Сергей Довлатов - Речь без повода... или Колонки редактора
Калифорнийский шерлок холмс перестарался. Его безответственное заявление говорит о профессиональной некомпетентности. О явном непонимании природы третьей эмиграции. Об элементарном незнании людей.
Именно такие заявления вызывают расовую отчужденность. А в сумасшедшем Нью-Йорке они чреваты и более тяжелыми последствиями.
Тем обиднее сознавать хотя бы едва уловимую долю правоты в измышлениях калифорнийского шефа. Тем досаднее сознавать, хотя бы частично, справедливость выдвинутых им обвинений.
Филиал КГБ — это слишком. Мафия — это слишком. Но мошенники среди нас попадаются. Спекулянты попадаются. Есть и примитивное ворье…
Канает местная дама в провинциальный супермаркет. Туда заходит в бросовом пальто. А появляется — в дубленке. Чистая Золушка!..
Есть хулиганы. Есть вымогатели. Есть фиктивные холостяки и липовые вдовы. Все у нас есть.
Я не говорю о случаях банального мордобоя. О неутихающей карточной игре. Об импортном советском пьянстве…
Есть, говорят, на Брайтоне тайный публичный дом. По мне, так уж лучше — явный. Меньше риска, больше гигиены. Здесь это разрешается. Правда, лицензия дорогая…
Партнеров обманываем. Документы подделываем. Контрабандными сигаретами торгуем.
Одному рижанину на Брайтоне машину продали. Машина замечательная — фары, например. Запасная покрышка. Насос. Тормоза…
Правда, ездит медленно. И только лишь под гору. А в гору без кардана — никак…
Я знаю, что основное население Брайтона — предприимчивые, толковые и весьма достойные люди. Честные труженики, законопослушные граждане, отцы семейств. Есть здесь и своя интеллигенция. Есть инженеры, рабочие, программисты. Есть в том числе и сотрудники «Нового американца». Но и погани хватает. Она-то и бросается в глаза.
Жалуюсь тут одному брайтонцу на калифорнийского шефа полиции. А он и говорит:
— Пусть заглянет в наш ресторан. Мы его живо переубедим. Мы ему, гаду, рожу начистим…
Что ж, милый способ понравиться должностному лицу…
«Новый американец», № 103, 2–8 февраля 1982 г.КР МЫ И НЕ ЗАМЕТИЛИ…
Мы и не заметили, как превратились в старых американцев. Мы уже не замираем около витрин. Не разрешаем себе покупать четырехдолларовые ботинки. Не уступаем женщинам места в сабвее…
Привыкли, осмотрелись, чувствуем себя как дома. Даже лучше.
Мы беседуем с вновь прибывшими. Снисходительно выслушиваем их наивные темпераментные монологи:
— Продавцы такие вежливые! Полицейские такие обаятельные. Квартиры такие просторные…
Мы-то убедились — всякое бывает. И продавцы, бывает, обсчитывают. И полицейские грубят. И в просторной квартире неисправностей хватает…
В учреждениях бюрократии полно. Среди чиновников взяточники попадаются. Бывает, что и в очереди постоишь… Как дома…
Мои взаимоотношения с Америкой делятся на три этапа.
Сначала все было прекрасно. Свобода, изобилие, доброжелательность. Продуктов сколько хочешь. Издательств сколько хочешь. Газет и журналов более чем достаточно.
Затем все было ужасно. Куриные пупки надоели. Джинсы надоели. Издательства публикуют всякую чушь. И денег авторам не платят.
Да еще — преступность. Да еще — инфляция. Да еще эти нескончаемые биллы, инвойсы, счета, платежи…
А потом все стало нормально. Жизнь полна огорчений и радостей. Есть в ней смешное и грустное, хорошее и плохое.
А продавцы (что совершенно естественно) бывают разные. И преступники есть, как везде. И на одного, допустим, Бродского приходится сорок графоманов. Что тоже совершенно естественно…
И главные катаклизмы, что естественно, происходят внутри, а не снаружи. И дуракам по-прежнему везет. И счастья по-прежнему не купишь за деньги.
Окружающий мир — нормален. Не к этому ли мы стремились?
«Новый американец», № 105, 16–22 февраля 1982 г.КР ПРОТИВ МОЕГО ДОМА…
Против моего дома есть небольшой супермаркет. Вы заходите, накладываете продукты. Затем рассчитываетесь у прилавка.
Миловидная девица укладывает содержимое тележки в коричневый бумажный пакет. Вы слышите приветливое:
— Thank you! Have a nice day!
Там же имеются в продаже целлофановые мешки. Стоят — десять центов.
Вы покупаете этот мешок. Платите десять центов. Однако в целлофановый мешок девица содержимое тележки не укладывает. Протягивает этот самый мешок, и все. А положить в мешок товар не удосуживается. И уже не говорит вам приятных слов.
Потому что это — лишняя работа. Лишнее движение. Не предусмотренное стандартами здешнего обслуживания.
Меня это, честно говоря, поразило. Казалось бы, так естественно оказывать пустяковую дополнительную услугу. Так — нет.
В бумажный мешок — пожалуйста! А в целлофановый — ни за что!
Ну что ты скажешь?! Может, действительно — хваленая американская вежливость формальна. И дружелюбие — формально. И благородство. И любовь к свободе…
Еду в метро, охваченный грустными размышлениями. Обращаюсь к прилично одетому господину. Спрашиваю нужную остановку.
— А куда вы направляетесь? — интересуется господин.
Я объяснил.
Так он, представьте себе, вылез из метро раньше, чем ему было нужно. Отправился меня провожать. Всю дорогу звал мое семейство пожить у него. Прощаясь, сунул мне визитную карточку.
— Я, — говорит, — адвокат. Понадобится консультация — звоните…
Ну что ты будешь делать с этой Америкой?! Любить ее или ненавидеть?!
«Новый американец»», № 105, 16–22 февраля 1982 г.Раздел освещает черты литературного безобразия. Это наша скромная домашняя кунсткамера.
Сегодня мы лишь цитируем некоторых писателей русского зарубежья. Не оглашая имен. Не указывая произведений. Лишь цитируем и качаем головами…
Но. Фамилии авторов и названия произведений тщательно зафиксированы. Отосланы знаменитому профессору Джону Боулту.
Эти данные будут храниться там — вечно!
Чем объясняется наша суровость?
Здесь, в эмиграции, мы особенно дорожим русским языком. Мы призваны защищать его интересы. В своих действиях мы руководствуемся статьей № 1 литературно-процессуального кодекса. Она гласит:
ГРАФОМАНИЯ С ПРИМЕНЕНИЕМ ТЕХНИЧЕСКИХ СРЕДСТВ (наборная машина и печатный станок) КАРАЕТСЯ УЛЫБКОЙ!
Расследование ведет С. Довлатов
«…Был издан приказ об аресте четырех адвокатов, которые отчасти находятся вне пределов страны».
Какова судьба оставшихся частей? Например, затылков?
«…Эрнст Неизвестный имеет большой успех в Европе и даже студию в Милане…»
В Европе — бузина, в Милане — дядька?
«…Все доходы идут на покрытие расходов…»
Далеко пойдешь, бизнесмен!
«…Катюша поделилась своим спором с мужем…»
А муж с Катюшей оплеухой?
«…Вошла женщина с экземой на приятном лице…»
Долой косметику! Пользуйтесь экземой!
«… У нее была походка, как у кавалерии…»
А взгляд, как у баллистической ракеты?
«…Во многих странах Западной Европы большим авторитетом пользуется шампунь…»
А мы думали — Вальдхайм.
«…Отец постоянно драл меня, не зная куда…»
Мало драл.
«…Николай снял обувь и головной убор…»
Затем отведал кисломолочных продуктов, достал канцелярскую принадлежность и написал всю эту ерунду?
«…Из дома выскочил черный пуэрториканец и громко закричал…»
Наверное, закричал, что он не пуэрториканец, а негр.
«Новый американец», № 4, 7—13 марта 1980 г.«…Марк увидел в зеркале стоявшую за ним Нэнси, ее тревожное лицо выглядывало из-под рукава зеленого халата…»
Какой у нее разряд по акробатике?
«…Если любят конфеты, то их едят… Понимаешь ли ты, о чем я говорю?»
Не понимаю. Ибо мысль твоя чересчур глубока.
«…И потом до самого утра мучительное — кап, кап, кап… Кому открыться? У кого искать сочувствия?..»
У квалифицированного венеролога.
«Наперекор чужому мраку,Наедине с моей тоской,Шатаюсь, пьяный, по Домраку,Как в прежней жизни — по Тверской».
Главное — оставаться самим собой. Как в большом, так и в малом.
