Михаил Липскеров - Жаркой ночью в Москве...

Так, будем продолжать попытки выяснить, кому я все-таки позвонил и, судя по разговору, кинул какую-то подлянку. А иначе чего бы этот Валерий Николаевеч после пятнадцати лет рыдал? Будем выяснять. Сколько дерьма я скопил в себе за долгую и плодотворную жизнь. Насчет Валерия Николаевича понял. Это – от Ольги. Conspiration. Она проявляет какой-то нездоровый интерес к женским именам в моей записной книжке. Глупость какая! Меня же абсолютно не волнуют женские имена в ее. Я же не спрашиваю, кто скрывается под именем Руфь Рафаиловна или Ольга Николаевна. Потому что знаю. Первая – моя мама, вторая – ее. А уж мужские… Да ради бога! Сколько угодно. Какие-то старые пердуны из редакции.

– Слушай, Леронька, я понимаю я мерзавец, я негодяй, но у меня все из головы колесами выбило.

Мне бы только за что-нибудь зацепиться, а уж там…

– Ты ж помнишь, я тогда на бензадиазепинах сидел…

– Ты действительно ничего не помнишь?

– Действительно…

– И как я уезжала из Новых Черемушек?..

О-о-ох!.. Шварценеггер!.. Вспомнить все… Не дай бог, не дай бог… Вся ночь будет испорчена… А что я мог сделать… Прошла любовь, прошла любовь?.. Оно конечно. Но она тогда… Что она тогда? Проблемы у нее были… Нужно было сбегать за… не помню сейчас названия. Она сказала, а у меня из головы вылетело. В общем, лекарство. Я тогда по уши в какой-то нетленке сидел. Чего-то сатирическое. Для одного бывшего эстрадного другана. Он когда-то бил степ, а потом по старости лет перешел в разговорный жанр.

(Этот мой друган был из старой эстрадной семьи. Он вместе с братом происходил от известного в двадцатые степиста Изи Ягельского, который бил степ еще у Брентано. Пока от делириум тременс не помер. Последний раз, говорят, он работал с двумя карликовыми бегемотами и одной зеленой мухой. Бегемоты были еще ничего, а муха напрочь ритм не держала. Он от позора в окно и ахнул. Окно было на первом этаже. Казалось бы, чего… Но под окном был открыт канализационный люк. Он как раз в него. А там потоки сами знаете какие… Его и понесло. В общем, его двое рыбаков в проливе Каттегат выловили. Хотели в Швецию отволочь. Но от него так дерьмом несло, что они его выкинули обратно в пролив Каттегат. Рыбы его тоже есть не стали. И его подобрал английский круизный лайнер. Англичане его отмыли. И он в благодарность на ужине им свой коронный номер отстучал. Но зеленая муха, сука, опять ритм не держала. Ну, он в иллюминатор и ахнул. К счастью, иллюминатор был на шестой палубе, так что он об воду и разбился. Вылавливать его никто не стал. Кому нужен приблудный дохлый степист? А на хозяев лайнера пассажиры апартаментов иск выкатили на тысячу двести фунтов. Потому что кто же будет платить такие бешеные деньги за апартаменты, где по ночам мимо ритма топочет зеленая муха.)

Так вот, я придумал клевый финал номера: друган доставал из кармана носовой платок, показывал с двух сторон почтеннейшей публике, что в нем ничего нет, потом оглушительно в него сморкался. Четыре минуты семнадцать секунд. А потом снова показывал платок с двух сторон. И опять в нем ничего не было!

Самый передовой в мире зритель балдел, а отсталая часть самого передового в мире зрителя била другану морду. Если, конечно, он не успевал свалить через подвалы служебного входа.

– Извини, Лерик, – говорил я, – сейчас коду закончу и сбегаю…

Вообще-то мне это уже стало слегка надоедать. Вы меня поймете. Ну, когда жена болеет, это нормально. Тут и за лекарствами, и в магазин, и куриный с вермишелью. А когда любовница, то это как-то теряет смысл. Нет, куриный с вермишелью – без проблем. А вот все остальное… Я это и дома имел. Так там у меня был мой дом. А здесь… Ну, романтизм, азарт, профессионализм, в конце концов. Такую чувиху от такого мужа увести. Аплодисменты зрительного зала.

Нет. Я по-честному. А то откуда Новые Черемушки взялись? Я там квартиру снял! Надо же, принял себя всерьез. Мудила. А потом экстремизм закончился. А начались проблемы – у нее. А у меня – текст для друга. И я просто не мог за ней ухаживать. А раз проблемы, то и с остальным проблемы. Ну и зачем мне оно? Когда у меня сын дома. И которого я не видел. И это очень нехорошо. Когда ребенок в неполной семье. А мальчику особенно отец нужен.

Нет, за лекарством я, конечно, сбегал. Когда эпизод дописал. Она на меня посмотрела и спросила:

– Может, пока у меня эта штука, я к маме перееду?..

Я, конечно, возмутился. Но как-то неубедительно. Поэтому помог собрать ей вещи. Заодно и зимние. Вызвал такси.

– Болезнь хроническая, – сказала она.

– Да ты что?! – возмутился я. – Ну полгодика… Год, на крайний случай… Я с Сергеем Семенычем говорил… Да, ты двести рублей на хозяйство оставляла… Сейчас принесу.

А когда принес, она уже уехала.

А болезнь действительно была хроническая. Я знал. Поэтому чего ждать полгодика, в крайнем случае год. Зазря за квартиру платить. Вот я домой и вернулся. Ребенок должен расти в полноценной семье. Особенно мальчик. Мальчику отец нужен.

– Ну, вспомнил? – спросила Лера.

– Да вспомнил… Конечно вспомнил… Я ж к тебе еще в Герцена приезжал.

– Нет, Мишенька, ты не приезжал… Ты хотел приехать… Но у тебя времени не было. Ты сценарий писал…

Это она зря. Работа – мой конек. Особенно сценарии. Сколько же их я написал! Но этот был особенный. Мне его из-за бугра заказали. Из Норвегии Собственно говоря, сценариев было двадцать. По пятьсот долларов за штуку. Маленькие сценарии такие. Минута. Мультипликационные. Комедийные. Порно. Очень почетно. Десять штук получил. И десять лет они у меня лежали. И десять лет я ждал, когда за ними придут. И за мной. В те годы работа за наличные доллары как-то не поощрялась. Сейчас помню только один.

Идет женская велогонка. Все едут очень быстро. Ритмично елозят женские задницы. Только одна елозит как-то медленно. Потом начинает елозить все быстрее. Постепенно обходит соперниц. Елозит со страшной силой. Кричит. На последнем вскрике обходит всех и первой пересекает финишную черту. И падает. А мы видим седло велосипеда. Его передок загнут вверх в виде ХуЯ.

Я очень гордился этим сценарием. Это был первый случай, когда советский сценарист мультипликации вышел на международный рынок.

Так что, сами понимаете, звонить Лерику как-то… А потом тоже как-то… Так вот оно и как-то… Не так. Да уж теперь-то чего…

– Да, Михаил Федорович, – задумчиво сказал Герасим, – с велосипедным седлом – это тонко. Вот насчет юмористической насыщенности трюка с носовым платком я как-то не уверен. Большие проблемы со вкусом.

А канарейка Джим развел крыльями и несколько виновато улыбнулся.

Ну нет пророка в своей квартире.

Четвертый звонок

Так, хватит выбирать. Просто закрываем глаза (не подглядывай, сука) и открываем записную книжку наугад. Нет, один глаз все-таки надо приоткрыть, а то все страницы разлетятся от ветхости. Но очки снять. Чтобы все-таки… А то раз было… Вот так глаза закрыл, набрал, и пожалуйста – зубной врач Антонина Георгиевна. И все. Никакой любви. Какая любовь может быть к человеку, который тебе кисту вскрывал над четвертым верхним. Нет, когда я в кресло садился и случайно на коленку глянул… С такой коленкой никакая киста… Какая, на фиг, киста… А когда она скальпелем кисту… Какая, на фиг, коленка.

Стоп. Но сейчас-то у меня кисты нет. А коленка наверняка сохранилась. Куда ей деться? Такой коленке. Коллекционной. Такие коленки на рынке бешеных денег стоят. Такой студень из них получается. Я помню. На Новый семьдесят шестой год варил… Какой на хер Новый год… Это телефон в «Кулинарию». И не коленка вовсе, а бычьи хвосты. Так у меня в книжке и записано: Верочка, бычий хвост, 202-17-42. Ох, какая коленка у нее была… И вторая тоже. Только я как-то вместе их не очень-то видел. Только в самом начале, когда она их сжимала. А потом как их увидишь, когда они у тебя над спиной? Никак. Ну нет у меня глаз на спине! Что хотите со мной делайте. Нет и уже не будет. Старость. Вот и у Антонины Георгиевны такая же коленка. Просто близнецы. А может, это партию таких коленок закупили? Международный стандарт. ГОСТ. Ибо если все по ГОСТу, то и коленки должны быть по ГОСТу. А то что получается? Одним, значит, коленка от кутюр, а другим – от Илизарова?! Социальная несправедливость. Нет, товарищи. У нас даже самая простая продавщица бычьих хвостов имеет право на такую же коленку, что и зубной врач или даже киноартистка Светлана Кистинская. Я ее батюшку мимолетно знал. Легендарный был человек. Работал куплетистом в Московской эстраде. У него был уникальный метод изготовления репертуара. Обращался он к эстрадному автору Якову Грею (в те поры эстрадные авторы были эстрадными авторами, а не драматургами эстрады) и говорил:

– Яша, есть хороший рефрен: «Опять – двадцать пять». Восемь – десять куплетов. Чтобы зритель в Колонном уссался.

Яша писал семь-восемь куплетов. Кистинский брал куплеты и на следующий день звонил Яше: