Алексей Иванов - Message: Чусовая

В «Календаре Пермской губернии за 1887 год» об этом бойце сказано: «…получил своё название по своему выделяющемуся виду — в крутом склоне прибрежной горы, поросшей великолепным лесом, „Четыре Брата" представляют четыре вертикальные стены, разделённые глубокими логами, почти на равном расстоянии одна от другой, далеко выделяющиеся из массы окружающей их зелени деревьев». Четыре Брата (или Пять Братьев) — это ряд вертикально стоящих узких пластов высотой до 40 м. Количество утёсов называют разное — от четырёх до семи. Видимо, счёт их — дело субъективное: третий «брат» — двойной, а за четвёртым утёсом стоят ещё два пласта, различимые только снизу по течению. Между утёсами растёт лес. В породах встречаются окаменелости. На первом «брате» в глубине есть маленькое карстовое окно. Боец — геологический памятник природы.

Поблизости от камня в XVIII веке находился рудник Четырёхбратский, снабжавший рудой Кусье-Александровский завод Строгановых на Койве.

С бойцом Четыре Брата связана легенда о кладе Пугачёва. Будто бы Пугачёв, предчувствуя поражение, отправил на Чусовую своего атамана Чику-Зарубина (который называл себя графом Иваном Никифоровичем Чернышовым). Чика спрятал на бойце клад: девять бочонков. В четырёх из них — вино, в трёх — меха, в двух — золото. В то время когда (по легенде) Чика должен был рыть землю на Четырёх Братьях, реальный Чика сидел в Табынском остроге, а потом был повешен в Уфе. Оказаться на Чусовой он мог только в качестве привидения. Но это не останавливало кладоискателей ни в прошлом, ни сейчас. Нынешние кладоискатели проверяли окрестности бойца даже с лозоходцами и установили, что клад действительно где-то здесь… Но вот где? Каменные Братья хранят молчание.

Конечно, и после пугачёвщины на Чусовой были и небольшие бунты, и разбойничьи налёты, и выступления рабочих. Самыми крупными были волнения крестьян, приписанных к Ревдинскому заводу. Они произошли в 1800 году. Но в 1807 году при реформировании системы горных заводов ненавистная приписка была наконец-то отменена. Однако в 1824–1826 годах в Ревде произошёл бунт углежогов, спровоцированный Демидовыми для того, чтобы вернуть себе отнятый завод. А в феврале — мае 1841 года углежоги Ревды подняли настоящее восстание.

Углежоги поставляли заводам древесный уголь. Уголь получали так: огромный штабель ровно напиленных дров покрывали дёрном (получался «кабан»), делали в дёрне продухи и поджигали. Необходимо было поддерживать медленное и равномерное тление 10–15 дней, а уголь утрамбовывать специальной огромной «балдой». Это была исключительно тяжёлая работа: без отдыха, в дыму и копоти; к тому же — смертельно опасная, ведь углежоги, трамбуя уголь, ходили по «кабану» и запросто могли провалиться в гору раскалённого угля. Угля заводам требовалось очень много: на выплавку 1 части чугуна — 5,5 частей угля, а на 1 часть железа — 8 частей угля. Нормы выработки были совершенно непосильны — сотни и тысячи коробов. Но администрация завода в 1841 году всё равно ещё увеличила требования к выработке — и углежоги восстали.

У них уже была неплохая организация. Для начала их войско грозно промаршировало мимо присланного на усмирение полковника Порозова. Углежогов было около 500 человек, и шли они колонной по 4–5 человек в ряд и все с кольями в руках. Разрешить конфликт миром не удалось, и в конце концов солдаты открыли по углежогам огонь. Было убито около 170 человек, среди которых — женщины и дети.

Реформы 1861 года и специфический характер труда на Чусовой не позволили в пореформенный период развернуться здесь классовой борьбе в вооружённой форме. Мамин-Сибиряк отмечает, что главной формой социального протеста было бегство крестьян-бурлаков со сплава. Впрочем, в 1906 году в низовьях Чусовой появились лесные отряды с винтовками и револьверами.

Это были остатки разгромленной «армии» мотовилихинского революционера Александра Лбова. После поражения мотовилихинского восстания 1905 года Лбов бежал в леса и сколотил себе огромную банду. Самым известным налётом этой банды был захват парохода «Анна Степановна». Лбов наводил ужас на обывателей и жандармов Перми своей угрозой взять город штурмом. Поначалу Лбов сохранял видимость революционной сознательности, грабежи называл «экспроприациями». Но затем «армия» вышла из-под его контроля, превратившись в сборище шаек. Благодаря специальной операции жандармского управления с привлечением знаменитого провокатора Азефа правительство сумело изловить Лбова. Сам Александр Лбов был расстрелян в Вятке, а его воинство рассеялось по лесам — в том числе и чусовским. Лбову и его делу посвящена малоизвестная повесть Аркадия Гайдара «Жизнь ни во что».

Страшная стихия народного гнева вернулась на чусовские берега только в Гражданскую войну.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

"ЖЕЛЕЗНЫЕ КАРАВАНЫ"

ЧУСОВСКИЕ ПРИСТАНИ

Сплав «железных караванов» — одна из самых ярких и самобытных страниц истории Чусовой. Пожалуй, именно «железным караванам» Чусовая и обязана своей известностью. Ермак в сознании общества прочнее связан с Сибирью, чем с Чусовой. Трифона Вятского, скажем прямо, никто не знает. Горные заводы стояли по всему Уралу, не только здесь. Строгановы больше ассоциируются с Камой — с Орлом-городком, с Усольем. Демидовы — с Нижним Тагилом, с Невьянском, с Кыштымом и Каслями. Но вот «железные караваны» — это Чусовая и только Чусовая, хотя в действительности такие караваны плавали и по Уфе, и по Белой, и по Вишере. Правда, этим рекам не нашлось такого «певца», какой появился у Чусовой.

Заводы Сатка, Куса, Златоуст, Миасс, Касли, Кыштым сплавляли свою продукцию по реке Ай в Башкирии. Айский сплав «железных караванов» строился по тому же принципу, что и чусовской. На берегу Ая и поныне стоит деревня Старая Пристань, а самая опасная скала называется Разбойник.

В 1883 году в популярнейшем журнале «Отечественные записки» был опубликован большой очерк Д. Н. Мамина-Сибиряка «Бойцы», посвящённый путешествию писателя на «железном караване». Очерк произвёл огромное впечатление: русская публика (как тогда, так и сейчас) мало знала о специфической уральской жизни и была шокирована масштабом её драматизма. И название «Чусовая» впервые прозвучало по всей читающей России. Даже появилась «тема Чусовой». (В советское время произведения на эту тему стали называть каким-то павианьим словом «Чусовиана».) А «железные караваны» на своих натруженных спинах вывезли из забвения и другие феномены Чусовой: и Ермака с Трифоном Вятским, и горные заводы с бажовскими сказами, и Строгановых с Демидовыми.

Но любое плавание, разумеется, начинается от пристани.

Будет очень неверным считать, что пристань — это лишь причал, возле которого загружаются (или разгружаются) суда. В слове «пристань» есть что-то слегка пренебрежительное: пристали, мол, постояли — и дальше поплыли. Нет, не так. Чусовские пристани были совсем иными.

Под словом «пристань» подразумевался обширный и сложный комплекс хозяйственных, гидротехнических и жилых построек. Как выглядела пристань?

Во-первых, это был большой пруд с плотиной. На берегу пруда располагались судостроительные верфи — «плотбища». Вокруг плотбищ — огромные склады лесоматериалов для строительства судов. Лес привозили конной тягой или сплавляли в плотах. Для плотов на прудах были особые причалы — «лесные гавани». Водная территория перед ними была расчерчена плавучими бревенчатыми заграждениями, которые у инженеров называются «боны», а в народе их звали «кобылами» или «перестягами». Перестяги расчленяли акваторию на большие ячеи — «баны», где лес сортировался по размеру и качеству. Из банов брёвна вытаскивали на «скатища» и сушили, составляя в «костры» (на иллюстрациях к «Бородину» Лермонтова часто рисуют ружья, составленные в эдакие пирамиды, — «костры» составлялись точно так же).

Просушенные брёвна везли на «лесопильные мельницы». Здесь их огромными пилами распиливали на доски и брусья разного профиля. Пилы на «мельницах» приводились в движение «тягами» от водобойных колёс, которые вращались в «колёсных ларях» в «прорезах» плотин. Из брусьев, досок и других деревянных деталей на плотбищах уже строили барки. Строили их на специальных помостах. От помостов к воде были протянуты крепкие бревенчатые стапеля — своеобразные рельсы, по которым потом готовую барку сталкивали в пруд, или в «гавань». Для улучшения скольжения эти «рельсы» намазывали варом, дёгтем или смолой, поэтому их называли «склизни».

Также вокруг плотбищ располагались различные вспомогательные «дворы»: кузнечный и скобяной дворы, где изготовляли крепёжные детали для судов; канатный двор, где ссучивали и свивали тросы — «снасти» и «драли» различную «конопатку»; варничный двор, где изготовляли вар и топили смолу для смазывания склизней и герметизации судов.