще, - продолжала бушевать я.

- Без разницы, врача бы я все равно вызвал, а вот объяснять, как ты очутилась в номере, не заходя в отель, проблематично. Все ты закончила? Прекрасно, - не дождавшись ответа, произнес он голосом, не предвещавшим ничего хорошего. Черты его лица обострила злая гримаса. - У меня есть встречный вопрос. Зачем ты отправилась среди ночи шляться по улицам, еще и отдалившись от моей половины? У тебя скрытая мания к самоубийствам? К чему все эти предосторожности, если стоит мне прикрыть глаза, и ты ведешь себя как идиотка? Мне что, к батарее тебя привязать? - закричал он, более не сдерживаясь. Слова вылетали быстрее пули, я отвернулась к стене, только бы не видеть его лицо, такое манящее и при этом такое разъяренное. К тому же ну что можно было ответить, правды он бы не понял, да и мои терзания ему до лампочки, а равнозначно заменяющее вранье почему-то не находилось, несмотря на все мои усилия. В итоге я, как всегда, бросилась в атаку, предпочитая нападение защите.

- Я делаю, что хочу, и не обязана отчитываться перед тобой! - прорвалось мое высокомерие, пока я, не оборачиваясь, глядела в стену. Я слышала жесткость в своем голосе и радовалась ей.

- Тогда просто вскрой себе вены быстро и безболезненно, а лучше сначала сделай это со мной, но не заставляй переживать твои муки заново. Ты хоть понимаешь, что мне пришлось преодолеть всю ту боль, что захлестывала тебя, чтобы успеть тебя спасти. Я был вынужден лететь, не прячась возможных свидетелей, и понятия не имею, может, кто-то меня заметил. Ты хоть представляешь, что я испытал, увидев тебя на мокром асфальте, не зная, что с тобой и как тебе помочь?

Он вырос передо мной, не позволяя его игнорировать. Его глубокие глаза прожигали насквозь, изумрудными лезвиями полосуя душу. Это пробило плотину моего самообладания. Я больше не могла слышать его ярости, чувствовать его ненависть и непонимание, все выстроенные внутри барьеры трещали по швам и рушились. Глазами завладели нагрянувшие слезы, ставшие для меня такой неожиданностью, что я не успела их остановить. Можно было себя оправдать пережитым стрессом, но к чему оправдания, если соленая влага уже стекает по щекам, топя и гордость, и чувство собственного достоинства. Капли горечи беззвучно скользили вниз, вызывая презрение к самой себе. Я не плакала даже когда потеряла маму, сдерживая, зажимая в кулак слабости, а вот сейчас не смогла, сдалась. В отчаянии поняв, что происходит, и что остановить это не получается, я взмыла вверх, отворачиваясь и удаляясь одновременно в другую комнату, не желая, чтобы кто бы то ни было, а тем более англичанин, стал свидетелем этого отвратительного зрелища. Поздно, он уже успел заметить и властно обвил щупальцем силы, останавливая.

Я замерла, сглатывая душащие слезы, понимая, что сопротивление пробудит обычную ярость, и я ненароком сотру с лица Земли хрупкий номер. До чего осторожной я теперь стала. Старательно смахивая пальцами ручейки с щек и не издавая ни звука, я ждала, что он скажет, но он молчал, медленно приближаясь, я чувствовала его, каждый сантиметр полета, а затем теплое дыхание на затылке, приводившее в легкое движение пряди моих подсыхающих волос. Он пах пьянящим холодом и морозным теплом, и еще хрустальной водой сошедшего с ледника потока. Мужские пальцы коснулись моих плеч осторожно, будто привыкая, я не хотела оборачиваться, боялась, что он увидит мое зареванное лицо, и что в его взгляде будут ненависть и отвращение. Его дыхание обдало кожу жаром, и мурашки побежали по телу взбудораженной стайкой.

- Я очень испугался за тебя, едва успел. Второй раз за эту жизнь для моих нервов уже многовато, - шепнул он над ухом грустно-вкрадчивым голосом, и я ощутила, что его губы совсем близко. По телу попеременно проходили то озноб, то спасительное тепло, и я никак не могла сосредоточиться на происходящем, просто впитывала в себя странность этого мгновения. Я судорожно вздохнула, когда его губы коснулись моего виска, затем щеки и шеи, предчувствуя, но не веря. Разум понимал, что его ласки ничем не отличаются от ласк других мужчин, но я их ощущала как нечто особенное, словно восьмое чудо света, словно волшебство, накрывшее меня полупрозрачным крылом.

Даниэль легко развернул меня к себе в воздухе, принуждая смотреть в глаза, притягивая своим гипнотическим взглядом. Я с трудом дышала от нахлынувших эмоций, чувствуя его сильные руки, обвившиеся вокруг меня, притягивающие ближе, но не находила в спокойном лице и толики злости или раздражения, в данный момент им владело нечто другое, то что сразу идентифицировать не удавалось.

- Ты все еще боишься меня? - всматриваясь и не отпуская, спросил он, ища во мне испуг от прошлых предательств.

Слезы высохли, скорее всего, от неожиданности. Я с трудом заставила себя отвечать, голос охрип, язык заплетался.

- Теперь боюсь себя, - озвучила я чистейшую правду. Меня испугала собственная реакция на его действия, я давно уже вышла из возраста неопытной юной девушкой, но внутри все вибрировало, а затем останавливалось каждым касанием Даниэля, по венам медленно растекался горящий лед, и тело льнуло к нему все ближе, словно происходило первое в моей жизни сближение с мужчиной. Но ТАКОЕ действительно происходило со мной впервые. Ранее я даже не подозревала, что способна поддаться столь бурным эмоциям, что вообще в состоянии их испытывать.

- Тогда почему ты дрожишь? - Его ладонь скользнула по моей шее, приручая, успокаивая.

- Стараюсь позабыть хоть на время, кто есть я, кто есть ты - кто есть мы, - еле слышно прошептала я. Он провел пальцами по моей щеке, стирая следы постыдных слез.

Я не стала ждать его ответа, отбрасывая все правила и принципы, зная, что краду эти минуты у несправедливой жизни, временно отнимаю то, что, по правде говоря, мне никогда не принадлежало. Мои губы, прильнувшие к единственным в мире желанным губам, вспыхнули, разнося горячие стрелы по всему телу. Стрелы пронзали сердце, побуждая его колотиться быстрее, оставляли слабость в ногах и блокировали мозг, настойчиво твердивший, что слишком много обстоятельств не сходилось в сложной мозаике судьбы для того, чтобы я так беспечно поддавалась собственным чувствам. Я знала, что есть его белокурая женщина, знала, а скорее даже ощущала всем существом неспособность англичанина разделить мои чувства (этот вывод красной линией проходил сквозь все прожитые нами жизни), знала, что нам грозит смерть, и на плечах тяжелым грузом лежит уничтожение очередной цивилизации. Но сейчас ничто не могло меня остановить, разве что несогласие самого англичанина, но он ответил с той эмоциональностью, какую я бы никогда не рассмотрела за панцирем отстраненно-равнодушного поведения. Я тонула в этом поцелуе добровольно, ликуя от того, что он согласен тонуть сегодня вместе со мной.

Говорят, чувства окрыляют людей, и они словно парят в воздухе, в отличие от них мы парили на самом деле. Поцелуи между полом и потолком лишили меня остатков разума, я желала лишь пронести их с собой через вечность. Банный халат соскользнул вниз, и пламя касаний обожгло мою обнаженную кожу. Физические прикосновения смешались с прикосновениями силы, он не просто обнял мое тело, а обнял всю меня без просвета, каждый миллиметр кожи. Я дышала нежностью, я пила ее, я купалась в ней и отдавала ее без остатка. Мне казалось, что всю вселенную заполнил Даниэль, ее новые звезды вспыхивали, как его глаза в полумраке комнаты, ее солнечные системы вращались вокруг его сердца, колотившегося под моими ладонями, и сквозь вакуум космоса лилось его дыхание. Смуглые мужские руки трепетно порхали по телу, проникая прямо в душу, оставляя на ней несмываемые клейма. Нет, в нем не стало меньше холода, просто он временно приподнял надо мной ледяную завесу. Я всегда принадлежала ему, все наше странное существование, и сейчас упивалась его временной физической принадлежностью мне. Утро краснело как маков цвет, смущенно подглядывая за нами. Я плескалась в волнах удовольствия, забыв обо всем, ничего не видя вокруг, не соображая, где пол, а где потолок, лишь иногда поворачиваясь к нашим теням, сливающимся на стене в одно, я интерпретировала все как нереальность, как морок, поразивший меня. Сила обволакивала и вилась в нас и по всей комнате, выпустив во все стороны отростки, упиралась в стены номера, поднимая в воздух мелкие предметы. Вокруг нас плыли альбом, подушки, карандаши, расческа, тюбики и множество всего остального, искрясь и переливаясь, будто тонули в толще серебристо-серой жидкости. Мир замер, даруя мне меньшее, в расчете на то, что я не буду претендовать на большее.

Выбираться из забытья оказалось непросто, осознанно обманываться иногда бывает так приятно, но самое желанное утро за все мое существование стремилось побыстрее отрезвить меня, процеживаясь пронзительными алыми лучами в комнату. Не желая поддаваться, я старалась оттянуть неминуемое пробуждение, даже когда звуки проснувшегося города достигли ушей, уткнувшись в горячую мужскую грудь, я училась ни о чем не думать. 'Еще минуту, еще секунду', - уговаривала себя.