Майкл Каннингем - Плоть и кровь
Джамаля он нашел лежавшим прижав лицо к доскам на причале. Сегодня на нем были свободные лиловые трусы. Бен постоял с мгновение, вглядываясь в него. Он не думал о красоте. И вышел на причал.
— Что поделываешь? — спросил он.
— Там внизу здоровенная рыба, — ответил Джамаль.
— Где?
Бен лег рядом с Джамалем, вгляделся в щель между досками.
— Подожди, скоро она шевельнется, — сказал Джамаль.
Бен видел лишь зеленую воду с неровным, похожим на колеблемую ветром веревочную лестницу отражением причала. И ощущал близость тела Джамаля, невинный нажим его локтя на свой, голого колена Джамаля на бедро. Он высматривал рыбу. И ни о чем другом не думал.
— Она там, внизу, — сказал Джамаль. — Очень большая.
— Не вижу никакой рыбы, — сказал Бен.
— Вот она. Пошла.
Бен увидел ее, скользившую в воде рыбину с широкой, как его ладонь, плоской, шипастой спиной. А потом увидел глаз. Один выпученный желтый глаз, большой, как покерная фишка. Рыба поднималась к поверхности. Бен быстро сел. У него колотилось сердце.
— Черт, — сказал он.
— В чем дело? — спросил Джамаль.
— Она же огромная, — ответил Бен.
— Да, не маленькая. Фута два или три в длину.
— Больше, — сказал Бен.
— Да нет.
— Огромная.
— Она тебя напугала? — спросил Джамаль.
Сердце все еще колотилось. Он боролся с желанием удрать на берег, забежать по дороге повыше.
— Это всего лишь рыба, — сказал Джамаль. — Она ничего тебе не сделает. Всего лишь рыба.
1993
Теперь Зои жила внутри болезни. Она могла разговаривать как прежде, как прежде шутить. Но она уходила куда-то. И чувствовала, что меняется, даже когда готовила обед, когда в окнах загорались звезды и из телевизора неслась знакомая музыка. Она наблюдала за этим из места, в котором никогда не бывала.
Вилл, сияя, взлетел на веранду. Гарри сидел с газетой в металлическом кресле, сделанном в форме раковины.
— Ну правильно, — сказал Гарри. — Пробежка в десять миль. В августе, во время нашего отпуска.
— Мне нравится, — ответил Вилл. Грудь его вздымалась. Голову накрывала тряпичная шапочка. Он был весел, пах потом и нес с собой маленького, едва различимого ангела надежды. Соски его Зои помнила еще со времен детства.
— А мы с Зои наслаждались, наблюдая за тобой, — сообщил Гарри. Он положил руку на спинку кресла Зои, пристроил ступни — без носков, в одних высоких грязно-белых спортивных ботинках — на перила веранды.
— Привет, Зо, — сказал Вилл. Он уже стоял за спинами Зои и Гарри. Наклонился и чмокнул Гарри в макушку.
— Ты заливаешь потом мою газету, — сказал Гарри.
— И собираюсь не только ее залить. Как ты себя чувствуешь, Зо?
— Хорошо, — сказала она. — Здесь так красиво.
— Aгa.
Кругом были пчелы, выжженное синее небо, яркая, неспокойная вода залива. И казалось, ничего с ними не может случиться, потому что существует все это и пчелы кормятся в прибрежных кустах роз.
— Как вы насчет искупаться? — спросил Вилл.
— Я бы не прочь, — ответил Гарри.
— А ты, Зо?
— Мм?
— Искупаться не хочешь?
— А. Не знаю. Может, я для начала посижу на пляже, посмотрю, как купаетесь вы?
— Все, что захочешь, — ответил Вилл.
Зои взяла в ладонь прядь своих волос. Ей было трудно сказать, покидает она время или уходит в него все глубже. И за волосы она держалась так, точно они помогали ей удерживать равновесие.
— Я с удовольствием посидела бы на пляже, — сказала она. — И посмотрела, как вы, мальчики, плаваете.
— Мы уже не мальчики, — сказал Гарри. — Разве что в наших мечтах.
— Ну, так уж я о вас думаю, — ответила она Гарри. — И так мысленно называю. Мальчики.
— Я против названия «мальчики» ничего не имею, — сообщил Вилл.
— Да уж, разумеется, — сказал Гарри.
— Не цепляйся ко мне, ладно?
— Конечно-конечно. Старейший из ныне живущих мальчиков.
Началась притворная потасовка. Вилл делал выпады и отражал удары размашистыми, как у боксирующего кенгуру, движениями. Гарри отбивал его кулаки.
— Не связывайтесь со мной, — говорил он кулакам. — Я нынче не в настроении.
— Я еще и не начал с тобой связываться, — отвечал Вилл.
Жужжала, повиснув над досками пола, пчела. Зои наблюдала за ее пышным, висящим в воздухе грузным тельцем, за отбрасываемой ею прозрачной тенью. Наблюдала за согласными движениями брата и его любовника. Имела ли их привязанность друг к другу какое-то отношение к полету пчелы? Нет, просто она привыкла искать во всем связи.
Вилл что-то сказал ей, она лишь улыбнулась. В последнее время слова заботили ее меньше всего.
— Курс на Землю, Зои, — произнес Гарри.
— Я здесь, — ответила она им обоим. — Не беспокойтесь, я здесь, с вами.
Бен и Джамаль поднялись по ведущим на веранду ступеням, постояли немного на верхней. Пчела наконец приняла решение. Произвела вираж и устремилась на восток, пролетев над головами Джамаля и Бена. А Зои увидела — или знала это и раньше? — что Бен и Джамаль — это тоже пара. В своем роде. Вилл и Гарри были парой иного толка. И у пчелы имелись собственные желания. Зои держалась за прядь волос.
— Привет, ребята, — сказал Вилл. — Как дела?
— Мы видели рыбу, — ответил Джамаль.
— Правда?
Бен молча стоял в его одеревенелой добродетельности, во всей любви, которой он желал и не желал.
— Очень большую, — сказал Джамаль. — Под причалом.
— А поплавать пойти не хотите, а, братцы? — спросил Вилл.
— Годится, — ответил Джамаль.
Бен промолчал. Ушел в дом и хлопнул за собой сетчатой дверью. Из нее успело вырваться на веранду дуновение застоялого воздуха, полное запахов дома. Вилл взглянул на Гарри. Забавный парнишка, верно?
Джамаль подошел к Зои, встал, ожидая ее слов или молчания, ожидая следующей минуты ее жизни.
— Так что, рванули на пляж? — сказал Гарри.
— Мам? — произнес Джамаль.
— Идите втроем, — сказала Зои. — Я передумала, мне и здесь хорошо.
— Ты уверена?
— Целиком и полностью.
Однако Джамаль не сдвинулся с места, и Зои мягко шлепнула его по спине.
— Иди, — сказала она.
— Ты хочешь, чтобы я пошел поплавать?
— Да, я хочу, чтобы ты пошел поплавать.
— Ладно.
— Ладно.
Она осталась сидеть в кресле, Вилл, Гарри и Джамаль ушли в дом, переодеться для купания. Крошечные передвижки происходили в воздухе, в нем перемежались интервалы чуть большего и чуть меньшего свечения. Что-то накапливалось, что-то золотистое, синее, старое. Когда Джамаль, и Вилл, и Гарри вышли из дома, их сопровождал Бен, с его гладкими мышцами, в мешковатых оранжевых трусах. Вилл поцеловал Зои, остальные с ней попрощались, даром что меньше чем через час им предстояло вернуться. В последнее время с ней всегда прощались. Она смотрела им, уходящим к заливу, вслед. Ее сын, племянник, брат и любовник брата удалялись все вместе, и Зои поняла: равновесие достигнуто. Оно здесь, в этом мгновении, — самое сердце лета. Месяцами силы созревания и распада восходили все вместе к этому мигу, к колоссальному покою, к дремотной глубине золота и синевы, не содержащей ни перемен, ни противоречий.
Потом она увидела, как проходит и это. Увидела, как появился первый ниспадающий свет, услышала первый бесконечно тихий щелчок осени. Осознала, что все это время держалась за прядь своих волос. И когда ее сын, брат и любовник брата скрылись из глаз, выпустила прядь из ладони.
— Тебе тут тепло? — спросил голос. На миг ей подумалось, что это голос самого воздуха — глубокий, с намеком на гобой и литавру. Пчела могла бы плыть в таком голосе, подобно электрической искорке, пронизывающей музыку.
— Да, — ответила она.
Подошел и встал рядом с нею отец. Это был его голос. И его сладковатый, затхлый запах.
— У тебя все в порядке? — спросил он. — Просто сидишь здесь одна?
— Они все только что были здесь, — сказала она. — А теперь пошли купаться.
— Кто?
— Вилл, Гарри, Джамаль и Бен.
Он подошел к перилам. Хмуро вгляделся в день, который уже начал неторопливо остывать, идти на убыль. Завтра — первый день осени, хотя по календарю до него еще три недели. Завтра свет будет более жирным, более склонным к синеве.
— В два у Бена с Джамалем урок, — сказал отец. Любовь и ненависть перемежались в нем, система приливов и отливов. Волосы его начинали редеть. Кожа покрылась старческими пятнышками.
— Все нормально, — сказала ему Зои.
— А?
— Они успеют вернуться вовремя.
— Ну да.
Он неохотно оторвался от перил. Склонился к Зои, приблизил свое лицо к ее.
— Тебе хорошо здесь? — спросил он. — Не зябнешь?
— Нет. Все прекрасно.
Он кивнул, втянул сквозь зубы воздух, четвертную ноту воздуха, и Зои подумала, что отец, может быть, пробует этот день с его увядающими обещаниями на вкус.
