Юлия Винер - Место для жизни. Квартирные рассказы
– Ты будешь жить в наемной квартире?
– Нет, Шауль, не я, детям необходимо знать, что у них есть дом, неизвестно еще, как там у них после армии сложится.
– Но ты же сама говоришь, скоро уйдут из дому? А если нет, то тем более на четверть тебе не купить.
– Моя четверть и их две, вот и куплю, все равно им отойдет, и на учебу им останется.
– А, вот что!
Получалось еще более несправедливо. То есть Шоши практически брала себе три четверти, а ему всего четверть? Шушу знал неумолимые логические таланты жены и понимал, что без скандала ее не переубедить. Да и со скандалом, пожалуй, тоже. Тут-то он и вспоминал все то, что в последнее время начало как-то забываться, а именно, почему он хотел с нею развестись.
С другой стороны, если не считать проклятого вопроса о разделе имущества, Шоши вела себя идеально. Шушу казалось даже, что она похорошела за последнее время, помолодела и посвежела. Из волос исчезла проседь, и губы стали не такие тонкие и поджатые, а на щеках появился легкий румянец. Шушу подозревал, что если бы он встретил такую женщину где-нибудь на стороне, то мог бы и заинтересоваться.
Однажды ночью, после особенно вкусного ужина и очень смешного английского фильма по телевизору, Шушу стукнул тихонько в дверь детской, где уже с полгода спала Шоши. И вошел, и вышел не очень скоро. От долгого ли воздержания или еще отчего, но и тут у него было чувство, что он имеет дело с другой, малознакомой и более интересной женщиной. И получалось так, что если этот проклятый вопрос снять, то есть не делиться и не разводиться, то лучшей жены ему и не надо. Шушу даже как-то сказал это ей, смехом, конечно, но
Шоши не засмеялась, посмотрела на Шушу оценивающим взглядом и сказала:
– Лучшей не надо? А худшей?
– Худшей точно не надо! – хихикнул Шушу.
– Ясно, – сказала Шоши, и на этом разговор закончился.
Тем временем начали приходить люди, смотреть квартиру.
Квартира у них была хорошая, четырехкомнатная, удобная и недавно отремонтированная – и в самом центре, но ценность ее снижалась сильно запущенным состоянием всего дома и подъезда. Тем не менее продажных жилых квартир в центре было не так много, и потенциальные покупатели интересовались. И Шушу считал, что Шоши назначила за квартиру слишком низкую цену. Ей-то, может, ничего, но этак его четвертинка совсем будет небольшая! Шушу решил, что, во-первых, обязательно должен отбить машину, она и водить-то не умеет, а во-вторых, необходимо ей внушить насчет цены квартиры.
– Квартиры сейчас продаются плохо, – возразила ему Шоши. – Так мы ее еще дольше не продадим.
– А куда торопиться? – рассудительно заметил Шушу. – Разве нам горит? Дождемся, пока дадут настоящую цену.
– Да? Тебе не горит? – Шоши изобразила удивление. – Ты вроде разводиться хотел… Вторую главу в жизни начинать…
Это она намекала на некоторые отношения, которые у него слегка завязывались с секретаршей из соседнего отдела. Шушу до сих пор полагал, что это ее совершенно не колышет. Да ведь и она на глазах у
Шушу любезничала с русским мужчиной, убиравшим у них в подъезде, очень уже немолодым, но приятной интеллигентной внешности, и Шушу смотрел на это без всякого удовольствия.
Но все это, по мнению Шушу, были пустяки, не заслуживавшие спешки; сам он без особого энтузиазма думал о том, чтобы заново заводить с другой женщиной все то, что решил порушить с этой, а у Шоши, он считал, тоже вряд ли что-либо получится с этим нездешним и не очень понятным мужчиной. Он видел то, чего Шоши не замечала или не хотела замечать, что ее заигрывания смущают уборщика, ее предложения выпить кофе или сока лишь отрывают его от его тяжелой и неприятной работы, которой он стыдится, и что только хорошее воспитание и плохое знание языка мешают ему от нее отвязаться.
Приезжали на побывку сыновья, сперва старший, который скоро должен был демобилизоваться, потом младший, совсем еще малыш, любимчик матери. Оба огорчались решением родителей, но вмешиваться и тот и другой отказались. Отказались обсуждать раздел имущества, продажу квартиры, все их взаимные претензии. Вы бы лучше помирились, грустно сказал младший. А мы и не ссорились, жизнерадостно ответила Шоши.
Шушу только пожал плечами. Он уже думал про себя, что если только сумеет убедить Шоши согласиться на его, справедливый, раздел имущества, то он сразу предложит ей все это отставить, забыть и жить дальше. Ведь ясно же, что жить они могут, и даже очень хорошо.
Однако сперва необходимо было настоять на своем, без этого примирение превратилось бы в его поражение и хорошей жизни быть не могло.
Для начала он решил поставить на своем в смысле цены на квартиру.
Просто-напросто, когда очередной потенциальный покупатель пришел в отсутствие Шоши, Шушу назвал цену значительно выше той, что назначила Шоши. Отпугнет это покупателя – и прекрасно, все равно квартиру продавать не нужно. Правда, Шоши об этом не знает, а все-таки он поставил на своем! К его удивлению, покупатель сказал, что квартира ему подходит, а цена – высоковата, правда, но есть о чем говорить. Спусти тысяч пять, и составим предварительное соглашение. Не могу, сказал Шушу, никак не могу, и так отдаю за бесценок. И что же? Покупатель еще поторговался, Шушу не уступил, покупатель ушел, потом вернулся, еще поторговался, и подписали предварительное соглашение! Шушу сам не понимал, как это вышло. И даже задаток взял – правда, тут торговаться не стал и взял всего три тысячи.
Как же так? Ведь вовсе не хотел продавать! Но увлекся процессом торга, возбудился от непривычного ощущения успеха, от того, как ему удается поставить на своем, и на минуту забыл обо всех своих намерениях. И продал, вот черт!
А Шоши как раз пришла домой в хорошем настроении, принесла рыбу и сказала, что запечет ее с приправами в тесте, как Шушу любит. Но
Шушу волновал вопрос о квартире, ведь получалось, что все теперь кончено и отрезано. И главное, даже задаток взял, идиот! Надо было цену еще выше назначать. Да просто сказать – уже не актуально, не продаем.
Шоши он пока ничего не сообщил, но сообщить придется, она обрадуется продаже и высокой цене и, кто знает, пожалуй, не захочет даже слышать о примирении. И жить им теперь будет негде… И никогда ему не оттягать у нее справедливую треть…
Необходимо было как-то спасать положение.
– Шошинька, что я предложу. Не возись сейчас с рыбой, сунь в морозилку, и пойдем поедим у Аврума!
– Попируем напоследок? – усмехнулась Шоши.
– Ну, назови так, – уклончиво сказал Шушу.
Выйдя из дому, они остановились у витрины соседней булочной-кондитерской.
– Ты замечаешь, как Жожо все время разнообразит ассортимент? – сказала Шоши.
– Сволочь он, этот Жожо.
– Да? Почему же? Отличный кондитер.
– Старуху эту, что в подвале живет, знаешь? Он ее выкинуть хочет.
Мечтает расширяться.
– Его, положим, тоже можно понять. Старуха живет без всяких прав, а у него прекрасное дело.
Шушу невольно подумал, как думал много раз за совместную жизнь, что жена его, конечно, очень неплохая женщина, но доброй ее назвать нельзя. Однако, чувствуя, что может начаться спор, немедленно перевел разговор:
– Ну что, купить тебе парочку пирожных? Вот этих корзиночек с клубникой.
– Я и так толстая.
– А по-моему, в самый раз.
– Ох, Шауль, что-то ты уж очень любезен. Наверняка сотворил что-нибудь. Глупость какую-нибудь. Или пакость?
Вот и всегда она так, с огорчением подумал Шушу и опять засомневался, стоит ли заводить разговор, который он планировал.
– И народу смотри сколько. Ждать еще.
– Минуты три, не больше.
– Нет, никаких корзиночек, – сказала Шоши. – Собрались есть у
Аврума, ну и пошли.
И решительно направилась к переходу через улицу.
Ресторанчик Аврума, где кормили традиционными ашкеназийскими блюдами, привезенными из Восточной Европы, находился через улицу, метрах в пятидесяти от их дома. Ресторанчик был не дешевый, больше для американских туристов, искавших сентиментальных еврейских переживаний, а с точки зрения Шушу, вся пища там была переваренная, пережаренная и перетушенная. Но он знал, что Шоши любит, потому и предложил. Он поскорее догнал Шоши, думая с сожалением, что, скорее всего, это будет лишь напрасная трата денег, Шоши явно не расположена, да и сам он… И квартира практически продана…
И тут позади раздался раздирающий уши грохот.
Шушу ринулся вперед, подмял под себя Шоши, и оба упали наземь. Шушу сильно ударился локтями об асфальт, но даже не почувствовал.
Из витрин ближних магазинов сыпалось стекло, сзади неслись вопли, на соседней автостоянке заверещали на разные голоса сигнальные устройства.
Шоши выкарабкалась из-под Шушу и села, и Шушу, который уже смутно разглядел сквозь дым нечто тошнотворно-ужасное около входа в кондитерскую, быстро загородил ее собой:
