Мюриэл Спарк - Птичка-«уходи»
Чаката прислал деньги в счет будущего квартала. «Прости, что не могу больше. На лошадей напала цеце, а какой уродился табак, везде писали». Она не читала про неурожай табака, но что год на год не приходится, она и так знала. Ей были внове трудности Чакаты, поскольку она считала его весьма состоятельным человеком. Немного спустя друзья написали ей из колонии, что обосновавшиеся в Кении дочь и зять Чакаты были убиты мау-мау. «Чаката просил не говорить тебе, – писали они, – но мы решили, что лучше тебе знать. Чаката теперь воспитывает двух мальчиков».
Была середина мая. По договоренности ей оставалось жить у миссис Касс до конца июня. Но она сняла трубку и позвонила Линде, что возвращается к ним. Греты дома не было. Дафна собрала вещи и с Пушком (пудель) на коленях бесстрашно ожидала ее возвращения, чтобы объявить о своем банкротстве.
Первым пришел Майкл. В руках он нес пустую клетку и картонную коробку с проверченными дырочками. Когда коробку открыли, из нее всполошенно прянула птица.
– Волнистый попугайчик, – сказал Майкл. – У вас-то они, наверное, летают на воле. Между прочим, умеют говорить. Сейчас он напуган, но когда они привыкают к человеку, то начинают говорить.
И он хихикнул.
Птица между тем уселась на абажур. Дафна изловила ее и сунула в клетку. У нее была бледно-лиловая грудка.
– Это вам, – сказал Майкл. – Это мама мне ее дала. Специально для вас купила. Она говорит: «Поди сюда, милая», «Поди к черту» – в общем, в таком роде.
– Но она мне совсем не нужна, – в отчаянии сказала Дафна.
– Чик-чирик, – окликнул Майкл птицу. – Скажи: «Здравствуй». Скажи: «Поди сюда, дорогая».
Птица сидела на дне клетки и вертела головой.
– Поймите, – сказала Дафна, – у меня совсем нет денег. Я на мели. Я не могу дарить вашей матушке птиц. Я и жду-то ее, чтобы попрощаться.
– Неправда, – сказал Майкл.
– Правда, – сказала Дафна.
– Знаете что, – сказал он, – мой совет: смывайтесь, пока она не пришла. Если вы все это выложите ей, то заварится страшная каша. – Он чуть слышно хихикнул и налил себе виски, которое его мать уже разбавила водой. – Хотите, я вызову такси? Она вернется через полчаса.
– Нет, я ее дождусь, – сказала Дафна и нервно взъерошила пуделиные кудри.
– С одной девушкой, – сказал Майкл, – дело чуть не дошло до суда. Мама должна была устроить для нее два бала – и не сделала, или еще чего, а родители взъелись. По-моему, мама просто потратила деньги, или еще чего.
Он хихикнул.
– Понятно.
Дафна пошла к телефону и попросила Крота заехать за ней после работы.
Пришла Грета и, уяснив обстановку, выслала Майкла из комнаты.
– Должна вам заметить, – сказала она Дафне, – что вы затеваете незаконное дело. Вы это понимаете, я надеюсь?
– Я не уведомила заранее, зато оплачу за неделю вперед, – сказала Дафна, – и еще надбавлю.
– Милочка, вы дали согласие проживать здесь до конца июня. Это написано черным по белому.
Она сказала сущую правду. Только теперь Дафна поняла, как ловко вытянули у нее из деревни письменное подтверждение.
– У дяди непредвиденные расходы. Мою кузину с мужем убили мау-мау, и теперь их сыновья…
– Простите, милочка, но разжалобиться я просто не имею права. Я ведь не меблированные комнаты держу. Лондонский сезон – это лондонский сезон, а кем я заменю вас в эту пору? Это после всего, что я для вас сделала. Приемы, скачки, ценные знакомства… Простите, но я не считаю возможным освободить вас от ваших обязательств. Я ради вас уже позвала людей на коктейль в Кларидж[8], это на будущей неделе. В конце концов никакой выгоды я не имею. Мерси Слейтер берет за дебютантку полторы тысячи.
Дафна вышла из оцепенения и отважилась возразить:
– Леди Слейтер устраивает балы для своих дебютанток.
Грета не осталась в долгу:
– Разве вы создали мне для этого условия?
– За мной заедет Крот, – сказала Дафна.
– Я не собираюсь насильно удерживать вас, Дафна. Но если вы сейчас уедете, то вам придется возместить мне все расходы. А потом уходите, если надумали.
– Уходи. Уходи. Поди к черту, – выкрикнул попугайчик, уже перебравшийся на жердочку.
– А как быть с птицей? – сказала Грета. – Я специально для вас ее купила. Думала, вы будете в восторге.
И она всхлипнула.
– Она мне не нужна, – сказала Дафна.
– Все мои девушки обожали животных, – сказала Грета.
– Поди сюда, дорогая, – сказала птица. – Уходи, поди к черту.
Грета ушла в подсчеты:
– Птица стоит двадцать гиней. Кроме того, я заказала вам новые платья…
– Уходи, уходи, – говорила птица.
Приехал Крот. Дафна оставила на столике в прихожей чек на двадцать фунтов и убежала в машину, а Крот пошел выручать ее чемоданы.
– Мой адвокат вам напишет, – крикнула ей вслед Грета.
В прихожей слонялся Майкл. Случившееся не произвело на него никакого впечатления. Когда Дафна выходила, он хихикнул и пошел помочь Кроту забрать вещи.
Они ехали минут десять до первого светофора. Когда мотор смолк, Дафна услышала, как на заднем сиденье попискивает попугайчик.
– Ты взял птицу! – сказала она.
– Да. Разве она не твоя? Майкл сказал, что твоя.
– Я позвоню в зоомагазин, – сказала Дафна, – и попрошу взять ее обратно. Как ты думаешь, Грета Касс подаст на меня в суд?
– Ей не на что рассчитывать, – сказал Крот. – Выбрось все это из головы.
На следующее утро Дафна уже от своих позвонила в зоомагазин.
– Говорит миссис Касс, – сказала она насморочным голосом. – Вчера я купила у вас волнистого попугайчика. Смешно сказать, но я забыла, сколько он стоил, – может, вы напомните, чтобы я записала у себя?
– Миссис Грета Касс?
– Совершенно верно.
– Мне кажется, мы не продавали вам вчера никакого попугайчика, миссис Касс. Подождите у телефона, я уточню.
Немного спустя в трубке раздался другой, более начальственный голос:
– Вы спрашивали насчет волнистого попугайчика, миссис Касс?
– Да, я купила его вчера, – сказала Дафна в нос.
– Но не в нашем магазине, миссис Касс… Кстати, миссис Касс…
– Да? – прогнусавила Дафна.
– Раз уж вы позвонили, я хочу напомнить, что за вами долг.
– Я помню. Сколько там? Я пришлю чек.
– Восемьдесят гиней – вместе с карликовым пуделем, разумеется.
– Я понимаю. А сколько стоил пудель? Я очень бестолковая в делах.
– Пудель стоил шестьдесят гиней. Остальное числится за вами с прошлого октября…
– Благодарю вас. Я полностью вам доверяю. Я пришлю чек.
– Я знаю: ты украла эту птицу, – сказала тетя Сара, пихнув клетку.
– Нет, – сказала Дафна. – Я заплатила за нее.
Весной 1947 года Линда умерла от болезни крови. На похоронах к Дафне подошел невысокий мужчина лет сорока пяти. Это был Мартин Гринди, тот адвокат, которого любила Линда. Он вручил Дафне свою визитную карточку:
– Может, вы как-нибудь подъедете, вспомним Линду?
– Обязательно.
– Может, на будущей неделе?
– Я все время в школе. Когда кончатся занятия, я вам напишу.
Она написала ему в пасхальные каникулы, и через несколько дней они встретились и вместе позавтракали.
– Мне так не хватает Линды, – сказал он.
– Я вас понимаю.
– Неприятнее всего, что я женат.
Она нашла его привлекательным и поняла, почему Линда так дорожила встречами с ним.
К лету она возместила Мартину утрату Линды. Они встречались в Лондоне в конце недели, а когда в школе начались каникулы, встречались чаще.
Дафна работала учительницей в частной школе в Хенли. Жила она с Пубой и средних лет домоправительницей, которую удалось удержать, поскольку старая прислуга, Клара, умерла, а тетю Сару сплавили в богадельню.
Крот женился, и Дафна грустила, что он не наезжает, как прежде, и не балует ее долгими автомобильными прогулками. До встречи с Мартином Гринди разнообразие в ее жизнь вносил только приходящий учитель рисования, дважды в неделю появлявшийся в школе.
Жена Мартина была несколькими годами старше его, жила в Суррее и страдала нервным расстройством.
– Развод исключается, – сказал Мартин. – Жена против по религиозным соображениям, и, хотя я их не разделяю, я чувствую ответственность за нее.
– Понятно.
Они встречались у него на квартире в Кенсингтоне. Стояла жара. Они купались в Серпантине[9].
Когда у жены наступало ухудшение, его вызывали в деревню. Дафна отсиживалась в квартире либо ходила по магазинам.
– В этом году, – говорил Мартин, – она совсем расклеилась. Но если в будущем году ей станет получше, я, может быть, свожу тебя в Австрию.
– В будущем году, – говорила она, – мне будет пора возвращаться в Африку.
«У Старого Тейса был удар, – писал ей недавно Чаката. – Сейчас он оправился, но соображает очень плохо». Последнее время Чаката, казалось, не особенно рассчитывал на ее возвращение. Дафна терялась, потому что раньше, сообщая домашние новости, он непременно прибавлял: «Ты застанешь много перемен, когда вернешься», или: «Там новый врач. Он тебе понравится» – это уже из происшествий в дорпе. А в последнем письме Чаката писал: «В области образования наметились перемены. Ты увидишь, как далеко зашло дело, если вернешься». Временами ей казалось, что у Чакаты начинает шалить память. «Я стараюсь с наибольшей пользой провести здесь время, – писала она, – но поездки стоят очень дорого. Вряд ли я смогу хоть чуточку посмотреть Европу на обратном пути». В ответном письме Чаката ни словом не обмолвился о Европе, а написал: «Старый Тейс все время сидит на веранде. Бедняга, от него уже нет никакого вреда. В общем, грустное зрелище».
