Всеволод Фабричный - Муравьиный лев

Он уезжает. Я понуро стою возле своего подъемника. Ну Мойз–то никому не скажет, он не подведет! Но Секретарша! Сволочь обязательно нажалуется. Паскуда. Ей будет просто невтерпеж рассказать начальнику об этом негодяе Стиве и его вредных привычках! Что делать? Мне надо продержаться на этой работе еще по крайней мере две недели! Нужно скопить денег на Новый Год — мы с родителями отмечаем этот единственный наш праздник совершенно волшебно и особенно…

Я снова вспоминаю сюрреальное напутствие Мойза насчет солнца, птиц и апельсинового сока. Громко смеюсь. Кстати — он сам не дурак выпить. Даже жвачка по утрам ему не помогает — все равно несет как от пивоваренного завода…

Но что это? Звонок! Время первого перерыва!

Я выключаю подъемник и со всех ног бегу в столовую. Там уже собралось несколько человек. Старик Майкл кроет кого–то матом (уверен, что это снова в адрес людоеда–начальника).

Открываю свой ящик, хватаю куртку и быстро выбегаю на улицу (предварительно пробив карточку). В дверях сталкиваюсь с Секретаршей и задерживаю дыхание…еще унюхает…

Вверх по холму, по обочине дороги, перескакивая через выпавшие из грузовиков куски досок и пустые пивные коробки. Моя парковка как всегда пустынна. Три дерева шелестят в солнечных потоках. У меня мало времени — не более десяти минут. Закуриваю, вытаскиваю пакет с бутылкой, снимаю с сучка кружку. Наливаю остатки шерри. Собираюсь с мыслями, чавкаю сухим ртом. Запрокидываю голову и несколько секунд энергично двигаю кадыком. Все. Кончилось.

Несколько минут я покуриваю лежа на земле. Слушаю музыку, накапливаю хорошее настроение, посматриваю на будку с охранником и бормочу пару нехороших пожеланий, касающихся его здоровья (инсульт, инфаркт, грудная жаба).

Новая (очень скромная) струйка опьянения сливается с тоненькой речкой утреннего. Но этого не хватает. Я чувствую это сразу и моментально злею. Злею как бы… впрок. Так всегда случается со мной, когда я что–то допиваю и ничего не остается. Если бы хоть банка пива…тогда было бы по другому… А так…

Я поднимаюсь с земли и устало шагаю назад к своему складу. Перспектива сегодняшнего дня такая мрачная и никчемная, что мне хочется просто сесть на обочину и не двигаться. Пусть меня мочат дожди, пусть проходящие грузовики давят в красную кашицу мои протянутые ноги. Я даже не шелохнусь. Пусть слизни заползут мне под веки и сгрызут белый налив глазных яблок. Насрать и нассать. Вчера по телевизору передали, что в связи с упадочной экономикой бедняки станут жить еще хуже, а с богатыми ни хрена не случится. Зачем мне жить в таком мире?

Ну тут я приврал: во–первых, благодаря моим родителям я все–таки не такой уж бедняк, а во–вторых, мне нет никакого дела до упадочной экономики и уровня жизни. Я даже не совсем понимаю — что такое экономика… Никогда не интересовался. Это все игра. Прочел что–то в газете и обезумел от людской несправедливости! Бомбят, пытают и лишают льгот. Начал фантазировать, как ты вырезаешь богачей и раздаешь их добро честному люду. А при этом в полмысли решаешь: а какие же ботинки мне заказать по интернету? DocMartens или Grinders? За сто двадцать или за сто пятьдесят? Черные или кроваво–красные…? О нет, я не голытьба. У меня нет никакой роскоши, но я не настолько лжив, чтобы делать вид, что забочусь о благополучии сирых детишек в странах третьего мира и их безработных родителях с синдромом приобретенного иммунодефицита, (да и в моей стране навалом рванья). Зачем? Я не принадлежу к ним. Никакого братства и товарищества. Не богатый, не бедный… Никакой. Может быть когда–нибудь обнищаю и породнюсь… Но пока… Пока гром не грянет — мужик не перекрестится. Это про меня. Сто процентов.

Ученые люди пишут, что человеческая смерть наступает тогда, когда прекращается электрическая активность в мозгу. То есть уже нет никакой надежды, что снова забьется сердце и восстановится дыхание. Ты выключился навсегда. Дальше — только окоченение, распад органов, газы и вытекающие из носа мозги. Примерно то же самое случается со мной, когда я уже начал пить, дошел до определенной кондиции и вдруг по каким–то внешним причинам мне надо резко прекращать. Если вы алкоголик (или наркоман) — вы знаете о чем я говорю. Ежели вы просто (пусть даже и очень часто) пьете — вы даже не подозреваете что это за чувство. Это единственное время, когда я становлюсь опасен. Не хитер, не умен, не находчив, а именно очень по глупому опасен — ну например как зараженная бешенством дворняга. В обычное время во мне столько же опасности сколько бывает в горке пирожков с яблоками. А сейчас… Я просто не знаю — на какие жертвы я могу пуститься ради еще одной бутылки…что сотворить. Да что угодно!

Опустив голову, я забредаю к кладбищу пустых фургонов и металлолома напротив склада. У меня есть еще две с половиной минуты. Глаза мои бесцельно скользят по мусору на асфальте.

Я не могу в это поверить!!! Неслыханная удача!!! Скорее даже волшебство! Под фургоном, среди пустых пивных банок, плевков и кусков бумаги я вижу двадцатидолларовую бумажку. Не верю. Не могу поверить. Это, наверное, галлюцинация. Еще одно видение пьяного Севы. Дрожащими руками я поднимаю ее. Она мокрая, мятая — на морде портрета (не знаю кто такой — наверное политический лидер) даже немного расплылась краска. Но она настоящая! Проблема решена. Сегодня будет много выпивки. И самое главное — останется на завтрашнее утро. Жизнь моментально имеет смысл, замороженный мыслительный поток разогревается, тает и начинает бить мощной струей. Какой замечательный осенний день. Припомнив завет Черного Мойза, я оглядываюсь вокруг: сияет солнце, поют птицы, на горизонте летит крошечный самолет. И мне ничего не нужно, кроме вина.

Вы думаете я соврал насчет найденной мною двадцатки? Решил вот так дешево приукрасить сюжет? Нет. В этой маленькой повести нет ни капли лжи. Я даже ничего не преувеличил. Иногда я забываю прошлые даты и чьи–то имена, вот и все. Завтра я найду на этом же месте десятку. И это тоже правда. Я никогда не видел чтобы кто–то приходил на это место. Оно всегда совершенно безлюдно. Стало быть — деньги появлялись исключительно для меня. Мое желание выпить было настолько сильным и естественным, что иначе и быть не могло. Желание родило средства для его осуществления. Так бывало и раньше. В других местах. Не всегда деньги. Иногда появлялись люди. Из ниоткуда. И предлагали мне выпить с ними. Один раз я обедал внутри трубы, которая проходила под мостом. Мои ботинки были в воде, меня окружал глухой сосновый лес. Я очень хотел «подлечиться» Внезапно около меня возник какой–то юнец, покрытый чирьями, и сразу же протянул мне бутылку виски. Очень просто — и не надо бежать в магазин с ворованной пятеркой.

Я аккуратнейшим образом кладу двадцатку в карман. Тепло моего бедра должно ее высушить. Я хихикаю и похлопываю по карману. У меня уже совсем нет времени — скоро звонок. Я заскакиваю на склад, пробиваю карточку (начальник строго взирает на меня из своего офиса), забегаю в столовую и запихиваю в карманы бутерброды из своего походного рюкзачка. В обед у меня не будет времени на еду. Мне нужно будет бежать в винный магазин (снова в душе трещит фейерверк найденной двадцатки!). На обратном пути я остановлюсь чтобы выпить и все — дальше ни одной свободной секунды.

Секретарша выдает мне новый заказ. На этот раз большой. Вряд ли я закончу его сегодня. Голова моя занята совершенно другим: что я куплю и сколько градусов будет в напитках. Покупать только сорокоградусные — не лучшая идея. Они быстро кончаются. Нужна комбинация. Сорок плюс двадцать плюс восемь. Моя любимая. Я называю ее № 68. Сначала пьется крепкое пиво, потом водка, а уж потом медленно растягивается портвейн или шерри. Знатоки алкоголя и его потребления могут сразу заткнуться. Это мой стиль и я никогда его не изменю.

Разбираю сверла для дрелей…Черт знает что — они все перемешаны… Скорее всего, это я перемешал их вчера. Хочется в туалет. Разумное решение сразу пойти туда (раз уж приспичило), но я вспоминаю зловещую речь начальника. Мне нужно оставаться на хорошем счету, а если я буду бегать в сортир чаще обычного — начальник будет недоволен. Я знаю эту гниду. Ему только дай повод… Когда я нанимался на эту работу он потребовал от меня справку из полиции. В которой должно быть указано, что я не преступник. И что интересно: он сказал мне, что даже если я окажусь преступником — я все равно могу работать на этом складе! Ирония! Для чего тогда она нужна?

Я потом спрашивал других работников — оказывается он не у всех требует такую справку. Ему просто не понравилась моя рожа… Удивительно, как это я вошел в его доверие в последнее время…

Подумав, я решаю, что буду мочится в душевой комнате, которая находится в самом конце склада. Дверь, ведущая в нее, почти замаскирована наваленными друг на друга железными лестницами и сломанными газонокосилками. Ее и открыть–то полностью нельзя. Таинственная комната. Внутри даже есть лампочка. Можно включать свет. Душ не работает, но в полу имеется прекрасный слив. Вот туда–то и будет стекать моча. Кстати, там и выпить можно…и полежать, если одолеет смертельная усталость. Пойду прямо сейчас.