Андрей Геласимов - Год обмана
– Ну как? – снова спросил он, когда я проглотил вторую рюмку.
– Значительно лучше.
– Добежало?
– Давным-давно.
Он затянулся сигаретой поглубже и на его лице появилась мечтательная улыбка.
– А мы в студенческие годы говорили «торкнуло».
– Сейчас тоже можно так говорить.
– А как еще?
– Еще? – я на секунду задумался. – Можно сказать: «Вставило».
– А еще?
– «Забрало»
– А еще?
– «Плющит».
– «Плющит» как-то тяжеловато, – поморщился он. – «Торкнуло» все-таки лучше.
– Вообще-то «плющит» говорят, когда анашу курят.
– Понятно, – протянул он и лицо его стало задумчивым.
Мы замолчали.
– Еще по одной? – спросил он через минуту.
Я протянул ему свою рюмку.
– А почему на работе нет никого? – наконец спросил я о том, что меня удивило в самом начале. – Еще ведь не поздно.
Вместо ответа он удивленно посмотрел на меня, залпом выпил свой виски и слегка задержал дыхание.
– Сегодня же воскресенье, – еле слышно произнес он на выдохе.
– Воскресенье? – повторил я.
– Ну да. А вчера была суббота. Тоже здесь не было никого.
Я понял, что потерялся во времени, и от этой мысли мне вдруг стало ужасно смешно. Я еле удерживался, чтобы не расхохотаться. Надо же, воскресенье! А я-то подумал! Рюмка у меня в руке дрожала как от землетрясения.
– Пейте скорей, – сказал он. – А то сейчас прольете. Чего это вы развеселились? Даже лицо покраснело.
– Я не знал какой сегодня день недели, – давясь от смеха, еле проговорил я.
– Так бывает. Я однажды забыл какой месяц… Пейте, а то весь диван мне зальете. Нормально?
– Да, спасибо, – сказал я, проглотив виски и вытирая слезы тыльной стороной руки. – Ужасно стало смешно.
– А куда вы ездили с Сергеем все эти дни? – неожиданно спросил он.
Я мгновенно насторожился, поняв, что наступает самое главное.
– Особенно никуда. Так… познакомил его кое с кем… Была одна красивая женщина… Вчера всю ночь просидели с моими друзьями…
– Как у него дела?
– Сергей – молодец… Кажется, понимает уже что к чему.
– Как он отреагировал?
– Да, нормально… Хорошо отреагировал… Как он еще мог отреагировать?.. Нормальный пацан…
– У него кто-нибудь есть?
Я понял, что папа спрашивает про Марину. Не то чтобы конкретно про нее, но, в принципе, про Марину. Откуда-то он про нее узнал. Я подумал: «Интересно, а сколько он вообще знает?» Ведь это могла быть ловушка. Он мог просто-напросто меня проверять. Для этого, может быть, и раскрутился на свою выпивку? Виски-то у него хороший, базаров нет.
– Да нет, вроде бы, – сказал я, решив сыграть вслепую. – Я ничего не заметил. Мы знакомы-то всего три дня.
– Ну, хорошо, хорошо. Ладно, – сказал он. – Ведь вы бы мне не солгали?
Он так внимательно посмотрел мне в глаза, что я чуть не отвернулся.
– Видите ли, в чем тут проблема, – продолжил он после небольшого молчания. – На самом-то деле меня очень волнуют все эти семейные дела.
Он глубоко вздохнул.
– Еще сигарету?
– Да, спасибо, – ответил я.
– Пока молодой, на это внимания особенного не обращаешь. А потом становится поздно. Поздно в том смысле, что уже ничего изменить нельзя. Прошлое ведь не изменишь. Вы понимаете? Его нельзя изменить.
– Я понимаю, – сказал я. – Прошлое не изменишь.
– Это вы пока умом понимаете. А когда сердце начнете понимать, то все уже в прошлом. Все, что хочется изменить. Это какой-то непонятный парадокс. Все на свете можно изменить, но только не то, что ты уже сам сделал. Никакие деньги, никакие связи не помогают. Полный тупик. Дорога назад отрезана.
– Да, – сказал я, понятия не имея, что бы еще такого сказать.
Он замолчал, и мы сидели так, наверное, целый час.
– Лет двадцать пять назад, когда я учился в институте, со мной произошла одна странная вещь. Мелочь, казалось бы, но я никак не могу ее позабыть. Живу с ней, как с неудобным соседом. Хотелось бы от нее избавиться, да вот все никак! Ничего, впрочем, серьезного… Так, семейный случай.
Он замолчал на мгновение.
– У меня мама жила тогда в Сибири, и вот как-то собралась на юг. Им тогда оплачивали проезд, тем, кто работал на железной дороге. Им самим и одному члену семьи. Мама взяла мою сестренку, она тогда в первом классе училась, и поехала на юг. Решила позагорать, отдохнуть немного. А пересадку они делали в Москве. У них здесь было часа два между поездами. Мы созвонились и договорились встретиться на вокзале. Я обещал показать им город, про свои дела рассказать. Мы тогда уже года два или три не виделись. В общем, это был хороший случай. Лето, тепло…
Он опять замолчал.
– Я их едва не пропустил. Все уже вышли из вагонов и перрон почти опустел, и только потом я их заметил. Мама стояла с чемоданом чуть в стороне и держала мою сестру за руку. Наташка ела мороженое, а мама растерянно оборачивалась во все стороны. Она испугалась, что я не приду, а одной в Москве ей было страшно. Я в первую минуту даже не знал как к ней подойти. Неловко как-то было.
Он затянулся своей сигаретой.
– Странно, как это не находишь верных слов для тех, кого любишь.
Я тихонько поставил свою рюмку на маленький столик возле дивана.
– В общем, мы переехали на другой вокзал, гуляли по площади, сидели в кафе, но я все никак не мог сказать того, что было у меня на сердце. Словно какой-то замок мне повесили. А она все смотрела на меня такими глазами, что мне казалось, я вот-вот умру. Чем дольше длилась эта мука, тем больше я понимал свое бессилие. Ломался как дурак, говорил какие-то плоские вещи, и с каждой минутой острее чувствовал, что все – я больше не вынесу. До этого я даже представить себе не мог, как может быть тяжело рядом с человеком, которого так любишь. Не знаю, что тогда на меня нашло. В общем, я не дождался отправления их поезда. Объявили посадку, и я ушел. Наврал что-то насчет экзамена и просто-напросто сбежал.
Он прикурил вторую сигарету от первой. Я сидел молча.
– А потом, когда я уже спустился в метро, у меня вдруг в сердце как будто что-то оборвалось. Я вдруг подумал: «Это же моя мама!», и мне так стало стыдно, что я чуть не завыл на всю станцию. Я выскочил из вагона и побежал наверх. Поезд уже должен был отправляться. Я бежал вдоль него и молился, чтобы его задержали. У них вагон был в самом дальнем конце. Когда я заскочил в него, проводница уже никого не впускала. Я протиснулся мимо нее и побежал по коридору, заглядывая в каждое купе. Где-то в середине я их нашел. Какие-то люди заталкивали чемоданы на верхние полки, Наташка прыгала у окна, а моя мама сидела около самой двери и плакала. Никто на ее слезы внимания не обращал. Человек уезжает – мало ли…
Он смолк. Я поднял голову и мне показалось, что у него самого в глазах… Точно, конечно, я не могу сказать, но мне так показалось. Хотя, скорее всего, я ошибся.
– Короче, все эти семейные дела, – наконец заговорил он, – сплошная мука. Теперь это все повторяется с Сергеем… Мне очень хочется… В общем, я не хочу потерять его. Надеюсь, вы мне поможете. Ведь вы бы точно не стали мне лгать?
Он снова посмотрел мне прямо в глаза.
– Конечно, – сказал я. – Конечно, я врать не буду. Какой смысл?
* * *Домой пришлось возвращаться на метро. Естественно, эти жлобы на своем «БМВ» не стали меня дожидаться. Я ехал в пустом вагоне и смотрел на черное стекло прямо перед собой, в котором маячила только одна физиономия. Волосы торчат дыбом, белое лицо, черные провалы вместо глаз. Тень отца Гамлета. Причем покачивается, когда вагон трясет.
Я сидел и думал о том, что со мной случилось за эти последние три дня. В голове у меня все так перепуталось, что я соображал уже с очень большим трудом. Все эти отцы, деньги, пьянки и проститутки вертелись у меня перед глазами, и я никак не мог уловить в этой толкотне чего-то самого важного. То я начинал думать, что надо вернуть долги родственникам и друзьям, а то вдруг вспоминал сумасшедшего дембиля, или внезапно откуда-то выплывала дамочка со скамейки из Александровского сада, а следом за ней Сережин папаша со своими жлобами. Зачем он все это мне рассказал?
Я закрывал глаза и тряс головой, стараясь избавиться от этих назойливых мыслей, но они возвращались, лезли в мой череп, сплетались друг с другом и завершались всегда одним и тем же. Каждый раз из-за всей этой толкотни, совсем неизвестно почему, выплывало лицо Марины. Оно улыбалось мне глазами и хитро подмигивало. В принципе, ничего странного в этом, наверное, не было. Вот только я, почему-то, чувствовал, что мне это нравится.
* * *В следующие две недели ничего нового не произошло. Мы продолжали ездить в Кузьминки, а я врал своему боссу насчет познавательных экскурсий по злачным местам столицы. Всякий раз, когда мы приезжали к Марине, ее папаша снова убегал за сигаретами, а я играл с Мишей на кухне. Правда, бывали моменты, когда малыш не просыпался от того, что происходило в соседней комнате, и тогда я подкарауливал ее на пути в ванную и улыбался, а она улыбалась мне в ответ. Поправляла в полутьме волосы и улыбалась. Похоже, ей нравился этот наш небольшой секрет. Потом выползал юноша, возвращался с сигаретами заботливый папа, мы пили чай и уезжали. Все было просто чудесно.
