Орнамент - Шикула Винцент
— Нет, мы живем не в Брусках, там только дядя живет, но, наверно, было бы лучше зайти к нему, это не так рискованно.
— Как хочешь. Могу зайти и туда, и сюда.
— Нет-нет, — запротестовал он. — Достаточно будет, если навестишь только дядю.
6Как-то раз в воскресенье, это было в начале декабря, уже подмораживало, что, однако, не могло меня остановить, я одолжил у хозяйки велосипед, и айда в Бруски! Сначала я покатил в направлении городского стадиона, где, как вы знаете, жила Иренка, после обеда я должен был с ней встретиться, но теперь хотел сказать ей, что прийти не смогу. Для визита было еще слишком рано, но я и не намеревался у них задерживаться, даже заходить к ним не собирался, только подъехал к дому и стал звякать велосипедным звонком до тех пор, пока не открылось окно; из него выглянула бабушка и сказала, что все еще спят, а если мне что-то надо, то придется зайти позже.
— Позже не могу, очень спешу, — отвечал я. — Мне надо с Иренкой поговорить, хочу сказать ей кое-что важное.
Разумеется, послеобеденной встрече я не придавал слишком уж большого значения и заехал лишь для того, чтобы Иренка не могла потом сказать, будто я не сдержал слова. Но не имело смысла все это объяснять старушке. Нет чтобы похвалить меня за то, что я так рано встаю, она еще и злится, даже от меня этого не скрывая. — Ох, совсем вы ее затиранили. Девочке покоя от вас нет. Никакого! Не сердитесь, но ради вас я ее будить не стану. Вчера она была в гостях у своей подружки, пришла домой поздно. Наверняка устала. Не стану ее будить, совесть мне не позволит. Может, передать ей что-нибудь хотите?
Я немного подумал. — Нет, ничего передавать не надо. Только привет от меня!
Я вежливо, если она это так восприняла, хотя думаю, что нет, поклонился и укатил прочь. Снова я им не угодил! Весь день теперь будут вздыхать, охать, причитать и говорить лишь о том, какой я невоспитанный. Иренке будет что послушать.
Через два часа я уже добрался до Брусок. Йожо объяснил мне все, что было нужно, и я бы должен был знать, где живет его дядя, но когда очутился на месте, все здесь показалось мне перевернутым наоборот: что должно было быть в конце деревни, оказалось в ее начале, а что должно было быть в начале, находилось посередине, и хочешь — не хочешь, а пришлось спрыгнуть с велосипеда и спросить у прохожего: — Извините, вы не знаете, где тут живет пан Врабель?
— Которого это Врабеля вы ищете? — мужчина остановился и раскинул руки, словно собираясь меня обнять. Похоже, я получу от него обстоятельный ответ.
— Если вы ищете Йозефа, так он живет тута! — он указал рукой. — Я его хорошо знаю, это мой сосед. А еще я знаю Имриха, канальщика, что ходил колодцы копать, а теперь, как стали в деревнях водопроводы устраивать, мотается возле водопроводчиков, у них всегда подзаработать можно. Конечно, такого человека каждый знает.
— Ага, Имрихом его зовут. Можете мне сказать, как к нему пройти?
— Ну, неужели я такой мелочи для вас не сделаю? Да любой мальчишка мог бы вам услужить. Если кто спрашивает Врабеля, его тут же к канальщику посылают, что вовсе не удивительно, поскольку человек, который в колодцах разбирается, был когда-то нарасхват. Я как-то раз сам выкопал себе колодец, но Имро пришел поглядеть, как я там, на дне, ковыряюсь, а воду, еще грязную, попробовал и не мог ею нахвалиться. Но не подумайте, что больше и угостить его было нечем! Ведь на такой случай всегда закуска найдется, а уж в вине у нас никогда недостатка не было. Я бы и сам вас к нему отвел. Но вот, глядите! В конце улицы голубой домик, и еще куча камней перед ним, там был когда-то позорный столб, его недавно снесли. Я сам его своротил бульдозером, поскольку секретарь здешнего комитета сказал, что нам позориться не из-за чего, разве только из-за этого столба, и что такие памятники культуры нам тут не нужны. А теперь все на меня злятся, даже сам секретарь. Видите тот голубой домик? Возле этого домика проходной двор, вы через него пройдете к церкви. Спросите любого, где живет канальщик, колодезник, и сами увидите, что каждый это знает.
— Спасибо, спасибо.
— Не за что. Погодите, еще хочу сказать — если там во дворе случаем кого-нибудь встретите, не обращайте внимания, идите себе, через этот двор все ходят, как через эту улицу.
— Еще раз спасибо.
Я направляюсь к дому, мимо которого, как мне было сказано, можно свободно проходить, и добираюсь до церкви. — Извините, пожалуйста, — спрашиваю я, следуя совету. — Не знаете, где тут живет Имрих Врабель?
Подбегают две женщины, кажется, тоже очень разговорчивые.
— Колодезника ищете? — говорит одна из них. — Вам надо церковь обойти, а там будет такой утоптанный лужок, по нему всегда ребятня носится. Так вот пройдете через этот лужок и увидите дом со щитом.
— Да вы сразу его узнаете, — вторит ей другая. — Имро Врабель, поскольку не был пьяницей, как вышел из такачовско-миклошовичовских батраков, так за свои деньги выкупил строение, совсем было запустелое, скинул с него крышу и, хоть оно тут и не привычно было, достроил еще один этаж.
— Богач, должно быть…
— Да-да, — подтвердили они со смехом. — Самый что ни на есть богач, если высотой дома богатство мерить. А если шириной, да еще и земли прибавить, то здесь и побогаче будут.
— То есть, значит, не богач.
Они снова громко расхохотались. Тут подбежала еще одна, видимо тоже хотела посмеяться. — Про кого это вы спрашиваете?
— Про Врабеля — канальщика, который еще колодцы рыть ходил.
— Про Врабеля? Люди добрые?! У вас что, водопровод до сих пор не провели?
— Значит, если воды захотите набрать, вам аж на колодец надо идти?
— Ведь у них и колодца еще нету. Они, видно, дом только строят.
— Дом, дом? О-хо-хо! Да как же они известь гасить будут, если воды-то нету?
— Ну, ладно! Всего вам хорошего! — и я двинулся дальше, а следом еще долго раздавался смех.
Дом принадлежит к числу самых старых построек в Брусках. Когда-то его фасад был на другой стороне, о чем свидетельствует и окно первого этажа, пробитое с этой стороны дополнительно. Из окна виден церковный луг, который из года в год выкашивал причетник, давая за это священнику молоко. Иногда он и Врабелю приносил немного молока, поскольку тот взялся стеречь луг, чтобы его не вытаптывали. Однако теперь в деревне своего священника нет, лишь по воскресеньям сюда забегает один молодой и, как говорят деревенские, шальной, из соседней деревни. Время от времени он заглядывает и на неделе, оттараторить службу на свадьбе или похоронах. Только из-за этого причетник не забросил бы луг, но в хлеву уже нет коров, а значит, незачем сушить сено и укладывать его на зиму. Когда-то через луг нельзя было даже пройти, а теперь — пожалуйста, хоть вся деревня может по нему топтаться. Только Врабель время от времени ворчит. Выходит из дома, а дети, которые когда-то его боялись, не убегают, а лишь перестают кричать, но игру продолжают. Однако порой он увлекается, бежит за ними и по привычке раздает кому попало подзатыльники. Дети только переглядываются, но потом играют все-таки чуть тише.
Вот и сейчас Врабель спускается по деревянной лестнице со второго этажа, выходит через распахнутые двери на улицу, а дети, наверное, уже настороже, еще не знают, в каком он настроении.
— Добрый день! — здороваюсь я. — Вы — пан Врабель? — Я сразу же ищу место, куда можно поставить велосипед, и только сейчас чувствую, как промерз по дороге, захотелось поскорее попасть в дом.
Он поглядел на луг и только потом на меня. — Что вам нужно?
Но увидев, что я не намерен уходить сразу, сказав лишь пару слов, разрешает закатить велосипед во двор.
Так я и делаю. По пути мы говорим с ним о том, что уже похолодало, что погода для велосипеда не самая подходящая, вчера уже и снежинки летали.
— Ну что ж?! — восклицает он. — Рождество и так будет белым. С чем таким хорошим вы к нам пожаловали?
— Пожалуй, что и с хорошим. Для меня хорошо уже то, что я попал прямо к обеду.