Маша Царева - Золушки для холостяков
«Ну да, действительно, по чистой случайности, – подумала Альбина, попутно запихивая в рот целую пригоршню прихваченных с фуршетного стола креветок. – Да я ручаться готова, что твой папаша вас специально для этого и свел! Да я не удивлюсь, если он еще и приплатил твоему продюсеру, чтобы тот согласился ублажать такую жабу, как ты! Черт, какая же я все-таки недобрая!»
– И вот на этой неделе мы наконец пришли к соглашению, которое изменит всю мою жизнь. – Невеста промокнула краешек абсолютно сухого глаза бумажным платком.
(И надо же было именно в этот момент взгляду Альбины встретиться со взглядом этого Григория!)
– Изменит всю мою жизнь… – с придыханием вещала жаба.
Она еще и знать не могла, что на самом деле в тот момент изменилась вовсе не ее жизнь, а жизнь, ни много ни мало, Альбины.
В тот момент, когда Алька мне все это рассказывала, она была похожа не на простую смертную, не на полуживую от стресса муху, трепыхающуюся в паутине бытовых проблем, а на фею из фильма в жанре фэнтези. Ее глаза сияли, как будто бы Аля в них накапала белладонны, и лихорадочный румянец на щеках упрямо пробивался сквозь незаметную человеческому глазу толщу аристократически-беловатого тонального крема.
– Настька, он так на меня посмотрел! На меня так никто и никогда не смотрел, – шептала она.
А я гадала, что же означает это загадочное «так», потому что в данный момент половина присутствующих в кофейне «Аристократъ» мужчин пялилась на одухотворенное Альбинино лицо с восхищением истинных ценителей искусства. Если она не замечает таких вот пылких взглядов, то как же смотрел на нее этот роковой Григорий?
– Как электрический ток, как шаровая молния, – бормотала Аля. – Я сразу поняла, что у нас с ним будет нечто особенное. Не просто флирт, не просто секс и даже не тривиальный затяжной романчик. О-со-бен-но-е! Понимаешь?
– Не понимаю, – честно призналась я. – Он же вроде как будущий муж твоей подруги.
– Да какая она мне подруга, жаба эта, – досадливо поморщилась Альбина, – мы всегда друг друга недолюбливали. Ума не приложу, зачем она вообще меня туда позвала. Наверное, просто покрасоваться хотела.
– Ну и покрасовалась, видимо, – с кривой ухмылкой подытожила я, – раз ты несколько суток спустя звонишь мне и объявляешь, что у тебя появился продюсер.
Альбина попыталась выдать смущенную улыбку, намекающую на наличие совести, но ничего у нее не получилось. Она сияла, как начищенная песком сковородка, и ничего поделать с этим не могла.
– Ну да. Он сам ко мне подошел, мы обменялись телефонами. Я думала, что мы потом созвонимся и все будет как у людей, но… Короче, Настька, мы занимались этим прямо в гардеробе.
Она выглядела как ребенок-диатезник, который тайком от родителей ухитрился слопать килограмм шоколадных конфет, и вот теперь, когда уже ничего нельзя поделать, делится впечатлениями.
Я уточнила:
– Под «этим» ты, видимо, подразумеваешь секс?
– Нет, распевание романсов, – съязвила она. – Конечно, секс! Хотя нет, это был не просто секс… Это была любовь!
– Ну ты даешь, – протянула я, – ты хочешь сказать, что соблазнила мужика прямо на глазах у его невесты, да еще и умудрилась в него влюбиться, и теперь у вас роман?
– И не просто роман, – заявила эта сумасшедшая. – Вчера я подписала с его продюсерским центром контракт! Мы будем вместе работать.
– А эта… Как ты там ее называешь… жаба?
– Ее побоку, – махнула рукой Аля, – да что ей сделается, ей папаша еще десяток продюсеров организует. По оптовой цене!
Мне даже как-то не по себе стало, ведь Альбине всего двадцать два года. Какой я была в двадцать два? Почему-то сейчас мне кажется, что это было жутко давно, еще в эпоху палеолита. Кажется, я накручивала челку на бигуди, стеснялась лишнего веса, подрабатывала курьером и мечтала о том, что когда-нибудь моя грудь, возможно, подрастет размера на полтора, и тогда у меня будет откровенное красное платье, которое я стану носить с темными очками, как блондинка из рекламного ролика мартини.
Зимой я каждую субботу ходила с однокурсниками на каток. Летом любила играть в парке в бадминтон. Конечно, идиллией моя юность не была – например, однажды меня поймали с косячком на заднем дворе университета, а еще один раз я выпила полбутылки портвейна прямо перед зачетом по античной литературе и, вместо того чтобы нараспев читать Гомера, блевала в туалетной кабинке, а подружка Лена услужливо поддерживала мои волосы. Еще у меня был пейджер, и мне казалось, что, когда он пиликает, все смотрят на меня с нескрываемым уважением. Тайком из телефона-автомата я отправляла себе сообщения с интервалом в пятнадцать минут, а потом садилась в журфаковскую библиотеку и пожинала лавры. Еще я была влюблена в аспиранта, который одно время вел у нас философию. И один раз написала ему любовное письмо, прочитав которое он покраснел, снял очки и долго всматривался в лица присутствующих, но так ничего и не сказал.
Мне нравились Мэл Гибсон, Дмитрий Харатьян, Джонни Ли Миллер и четверо однокурсников. Я два раза ходила к гадалке на предмет привораживания вышеупомянутого аспиранта, один раз пыталась свести счеты с жизнью, напившись успокоительных таблеток, четыре раза давала обет молчания и раз сто пятьдесят по ничтожным поводам ссорилась с Танькой, которая уже тогда была моей лучшей подружкой.
Я была какой угодно – наивной, инфантильной, иногда немного ленивой, готовой к приключениям, но вот такой циничной я уж точно не была никогда.
Что же будет с нашей Алькой в тридцать, если уже сейчас она как ни в чем не бывало уединяется с чужими женихами в гардеробной на предмет сексуальных утех?
Конечно, ничего этого я ей говорить не стала. Она бы просто не поняла, если б лучшая подруга затеяла с ней игру в строгого воспитателя и непонятливого малыша.
– Хочешь сказать, что она отреагировала спокойно?
– Ну так… – неопределенно протянула Алька, из чего я сделала вывод, что брошенная невеста закатила ей грандиозный скандал, – вообще-то… Вообще-то она попыталась вцепиться мне в волосы. И рыдала… Короче, это был кошмар.
– Все-таки у нее был день рождения…
– Чего-то я не понимаю, ты что, ее защищаешь? – округлила глаза Альбина. – А ты не забыла, что это я твоя подруга, а не она?
– И что же ты, подруга, теперь собираешься делать?
– Как что? – Она пожала плечами, как будто бы на этот счет не могло быть двух мнений. Во-первых, Григорий сейчас занимается покупкой песен для моего сольного альбома. Придется много работать. А я пока буду брать уроки танцев и ходить на курсы английского. А во-вторых, я в лепешку разобьюсь, но женю его на себе.
– С ума сошла, что ли? – Я поперхнулась блином. – Еще пару недель назад ты пела о том, что вообще не собираешься под венец, по крайней мере до тех пор, пока тебе не исполнится тридцать!
– Так пару недель назад я еще и с Гришей знакома не была, – расхохоталась эта бестия.
Что мне оставалось делать в этой ситуации, кроме как заказать еще одну порцию блинов, на этот раз с двойной сгущенкой, и мрачно сжевать ее под Алькин щебет о том, как счастлива она будет с нагло уведенным у подруги женихом?!
Студенческий ночной клуб «Вермель» был менее всего приспособлен для бесед делового характера. Накачанная дешевым разливным пивом молодежь локтями расталкивала друг друга, чтобы пробиться поближе к будке диджея, который упорно ставил хит «Белые розы» уже третий раз подряд.
Мужчина удивился, когда его спутница назначила ему свидание именно здесь. Обычно она предпочитала заведения куда более пафосные. А запах пива она и вовсе не выносила, брезгливо называя его плебейским пойлом. Когда он поинтересовался, чем обусловлен ее столь странный выбор, она лишь поджала губы. У нее было плохое настроение, и он знал почему.
– Мне хочется окунуться в это дерьмо с головой, – перекрикивая гремящую музыку, сказала она, – чем хуже будет антураж, тем комфортнее я буду себя чувствовать.
– Прости меня, – только и смог выдавить он.
– И это все, что ты можешь сказать? Я столько дней потратила, чтобы выбить для тебя эту сделку, а ты берешь и все портишь из-за какой-то рыжей дуры!
– Она тоже могла бы стать звездой, – неуверенно сказал он, – она ничем не хуже, чем та, которую сосватала мне ты. Тоже участвовала в этой дурацкой передачке, тоже рвется вперед.
– Если не брать в расчет тот факт, что она голодранка. У нее нет влиятельного отца, который смог бы нам помочь.
– Зато у нее есть голос! Ты слышала, как она поет?
– И слышать не хочу, – скривилась женщина, – голос в России никому не нужен. Все поют под «фанеру». А в студии можно из какого угодно голоса «вытянуть» приличное звучание.
– Но в ее случае и вытягивать ничего не надо. Она настоящий самородок. Я считаю, что нам с нею просто повезло. А та… Ты прости, ну не смог бы я с ней.
– Это почему же, интересно мне знать? – прищурилась она. – Красивая ведь девчонка, холеная! Да любой нормальный мужик был бы с ней рад! А ты не смог.
