Ариадна Громова - Мы одной крови — ты и я!

Володя так разгорячился, что даже руками размахивал и голос слегка повысил, а это на него уж вовсе не похоже. «Пробрало тебя все же, братец!» — с некоторым удовлетворением подумал я. Но это я подумал мимоходом, а вообще-то мне в тот момент было не до психологического анализа.

— Что же делать? — повторил я.

— Да я и сам пока не знаю! — огорченно ответил Володя. — Никогда ни о чем подобном не думал и даже не слыхал. Практически: вам обоим надо как следует выспаться. На тебе лица нет, и кот тоже замучился. Прими снотворное, а кота заставь выпить хорошую порцию валерьянки. Я пойду домой, почитаю кое-что и посоветуюсь с одним человеком.

— Нет, ты уж, пожалуйста, никому не рассказывай! — взмолился я. — Все равно ведь не поверят. Сочтут, что ты спятил!

— Не сочтут! — уверенно сказал Володя. (И я понял, что это правда.) — Но вообще-то ты прав: пока не стоит никому рассказывать.

— Кроме Гали, конечно, — поспешил добавить я.

— Гале я тоже не скажу, — решил Володя. — Рассказывать долго и непродуктивно. Я ее приведу сюда, и она сама увидит на практике. — Тут он задумался. — Слушай, хоть Барс и устал, а еще один опыт надо провести. Давай я попробую ему что-нибудь внушить. Ну, скажем, чтобы он перешел с тахты на кресло.

Я посадил кота на тахту. Володя начал пристально смотреть на него. Барс подмигнул и тоже уставился на него. Так они сидели с минуту. Потом кот мотнул головой, будто отгоняя муху, с жалобным мяуканьем спрыгнул с тахты и направился к креслу.

Тут мне сдало почему-то обидно: значит, Барс не только меня слушается! Обида, конечно, была дурацкая, я бы в ней нипочем не признался Володе, но пока я все это переживал, кот вдруг остановился на пути к креслу, явно заколебался, а потом решительно повернулся и прыгнул мне на колени.

Я обрадовался, а Володя недовольно сказал:

— Ну зачем ты это сделал?

Я прямо сгорел со стыда, начал было оправдываться, что я, мол, ничего подобного, но Володя уже все превосходно понял.

— Феодал ты, собственник! — сказал он, сдержанно усмехаясь. — Нашел время ревновать!

Барс повернулся к нему и проговорил старательно и отчетливо:

— Мам-ма!

У него с каждым разом получалось все лучше.

— Слушай, чистый эксперимент все равно не получился бы, — сообразил вдруг я. — Ведь я же невольно думал о том, пойдет Барс или нет, и, наверное, представлял себе это…

— Представлял все же или нет? — строго спросил Володя.

— Толком не знаю. Но все равно — Барс ведь реагирует и прямо на мои эмоции.

— Ох, уж эти твои эмоции! — вздохнул Володя. — Ну ладно, возьми все же себя в руки и постарайся отключиться. А я еще раз попробую. Внушу ему, например, чтобы он лег на тахту.

Володя опять уставился на кота. Барс явно начал нервничать, переминался, слегка вонзая мне когти в колени. Потом мяукнул коротко и глухо и, отвернувшись от Володи, бросился мне на шею.

— Хороши вы оба! — с насмешкой сказал Володя. — Тоже мне Отелло! Кошачий домострой развел!

— Ну, чего ты? — оправдывался я, порядком смущенный. — Это же нормально, что животное слушается только хозяина! А я ни сном ни духом…

— Ладно, может, ты и прав, — согласился в конце концов Володя. — Впрочем, я уже выяснил то, что мне было нужно: Барс и мое внушение воспринимает. Только твои эмоции на него действуют сильнее любых посторонних приказов. Так вот слушай: спите оба покрепче. Завтра у меня по плану — день работы в библиотеке, там я заодно посмотрю, что есть по этому вопросу. А вечером мы придем к тебе втроем: я, Галя и Барри.

— Барри? — усомнился я, поглядывая на Барса.

— Можешь не опасаться, — твердо возразил Володя. — Барри идеально воспитан, а Барсу можно объяснить, чтобы он не боялся. Кроме того, я сегодня попробую поработать с Барри. А завтра уточним результаты.

Одеваясь в передней, Володя говорил мне:

— А ты держись! Не переживай слишком — в том смысле, что не пугайся. Ученый ты или нет? Радоваться нужно, что перед тобой такие замечательные возможности раскрываются, а ты хнычешь.

— Я вовсе не хнычу, — несколько обидевшись, сказал я, хоть и чувствовал, что Володя, в общем, прав. — Но хорошо тебе, что ты такой спокойный. А я… ну, понимаешь, еще сегодня все было нормально, спокойно…

— Ну да, а ты превыше всего ценишь спокойствие!

— Да не то чтобы… — смущенно и недовольно ответил я, понимая, что говорю глупости, с точки зрения Володи. — Но все же мне как-то действует на нервы вся эта… мура…

— Мурра! — отчетливо повторил Барс, появляясь на пороге.

Володя уронил берет, поспешно подобрал его и сказал:

— Я пошел. Ложитесь сразу спать, очень советую!

Я заметил, что он украдкой косится на Барса. Кот смотрел то на него, то на меня. Потом подмигнул и сказал:

— Мурра, мамма, ммяхо! — все подряд, отчетливо, с нажимом на согласные.

— Н-да!.. — пробормотал Володя. — Я всячески постараюсь ускорить это дело, можешь быть уверен.

— Слышишь, кот? — спросил я. — Володя обещает тебе помочь.

Кот глядел на нас так пристально и печально, что я готов был поверить: он все понимает, даже самые отвлеченные слова.

— Только бы он не надорвался, не заболел! — с тревогой сказал я. — Он теперь в таком напряжении непрерывно. Все это…

— …Мурра! — выговорил Барс, в упор глядя на меня.

Глава четвертая

То, что случилось уже,нельзя неслучившимся сделать.

На свете есть много вещей, насчет которых разумный человек мог бы пожелать остаться в неведении.

Я последовал совету Володи, и мы с Барсом всю ночь спали как убитые. Если б не будильник, я бы определенно опоздал на работу.

Первым делом я, конечно, приготовил завтрак Барсу: достал из холодильника замороженное филе трески, нарезал мелкими кусочками, потом прогрел эти белые хрустящие кубики в струе горячей воды из крана и выложил на голубую пластмассовую тарелку. Барс уже ждал, сидя на обычном месте, у холодильника. Понюхав треску, он, как всегда, поднял голову ко мне, я протянул руку, и кот благодарно ткнулся в нее усатой мордой и лбом. Словом, все шло, как обычно, и я радовался, что пока можно ни о чем не думать, а вот вечером придет Володя, и уж тогда… Что «тогда», я понятия не имел, но одному мне с Барсом было все-таки жутковато, и я ждал помощи. А на Володю, дело известное, положиться можно.

Тут Барс подошел и потерся о мою ногу, а потом негромко мяукнул и направился к холодильнику, оглядываясь на меня. Я машинально глянул — ну так и есть, его тарелка пуста. Это все было тоже привычным, только аппетит сегодня у Барса что-то разыгрался.

— Что, мало? — спросил я рассеянно.

И тут же услышал ответ, четкий, с гнусавым мурлыкающим распевом:

— Мма-ло!

— Ах, чтоб тебе! — страдальчески морщась, прошептал я и послушно открыл холодильник.

Нет, никаких надежд на мирную жизнь питать явно не стоило. Барс стал говорящим котом, да еще каким! Далеко до него было говорящему коту, которого так здорово описал Валентин Катаев. Тот говорил только «мама» на русский и французский лад, да к тому же под нажимом и в психологическом, и в физическом смысле: хозяин ему как-то ловко растягивал рот и принуждал разнесчастного кота с отвращением играть роль на потеху пьяным гостям. Я бы лично ни за что не пошел на такие варварские фокусы ни с Барсом, ни с каким другим котом.

Ну и что же? Барс в награду за твою добродетель сам заговорил. Говорит и говорит, и все ему мало. Катаев уверяет, что тот говорящий кот скончался во время очередного сеанса, не сумев выговорить простого русского слова «неоколониализм». Это, конечно, шутка, но что, интересно, сможет выговаривать мой Барс этак через недельку, если он за несколько часов сделал такие потрясающие успехи и горит жаждой контакта? Я готов был уже поверить во все, что угодно. Может, он даже доклад о неоколониализме сумеет сделать?

Пока я мылся, брился и тому подобное, Барс прикончил дополнительную порцию рыбы, уселся, как всегда, за стол, на свое обычное место, рядом с моим, и ждал меня. Мы давно уже завтракали вот так, вдвоем, за столом, рассчитанным на шестерых, а если раздвинуть, то и на дюжину. Я принес на подносе кофе, яичницу, масло, сыр. Барс подмигнул мне. Я протянул палец. Барс привычно подставил свой плоский золотистый нос, я легонько проводил пальцем по его шелковистой и твердой поверхности, и кот жмурил глаза от удовольствия, и все было вроде по-прежнему.

Да нет, чего уж там, отлично я понимал, что мирное и незатейливое прошлое не вернется, что этот наш крохотный ласковый мирок разрушен изнутри таинственной силой и что тщетно я пытаюсь теперь отвести взгляд от грозного Духа Земли, которого сам же вызвал по неосторожности, как неопытный ученик чародея. Я механически жевал бутерброд с сыром, ел яичницу, глотал кофе и наспех просматривал газету, а сам все время ощущал настойчивый и требовательный взгляд Барса. И от этого противно сосало под ложечкой и было до того не по себе — ну прямо хоть плачь!