Владимир Романовский - Русский боевик
— Да. Значит, Демичев вызвал нас обоих в частном порядке, как…
— Как старых друзей, — пояснил Милн. — Нас здесь как бы нет. Поэтому…
— Поэтому, — продолжил Ольшевский, — если он действительно задумал что-то грандиозно-глобальное, то нам следует либо сообщить в наши заведения прямо сейчас, либо нам зачтут, и спишут нас с тобой в расход.
— Не совсем.
— Почти.
— Дураками прикинуться мы всегда сможем, — задумчиво сказал Милн.
— Да. У тебя это особенно залихватски получается.
Помолчали.
— Ладно, — сказал Милн. — Шутки шутками, но что же все-таки этот гад задумал? Есть у тебя предположения, помимо того, на что он намекает?
— Есть, но какие-то… фантастические. Как и то, на что он намекает.
— Такие у меня тоже есть. А реальные?
— Хмм.
— У меня есть одно, — сообщил Милн полушутливым тоном.
— Выкладывай.
— Он делает все это с ведома Москвы. И, возможно, Вашингтона.
— Продолжай.
— Наверху договорились. В конфликтах нынче запутались решительно все. И пришло время сказать хоть какую-нибудь правду. Никто этого делать не хочет, боятся за карьеру и репутацию. Все хотят, чтобы это кто-нибудь за них сделал. Демичев предложил свои услуги.
— То есть, — сказал Ольшевский, — вся эта бодяга — только для того, чтобы ему по телевизору выступить? Так есть гораздо проще средства это организовать.
— Есть. Но, видишь ли…
— Да, вижу, — кивнул Ольшевский. — Не тот эффект. Телевизионные личности могут трепать языками, сколько им влезет, это никого не волнует. Нужно, чтобы трепал кто-нибудь значительный. Достойная теория, но — несерьезная.
— Почему? — заинтересовался Милн.
— Слишком стройно, слишком логично. Да и романтично. Нет, это не для сегодняшней политики. По-моему, тебе зря платят деньги, Милн. Где Демичев с тобой связался, если не секрет?
— Секрет, но ради тебя я на все готов, в том числе и на бесплатную выдачу секретов.
— Перестань кривляться. Так где же?
— В Лондоне.
— Черт знает, что такое.
— А что?
— Вот ведь повадились, — неодобрительно и серьезно сказал Ольшевский. — Областной голова — что он в Лондоне делал? Он что — министр, заместитель президента? Дипломат? Посол? Легендарный Шелест?
— Дочь в университет пристраивал, — сообщил Милн, хмыкнув, представив себе Демичева в роли легендарного Шелеста. — Неофициальный визит. У него две дочери. Одна во Флориде. Другая в Оксфорде. Увлечения молодости.
— Ясно, — сказал Ольшевский. — Ничего мы здесь с тобой не надумаем. Когда он обещал с нами связаться?
— Завтра.
— Утром?
— Вроде вечером. Дал нам день ознакомиться с городом. Ты мне вот что скажи, Ольшевский. Ты откуда родом? В смысле — в каком городе родился?
Ольшевский мрачно посмотрел на Милна и промолчал.
— Неужто? Фамилия у тебя польская…
— Польских фамилий в России невпроворот. Каждая десятая. Как в Америке.
— Это так. Прононс у тебя питерский, манеры тоже. Но все-таки?
— Милн, друг мой, у тебя ведь есть кое-какие обязательства, не так ли?
— Я ниже рангом. Люди, достигшие твоего уровня, обычно воспринимают обязательства несколько по-другому. Это как с законом. Закон есть — для среднего класса. Чтобы не зарывались. А для низов и высшего общества закон… тоже есть… но другой. Слегка.
— Ну тогда просто поверь мне на слово. Чтобы потом самому стыдно не было. И учительницу эту свою… убери куда-нибудь. Черт его знает, кто она такая.
— Нет, с ней как раз все нормально. Я позвонил в агентство, приехали двое мордатых, и привезли аж четверых девушек, на выбор.
— Позвонил?…
— С улицы. Что ж я, по-твоему, совсем идиот?
— С тебя станется.
Милн вдруг обиделся.
— Ты, Ольшевский, огрубел совсем на бюрократической почве, — сказал он. — Между прочим, из парижского предместья тебя вывел именно я. Живым и здоровым.
— Да, но прокололся в этом самом предместье именно ты, и трюк с проходом по тоннелю тебе в голову не пришел, и мне там пришлось за двоих отдуваться, иначе бы тебя там просто утопили бы. А на араба, замечу тебе, ты похож не больше, чем я. За еврея ты бы еще сошел. Ежели в Эфиопии.
Милн засмеялся.
— Ничего смешного, — отрезал Ольшевский. — Пошли в гостиницу, а то холодно что-то стало.
Милн бросил окурок в реку.
— Хоть бы тряпки переменил, — заметил ему Ольшевский. — Ходишь весь в белом, отсвечиваешь.
— Ты что ли не отсвечиваешь в своем прикиде, с галстуком, за восемь тысяч? Перестань ворчать.
* * *Меж тем в четыре утра в «Русском Просторе» появились новые посетители — целых три семьи, с детьми от трех до восьми лет, в общей сложности десять детей, из которых семеро спали — кто на руках у родителей, кто в коляске, кто стоя, а трое бодрствовали и временами дрались — два мальчика и одна девочка. Привратник не знал, что и думать. Вид у семей был очень пролетарский, и родители вели себя так, будто ни разу до этого не бывали в гостиницах — озирались, шептали ругательства, приструнивали дерущихся детей, не решаясь ни на какие действия. В конце концов одного из глав семей послали на разведку. Привратник, прикидывавшийся — не спрятаться ли, поскольку вид скарба, который ему предстояло (или не предстояло?) волочить ему не нравился совершенно — вздохнул и вышел из тени, отбрасываемой экзотическим растением в кадке. Тут его разведчик, в коротковатых синтетических, возможно «выходных» брюках, и заприметил. Подошел смело, посмотрел робко, и спросил:
— Куда нам теперь?
Привратник почесал в затылке, пожал плечом, о ответил вопросом на вопрос:
— А вы надолго к нам? — будто от длительности пребывания зависело, куда им, гостям, теперь.
— На неделю, — робея еще пуще ответил разведчик, улыбаясь, показывая гниловатые зубы. — Понимаешь, мужик, тут жена моя выиграла лотерею. По телику слово угадала. Она им звонит, значит, а они ей — какое, значит, слово загадано? А она и говорит, значит, какое. И, значит, оказалось, что правильное слово она угадала. Все угадывали неправильное, а она возьми и угадай то, что нужно. У нее образование и все такое. Я-то что, я простой парень, душевный, поговорить там, или чего — всегда. А она с образованием. Я бы никогда не угадал.
— И что же? — спросил привратник. — При чем тут слово?
— А, слово-то? Да ведь как же. Угадала она слово-то, типа. И, значит, вот выиграли мы, а там три приза, и один приз нужно выбрать. Вот и выбрали — вот.
— Неделю отдыха в «Русском Просторе», — догадался привратник.
— Во-во, точно. Там еще был мотороллер, вроде американский, но мы американское не любим. Да и зачем нам мотороллер? Мотоцикл — это еще куда ни шло. А мотороллер-то зачем? Тем более американский.
— А как назывался мотороллер? — заинтересовался привратник.
— А хуй его… то есть, вроде… нет, не помню. Что-то типа Ветро, или Гетро.
— Веспа?
— Во, точно, Веспа.
— Это итальянский.
— А?
— Мотороллер Веспа — итальянский. Не американский.
— Да? А, блядь. Надо было взять тогда. Вот же ебаный в рот, а? А я думал — американский.
— А ещё что было?
— Где?
— Призы какие еще были?
— А! Да что призы. Мне бы лучше деньги, или сразу пару ящиков водки, — мужик засмеялся пригласительно, но привратник не разделил его веселье по этому поводу. — А тут вот — путевка эта, видишь ли. Жена говорит — мы никогда никуда не ходим, там, не ездим, на хуй. Так хоть, говорит, раз в жизни, на хуй. Чтобы как люди, значит, типа.
— Ясненько, — сказал привратник, тоскуя. — Ты, мужик, откуда? Из какого города?
— Я?
— Да, ты.
— Так ведь из Браватска мы.
— Из Браватска? Постой, постой. Это ж отсюда километров десять.
— Да, точно. Вот оттуда и приехали.
— На неделю?
— Да. Долго, да? А у вас здесь, белохолмённых, небось дорого все, а? Дорого?
— Дорого.
— Ну, это ничего. Я, если что, смотаюсь домой. Два часа туда, два часа обратно, если быстро хуячить. Принесу.
— Что ты принесешь?
— Ну, пожрать там, не знаю… Самогон у Витька поспеет — Витек хороший делает.
— А те что же? — спросил привратник, кивком указав на всех остальных, сгрудившихся у дверей.
— Да как же. Небось тоже что-то выиграли, вот и приехали. Да, так, мужик — куда нам теперь? Вот у меня бумажки эти…
Он вытащил из-за пазухи сертификат, рекламные проспекты, паспорт, газету.
— Вон стойка, видишь? — спросил привратник. — А за стойкой сидит девица-красавица. Вот она тебе, и остальным, все и оформит, и расскажет.
Да, подумал он, расскажет. Ну надо же. Звери лесные — костер бы в номере не развели. Пиздец номеру, вернее — всем трем номерам — пожгут, загадят, туалет забьют, а что не испортят — с собой унесут. Краны свинтят. Не повезло «Русскому Простору».
