Джон Ирвинг - Человек воды
Считалось, что «Групповщина» — «новаторский» фильм. В его адрес была предъявлена только одна серьезная претензия, содержащаяся в письме, которое пришло от немецко-американского общества Колумбии, Огайо.
В ней говорилось, что фильм имеет антигерманскую направленность, что он «ворошит старый пепел». Объединение в группы не есть особенность исключительно немцев, писалось в письме, да и в самих группах нет ничего плохого. Сам Ральф назывался автором не иначе как «псих». Письмо не было подписано кем-то конкретно. На нем стоял лишь синий штамп: «НЕМЕЦКО-АМЕРИКАНСКОЕ ОБЩЕСТВО».
— Еще одна гребаная группа, — ругнулся Ральф. — Больше пятисот человек писало это письмо. И, мать их… Тамп-Тамп, я ничего такого не имел в виду. Я имею в виду, что сам не знаю, что я имел в виду…
И до сих пор Ральф не знает, что он имеет в виду, — это всегда было самым серьезным поводом к критике его фильмов. Почти всегда их называют «новаторскими», зачастую «претенциозными», как правило, «правдивыми». Но «Нью-Йорк тайме», например, отмечает «определенный недостаток выводов… режиссеру не удается выразить свою точку зрения». «Виллидж Войс» находит, «что его видение всегда имеет тенденцию быть персональным, аутентичным и оригинальным, однако Пакеру не удается найти реальное решение… создается впечатление, что его вполне удовлетворяет простое изображение событий». Мне кажется, что меня это тоже вполне удовлетворяет.
— Вот дерьмо! — говорит Ральф. — Это просто фильмы, Тамп-Тамп.
На самом деле то, что принимается в них за «определенный недостаток выводов», я нахожу особенно оригинальным.
«Групповщина» — его единственный пропагандистский фильм, а также единственный, получивший какой-то приз. В двух последующих фильмах Ральфа я не участвовал; я тогда потерял жену и память.
Ральф поспешно ретировался из Айовы в Нью-Йорк. Фильм «Мягкое дерьмо» посвящен поп-группе. Ральф следовал за ними, когда «Софт дерт» [5] гастролировали по всей стране. Брал интервью у их девушек, снимал парней, стригущих друг другу волосы, снимал конкурс «Мисс Длинные Ноги» и полученные девушками призы. Кульминационный момент фильма наступает тогда, когда собаку лидера группы случайно убивает электрическим током от провода усилителя. Группа отменяет выступления на неделю; фанаты дарят им не меньше пятидесяти собак. «Это очень милые собачки, — говорит лидер, — но ни одна из них не похожа на старину Софт Дерта». Так звали и его собаку.
Третий фильм был о маленьком бродячем цирке, за которым Ральф мотался во время его бесконечной серии однодневных гастролей. Километры пленки ушли на показ того, как устанавливают и собирают цирковой шатер, а также на интервью с выступающими на трапеции гимнастками.
— Цирк умер?
— Бог мой… с чего вы это взяли?
И еще на длинный эпизод о смотрителе слонов, который потерял три пальца на правой руке, когда этот самый слон наступил на нее.
— Вы по-прежнему любите слонов?
— Ну да, я люблю слонов.
— Даже того самого, который наступил вам на руку?
— Особенно того самого, он сделал это не нарочно. Он даже не знал, что наступил мне на руку. Я просто нечаянно положил руку на то место, куда он встал; он наступил бы туда в любом случае. К тому же он страшно расстроился из-за этого.
— Слон расстроился? Так он знал, что наступил вам на руку?
— Господи! Конечно же знал. Ведь я заорал: «Ты наступил на мою гребаную руку!» Разумеется, он знал, и ужасно расстроился из-за этого.
Затем шло несколько эпизодов со слоном, которые должны были убедить зрителя, будто бы слон сожалеет о случившемся. Думаю, это был самый худший из фильмов Ральфа. Я даже не помню, как он назывался.
Но теперь, когда я снова работаю у него режиссером по звуку, его фильмы должны стать лучше — по крайней мере, в смысле звукового оформления. Сейчас мы снимаем фильм под названием «На ферме». Он посвящен коммуне хиппи «Вольная ферма». «Вольные фермеры» хотят, чтобы все могли пользоваться землей — любой землей. Они считают, что частная собственность на землю — абсурд. Земля должна принадлежать тем, кто ею пользуется. Дело доходит до стычки с настоящими владельцами земли из Вермонта. Настоящие фермеры полагают, что частная собственность — это правильно. «Вольные фермеры» пытаются объяснить настоящим фермерам, что отсутствие свободной земли — это неправильно. Обе стороны явно идут к конфронтации. В сложившуюся ситуацию вносит определенную интеллектуальную сумятицу либерально настроенный местный колледж искусств. Ральф ездит в Вермонт каждые выходные, чтобы посмотреть, не произошло ли столкновения. Возвращается он с кучей отснятых роликов.
— Конфликт все еще зреет, — говорит он.
— Когда наступит зима, — говорю я ему, — эти ребята замерзнут, оголодают и сами уйдут с земли.
— Тогда мы заснимем их исход, — говорит он.
— Может, никакой заварушки не будет вовсе, — высказываю я предположение.
— Может, и не будет, — соглашается Ральф, и Тюльпен приподнимает свою грудь обратной стороной ладони.
Этот жест раздражает Ральфа. Тюльпен уже работала с Ральфом, когда я приехал в Нью-Йорк; Ральф дал ей работу, потому что она с ним спала. О, это было давно. Тюльпен ничего не смыслила в монтаже фильмов, но Ральф показал ей, как это делается. Когда она научилась делать это очень хорошо, она перестала спать с ним. Ральф не выгнал ее, потому что она потрясающий монтажер, но временами этот жест выводит его из себя.
— Ты спала со мной только ради работы, — говорит он ей.
— Ты дал мне работу лишь потому, что спал со мной, — невозмутимо парирует она. — Тебе не нравится, как я работаю? — спрашивает она.
— Нравится.
Между ними существует молчаливое взаимопонимание.
А вот с парнишкой по имени Кент, которого держат на посылках, дело обстоит совсем по-другому.
Тюльпен и я сидим в фотолаборатории, попивая кофе и удивляясь, где же пончики. Тюльпен приводит в порядок некоторые из просушенных пленок Ральфа, обрезая их большим резаком для бумаги. Чамп! Прошло уже две недели, как я не слышал от этой чертовой Бигги ни слова. Как другие ребятишки относятся к Кольму в школе? Он все еще кусается?
— Что-нибудь случилось? — спрашивает Тюльпен.
— Мои инструмент, — говорю я. — Мне кажет-там все снова закупорилось. Этот водяной метод никуда не годится…
— Сходи к врачу, — спокойно советует она. — Сделай операцию.
Чамп! Чавкает ужасный резак; в моем мозгу возникает образ жаждущего крови Виньерона. И тут заявляется Кент.
— Привет! — Да пошел ты со своим «приветом», Кент! — Привет! Вы видели новый материал? На этот раз он точно схватил это.
— Схватил что, Кент?
— В отснятых кадрах потрясающий свет. Холодает. Даже погода против них. Да, он умеет снимать клевое кино. Понимаеш его долбаная камера предвидит конец.
— Но с чего ты взял, что что-то должно случиться, Кент?
Вместе с потоком холодного воздуха в комнату вваливается Ральф. Тюленьи ботинки, арктические рукавицы, эскимосская парка, хотя еще только осень. Трудно представить себе Ральфа в тропическом климате: ему пришлось бы менять свой меховой имидж. Он мог бы надеть плетеную хламиду из прутьев и соломы и обернуться тростником: ни дать ни взять гигантская корзина!
— Привет! — говорит ему Кент. — Вчера вечером я видел «Белые колени».
— Чьи? — спрашивает Ральф. Мы все знаем, что Кент не слишком скор умом.
— Да ты же знаешь, — настаивает Кент. — «Белые колени» — это новый фильм Гронтца.
— О, да, да, — кивает Ральф, освобождаясь от рукавиц, ботинок и отделяя самого себя от меха.
— Ну так вот, это еще один фильм, который обречен на провал, — заявляет Кент. — Точно такой же, как и его предыдущее дерьмо. «Тяжелый», ты же знаешь?
— Да, да, — повторяет Ральф, разматывая шарф и осматриваясь вокруг. Чего-то не хватает.
— Я прокрутил твои новые ролики сегодня, — говорит ему Кент. Ральф продолжает размышлять, что же отсутствует в комнате. — Это клево, Ральф! — пристает Кент. — Даже эта гребаная погода…
— Кент? — спрашивает Ральф. — Где пончики?
— Я ждал, когда ты придешь, — бормочет Кент, заливаясь краской.
— Два с желе и одно с воздушным кремом, — говорит Ральф. — Тюльпен?
— Два с воздушным кремом.
— Тамп-Тамп?
— И жареный пирожок.
— Два с желе, два с воздушным кремом и один жареный пирожок, Кент, — повторяет Ральф.
Когда Кент отправляется выполнять задание, Ральф спрашивает нас:
— Кто такой, черт подери, этот Гронтц?
— «Найди меня», — называет Тюльпен.
— «Белые колени», — называю я, — «Одному Богу известно…».
— Кент курит? — спрашивает Ральф. Никто не имеет об этом никакого понятия. — Ну так вот, если не курит, — продолжает Ральф, — то должен попробовать. А если попробует, то должен бросить.
Возвращается Кент, источник сплетен и информации.
