Томас Пинчон - Винляндия

— Не знаю, просто приземлился однажды ночью, — сказал Ван Метр, — а наутро уже стоял, когда все проснулись, народ, похоже, к нему привыкает…

Однажды всё это станет частью мегаполиса Эврика-Крезнт-Винляндия, но пока исходное морское побережье, лес, речные берега и бухта не сильно отличались от тех, что видели первые пришельцы с испанских и русских судов. Отметив размеры и свирепость здешнего лосося, коварство побережий, окутанных туманом, рыбацкие деревушки народов юрок и толова, ведущие бортовых журналов, отнюдь не знаменитые своими экстрасенсорными дарами, не забыли, однако, записать — и не раз — об ощущении некой незримой границы, возникшем у них при подходе с моря, мимо шапок мрачной вечной зелени, рощ красного дерева с их совершенными стволами и облачной листвой, слишком уж высоких, слишком уж красных, чтоб оказаться буквальными деревьями, — тем самым передавая другое намерение, вероятно, известное индейцам, но им они делиться не стали. Их можно было видеть на фотографиях, начиная примерно с рубежа веков, селян, наблюдающих за работой фотографа, часто позирующих в туземных нарядах на фоне серебристо смазанных далей, чёрные верхушки подводных гор выступают из серого моря, окантованные грубо-невинными белыми прибоями, где разрушаются волны, базальтовые утёсы как замковые руины, скопившиеся массой и дышащие секвойные леса, вечно живые, а свет этих картинок даже сегодня можно распознать в свете Винляндии, это дождливое равнодушие, с которым он падает на поверхности, этот призыв заняться территориями духа… ибо что ещё могли бы являть антикварные эмульсии?

Ни в Сакраменто, ни в Вашингтоне так и не нашлось денег, чтобы пропустить 101-ю мимо Винляндии, поэтому едва оказавшись в городе, трасса сужалась до двух полос и выписывала пару коленец к Южной Спунер и прочь от неё, следуя несихронизированным светофорам, от которых Ван Метр сходил с ума, зато Зойду удалось хорошенько рассмотреть центр города, «Потерянный самородок», «Сельскую кантонскую», «Пиццу Бодхи Дхарма», «Парового ишака», после чего они вернулись на Северную Спунер, проехали вверх по склону к автовокзалу, где Зойд и Прерия жили на чемоданах. Ван Метр предложил втиснуть их туда, где остановился сам, в коммуну за Невоздержанным холмом. Зойд прикинул, что с такими очередями к каждой ячейке камеры хранения, он лучше уж свою передаст кому-нибудь по наследству. Великая миграция на север застала Винляндию врасплох. Автовокзал, занимавший целый квартал, служил временным общежитием тем, кому негде было остановиться, — и этих трансплантатов из Югляндии тусовалось кругом во множестве. Зойд оставил Прерию с публикой, найденной в автобусе, у всех уже выработалась привычка приглядывать за детворой друг друга, и с Ваном Метром в замыкающих свинтил напрямки к индиговому климату салона «Скоростной ряд», известному своей «безвредной жидкостью», коей обычно мазали края стаканов в баре, отчего те светились в ультрафиолетовых частотах, наводнявших всё помещение. Частью она, конечно же, оставалась на губах пьющего. Мужчины её, как правило, стирали, женщины либо позволяли диффундировать в помаду, к которой у вещества имелось странное сродство, пока не вспыхивала вся область рта, либо избегали с нею контакта вообще питием через соломинки, довольствуясь любованием спецэффектами стаканных ободков, как могут любоваться нимбами без ангелов. Сели перед парой холодных длинногорлых, и Зойд ввёл Вана Метра в курс дела.

— Что ж, — безучастно сияя, — для головореза и похуже места есть прятаться. Ты ж понимаешь, тут все до единого парни вылитые мы. Ты уже щитай невидимка. Эгей! Ты куда девался? — ощупывая окрестность Зойдовой головы.

— И выяснилось, у старушки Симпатяшки тут родня, не знаю даже, искать мне их или не стоит.

— С одной стороны, ты не хочешь, чтоб всё это превратилось в тёщин приход, с другой стороны, они могут знать, куда тут кости кинуть, а если так, не забудь про своего старого другана, гараж, дровяной сарай, дальняк, что угодно, только нам с Хлоей.

— С Хлоей — собакой твоей? А, ну да, ты и её привёз?

— По-моему, она беременная. Не знаю, тут это произошло или ещё на юге. — Но все они оказались в точности как мамаша, и каждый основал в Винляндии свою династию, из чьего одного помёта, выбранному по блеску в глазах, суждено было явиться псу Зойда и Прерии Дезмонду. К тому времени Зойд уже нашёл отрез земли с пробурённым колодцем на Овощной дороге, купил трейлер у парочки, вознамерившейся обратно в Л.А., и начинал собирать себе полную дневную занятость, по кусочкам. Выезжая в нескончаемые тогда ещё на том побережье дожди, заняв стремянку и рулоны алюминиевой фольги, он осматривал дозором среднеклассовые кварталы на предмет забитых или протекающих стоков, быстренько латал что-то на месте, затем между грозами возвращался сделать работу долговечнее. По выходным на блошином рынке в автокинотеатре «Йети» он целыми фургонами продавал пластиковые дождевики с Тайваня, а также пасту для полировки машин и спираченные плёнки Осмондов, февраль проводил вместе со всеми, кого тут знал, бродя в болотных сапогах по бедро по нарциссовым полям Гумбольдта, срезал их зелёными, цепляя себе ядовитую сыпь, а потом, когда в округе появились компании кабельного телевидения, впутывался в стычки, включая и перестрелки, между бандами конкурирующих кабельщиков, стремившихся завладеть душами для своих отдалённых принципалов, причём война шла буквально за каждый дом так, что Окружному наблюдательному совету в конце концов пришлось разделить округ на Кабельные Зоны, которые со временем превратились в самостоятельные политические единицы, поскольку Ящичные предприниматели и дальше раскидывали свои сети даже туда, где на линейную милю и жителей-то не хватало, чтоб оплатить прокладку, ничего, в городе компенсируют, а кроме того, они твёрдо верили в будущее калифорнийской недвижимости. Идеалистические детки-цветики, стремившиеся жить в гармонии с Землёй, далеко не одни нацеливались на Винляндию. Застройщики из штата и не только тоже открыли эту береговую черту в том, куда дует ветер, с её сокрытыми безмятежностями и ложными проходами, эту удивительную вершу в повседневном побережье. Всё это рождено стать пригородами, по их мнению, и чем скорее, тем лучше. А это значило работу, но слишком много её — вне профсоюзов и позорно задёшево. Отношения Зойда с Траверзами, с которыми он-таки вышел на связь, осложнялись его штрейкбрехерской деятельностью, хотя Зойд предпочитал называть себя «независимым подрядчиком». То были старые, гордые и крепкие профсоюзники, выжившие в одном из худших на свете антипрофсоюзных климатов, — лебёдчики, трелёвщики, подносчики воды и погонщики, кое-кто сражался ещё в Эвереттских бойнях, иные со стороны Бекеров лично знали Джо Хилла, и не скорбели, и собирали народ, и если пускали к себе на порог время от времени непрофсоюзного Зойда с его случайными заработками, то лишь из сочувствия к его причёске и стилю жизни, в коих винили его умственную неполноценность, да из любви к своей дальней родственнице Прерии, которая, как настоящая Траверз, прекрасно по жизни прорвётся, невзирая на отцовы недостатки. За развод Зойду тоже дополнительных очков не начисляли, хотя если ему присудили опеку, а Френези никто не видел уже много лет, и она от этого лучше не выглядела. Двоюродная сестра Саши Клэр, которой в семье приписывались паранормальные способности, довольно быстро раскусила Зойда, приметила негасимое пламя факела его любви, и начала звать его поужинать да поглядеть на старые семейные снимки, рассказывая, что помнила, о юной Френези-исследовательнице и тех известиях, что она приносила, вернувшись, о реках, которым не полагалось течь там, где она их находила, и об огнях на дальних речных берегах, и о множестве голосов, чуть ли не сотнях, похоже, не совсем они там гулянку гуляли, да и не вполне войну воевали. Валуны, которые только йети и под силу поднять, валились с грохотом вокруг неё посреди ночи, потоки радужной форели, каждая размером с собаку, на летнем нересте, и не просто блещут все, а прямо горят, брошенные лесоповалы, паровые котлы, и дымовые трубы, и зубчатые колёса высящиеся средь ежевики… и странный «затерянный» городок Теневой Ручей, якобы эвакуированный давным-давно от наводнения, а ныне необъяснимо вновь заселённый теми, кто вроде бы никогда не спит.

— То были эти самые танатоиды, конечно, — сказала Клэр, — они тогда только начали заезжать к нам в округ, и если её вообще пугало, бывать там среди такого человеческого несчастья, ну так она об этом никогда и не заикалась. — С конца войны во Вьетнаме танатоидное население резко росло, поэтому дневная работа бывала всегда в Деревне Танатоидов — торговом и жилом комплексе в нескольких милях в горы от Теневого Ручья. Перед самой зарёй у здания Винляндского суда проводили сборы бригад, в потёмках урчали вхолостую тени бурых автобусов, в окнах безмолвно вывешивали разнарядки на работу и сколько платят — иными утрами Зойд туда ходил, забирался на борт, выезжал с другими новичками, все целки на здешнем рынке труда, бывшие художники или духовные паломники теперь становились чокеровщиками, официантами и официантками, упаковщиками и кассиршами в магазинах, древолазами, водителями грузовиков и плотниками по каркасам, либо устраивались на такие вот временные работы по расчистке территории, всё на службе у других, у тех, кто по-настоящему строил, продавал, покупал и спекулировал. Первым делом такая вербота выясняла, что их волосы мешают работе. Некоторые стриглись коротко, кое-кто завязывал пучками сзади или заглаживал за уши некими вопросительными знаками. Их некогда-неземные подружки собирали грязную посуду, или разносили выпивку, или занимались мускулатурой усталых лесорубов в сауне «Шангри-Ла», лучшей в округе Винляндия. Кое-кто предпочёл полуденный южный домой, остальные продолжали врубаться тут, в вечерней школе, или Винляндском общинном колледже, или университете Гумбольдта, или устраивались работать в различные федеральные, штатовые, окружные, церковные и частные благотворительные учреждения, которые были тут крупнейшими после лесодобывающих компаний нанимателями. Многие оказывались бывшими партнёрами по приходам и прежними Любовями, и за годы постепенно стали иметь друг с другом дело эдак вот через столы или посредством компьютерных терминалов, словно бы втайне избранные и рассортированные по командам-соперницам…