Джон Винтерих - Приключения знаменитых книг
Пер. В. Буренина
Роберт Бернс. Гравюра Дж. Роджерса с картины А. Насмита
Что сказал бы папаша Армор, узнай он про Мэри Кемпбелл! Впрочем, он и без того повел дело круто. Никакого Бернса в семье Арморов не будет, но это не значит, что кощунствующий рифмоплет избежит возмездия. Армор заставит его платить за содержание ребенка.
В то несчастливое лето Бернс ходил каяться в Мохлинскую церковь, надеясь все же выйти из затруднительного положения холостяком. Напрасны были надежды. Роберт Бернс и Джин Армор стали мужем и женой и оставались ими еще десять лет, до смерти поэта. Надо сказать, что это был далеко не самый несчастливый брак на свете.
«Сегодня утром я заглянул в то, что Юнг так прекрасно назвал „темными вратами прошлого“, и ты легко догадаешься, насколько это было унылое зрелище. Что за сплетение легкомыслия, слабости и безрассудства! Моя жизнь напомнила мне разрушенный храм: какая сила, какая гармония в одних частях и какие уродливые провалы, какие груды развалин в других! Я встал на колени перед отцом милосердным и сказал: „Отче, я грешил против неба, перед твоими очами и не достоин более называться твоим сыном“. Я поднялся, чувствуя облегчение и прилив сил. Презираю суеверие фанатиков, но верю в человека». Так писал Бернс в письме, которое прекрасно передает его настроение тех времен, хотя написано гораздо позже.
Гравюра Дж. Роджерса с картины Дж. М. Райта в издании 1842 г.
IIМстительность старшего Армора чуть было не довела Бернса до безумия, как вдруг явился нежданный спаситель в лице некоего Дугласа. О нем почти ничего не известно. В Шотландии всегда было много Дугласов, и отличить его от бесчисленных однофамильцев исследователи так и не смогли. Этот Дуглас пришел предложить Бернсу работу счетовода на Ямайке. Для жителя Мохлина Ямайка была таким же отдаленным местом, как и Южный полюс, но Бернса, в его положении, привлекало именно это. Он горел желанием уехать, да только не знал, где взять девять гиней на дорогу.
Тут-то Гэвин Гамильтон и посоветовал Бернсу издать свои стихи. Гамильтон был владельцем земли, которую у него арендовал Роберт Бернс с братом. Хочется думать, что он был добрым землевладельцем, но даже если это и не так, мы должны его простить, потому что он подарил миру поэта. Он, наверно, ничего не смыслил в книгоиздательском деле и, возможно, даже не слыхал стихов, за исключением тех, которые читал ему его арендатор; но он верил в этого человека и доказал свою веру на деле. Весной 1786 года началась подписка на будущую книгу, и Гамильтон был самым деятельным ее энтузиастом. Конечно, он был не так богат, чтобы поступить, как некто Паркер из Килмарнока, который подписался сразу на тридцать пять экземпляров, Но кто знает, не жест ли это тщеславного богача, и не лежат ли те тридцать пять книг где-нибудь на чердаке, еще перевязанные той же бечевкой? Для такого предположения нет достаточных оснований, но оно весьма заманчиво, потому что такой чердак хранил бы сокровище, неизмеримо большее, чем обрывки всего-навсего восьми экземпляров, известных сегодня библиографам.
Издать стихи взялся Джон Вильсон из Килмарнока. Книга печаталась три месяца, три долгих и тревожных для бедного Бернса месяца. Интересно было бы знать, приходил ли кто-нибудь к папаше Армору с подписным листком «На издание Шотландских стихов Роберта Бернса, изящное издание в восьмую долю листа, примерная цена три шиллинга»? Если и приходил, то вполне вероятно, что старый каменотес порвал бумагу в мелкие клочки, выражаясь при этом недостойным старого кальвиниста образом. Сохранился из этих листов только один, находится он теперь в мемориальном музее Бернса в деревеньке Алоуэй. Он содержит следующее заявление: «Автор денежно нисколько не заинтересован в издании. И как только наберется нужная сумма, сочинение будет отдано в печать». Уверения в том, что автор не хочет вознаграждения, а подписка призвана окупить только расходы на издание — это всего лишь рекламный трюк, сопутствующий всякой торговле, что-то вроде призыва «Спешите видеть! Всего одно представление!». Так что издатель Вильсон, должно быть, вставил его просто для вида. Каково это было читать Бернсу! Правда, его «денежный интерес» не простирался дальше девяти гиней, но уж в этих-то девяти гинеях он был крайне заинтересован: они сулили ему свободу.
Гравюра С. Булла с картины Дж. М. Райта в издании 1842 г.
Гамильтон и друзья Бернса были так неутомимы, что когда «Стихи, написанные преимущественно на шотландском диалекте» вышли 31 июля 1786 года, то около трехсот пятидесяти экземпляров из шестисот разошлись сразу по подписке, а остальные тоже вскоре сбыли книготорговцам. Бернс получил двадцать фунтов — и бессмертие. Вильсон тоже остался в барыше. Более того, его предприятие стало процветать, потому что в издательство стали сбегаться местные поэты, собрав жалкие гроши в надежде осуществить «эту милую каждой поэтической душе мечту — стать знаменитым», как говорится в предисловии к стихам Бернса. В конце этого предисловия Бернс пишет, что «он просит своих читателей, особенно людей ученых и утонченных, которые, может быть, окажут ему честь своим вниманием, проявить снисхождение к его образованию и обстоятельствам жизни; но если по благожелательном и беспристрастном прочтении его обвинят в скуке и вздоре, пусть с ним поступят так, как он сам поступил бы на их месте — пусть его безжалостно предадут презрению и забвению».
Двадцать фунтов вполне его устраивали. Это было вдвое больше, чем нужно было на дорогу до Ямайки. Бернс перевел все будущие доходы от авторского права на имя дочери от Элизабет Пейтон, девушки, с которой он был знаком еще до встречи с Джин. Душой Бернс рвался в Гринок, откуда в сентябре отплывал его корабль, он уже распрощался со всеми друзьями, стараясь не попадаться на глаза все еще сердившемуся Армору, — и так и не поехал на Ямайку.
По его собственным словам, «письмо д-ра Блэклока одному из моих друзей перевернуло все мои планы». Блэклок был слепой поэт, в то время шестидесяти пяти лет, человек с большим влиянием в Эдинбурге, столице Шотландии. В современных антологиях, правда, его стихов обычно нет, но в свое время он был, наверное, достаточно известен и влиятелен. Во всяком случае, он помог Бернсу отправиться в Эдинбург — к славе, а не в Вест-Индию, к «презрению и забвению».
Знаменитый историк Карлейль дал классическое, хотя, быть может, и не во всем точное описание жизни Бернса в Эдинбурге.
«Мы должны заметить, что зима, прожитая им в Эдинбурге, наделала ему много вреда. Живя там, он ближе познакомился с общественными условиями, но мало изучил человеческий характер и вместе с тем сохранил прежнее болезненное чувство к неравному распределению счастья в социальном отношении. Он видел блестящую, великолепную арену, где великим мира сего суждено играть роль; он сам находился в среде их и с еще большею горечью сознавал, что он здесь только зритель, которому нет роли в их блестящей игре. С этого времени им овладело негодование на социальное унижение и нарушило его личное довольство, извратило его чувства относительно своих богатых собратьев. Бернсу было ясно, что у него достаточно таланта, чтоб составить себе громадное состояние, если б у него была на это охота; но ему также было ясно, что его желания были другого рода, вследствие чего он не мог быть богатым. К несчастью, у него не достало силы выбрать одно и отказаться от другого, так что ему постоянно приходилось колебаться между двумя идеями, двумя целями. Подобные случаи бывают со многими людьми; у нас есть товар, мы крепко держимся в цене и до тех пор торгуемся с судьбою, пока не наступит ночь и не закроется рынок».
Последствием столичного триумфа Бернса было второе издание его стихов, вышедшее в апреле 1787 года. Около 2800 экземпляров разошлись среди полутора тысяч подписчиков, а Бернс получил пятьсот фунтов стерлингов. Это издание существует в двух видах, и библиографы ломают головы над вопросом — который же вариант более ранний. В стихотворении «Ода шотландскому пудингу» есть слово «skinking», что на шотландском диалекте значит «тонкий»; но наборщик, более знакомый с английским, чем с шотландским, решил сделать поправку — «stinking» — «вонючий». Успел ли он внести свою поправку уже в первых экземплярах издания, или книга поначалу печаталась с шотландским словом, и есть суть проблемы. Логично предположить, что первым был «вонючий» вариант, который затем был исправлен, но весьма возможно, что загадка и не так проста. Зато доподлинно известно, что второй вариант набирался заново, т. е. варианты эти, в сущности, являются отдельными изданиями. «Вонючий» вариант обычно стоит около двухсот долларов, вдвое больше варианта «тонкого».
