Алекс Гарленд - Тессеракт
— Спасибо, паре, — шепнул в ответ Жожо.
Терой улыбнулся и сказал своим обычным голосом:
— Дай мне свой пистолет, ты не сможешь его перезарядить, пока ведешь машину.
Жожо с благодарностью и смущением протянул ему пистолет.
5— Невероятно, — пробормотал дон Пепе. Он качал головой, глядя из окна машины на грязные улочки, ведущие к гостинице «Патай». — Просто невероятно. Терой, о чем ты думаешь?
— О мистере Алейне, сэр. Он однажды останавливался здесь, вот я и подумал…
— Как ты сказал?
— Это предшественник мистера Шона, сэр, — вмешался в разговор Бубо. — Он был старпомом «Карабуджана», пока…
— Ах, мистер Ален! Ален, а не Алейн… Бедный мистер Ален. Он, должно быть, очень жалеет о гибели своего капитана. Ведь это случилось где-то в районе Минданао?
— На Палаване, сэр.
— Так-так. Должно быть, это дело рук тайцев.
Бубо прокашлялся:
— Нет, сэр, не тайцев.
— Тогда камбоджийцев?
— …Нет.
— Ну, не мы же это?
— Да, сэр. Думаю, что мы.
— Мы? Но я ведь много лет вел с ним дела. «Карабуджану» была обеспечена безопасность. Почему ты не сказал мне об этом раньше?
— Сэр, «Карабуджан» был взят на абордаж по вашему приказу.
— Неужели?
— Да, сэр.
— И-и-и-их…
— Сэр, вы, должно быть, помните, что капитан «Карабуджана» почти девять месяцев отказывался платить. Мы, то есть вы, сочли, что он совсем зарвался.
— А… Да, это уж точно кровавый бизнес. Но он и должен быть таким.
— Правильно говорят, сэр, сколько волка ни корми… — с гордостью произнес Бубо на своем отвратительном английском, и Жожо непроизвольно поморщился.
Но даже если метис и заметил подхалимаж, то не подал виду.
— Да, это уж точно, — сказал он с отсутствующим видом и принялся сосать зубочистку. — Значит, э-э-э-э, так, на всякий случай, какой там был груз на «Карабуджане»?
— Сахар, сэр, — ответил Бубо.
— Сахар? В самом деле? И мы получили за него хорошую цену?
— Очень хорошую, сэр.
Дон Пепе улыбнулся.
— Ну конечно же. Не будь я Пепе, если соглашусь на меньшее. Кто захватил корабль? Себ?
— Данте.
— Данте… Так-то вот. Это всем нам урок. Никогда не теряйте связей с людьми и не забывайте, откуда вы родом.
— Это отличный урок, сэр.
— Торговля сахаром… Какое было время!
— Никто не торговал им лучше, чем семья Пепе, сэр.
На этот раз дон Пепе заметил подхалимаж и устало сказал:
— Por favor! Пожалуйста, Бубо, заткнись ради бога!
— Заткнуться? — словно эхо, повторил Бубо, проглотив оскорбление с легкостью, которая достигается долгой тренировкой. — Уже заткнулся, сэр.
Жожо скрестил руки на груди, прижавшись к торпедо «мерседеса», чтобы не было заметно пятен кошачьей крови, и вздрогнул. Он уже видел гостиницу не далее как сегодня утром, когда передавал портье записку хозяина. При свете дня здание выглядело просто отвратительно — голый бетонный скелет. Но сейчас оно смотрелось совсем иначе. Жожо показалось, что единственное освещенное окно на втором этаже придало гостинице чуть заметную видимость жизни, отделявшую ее от смерти.
Именно в этот момент Жожо услышал, как дон Пепе сказал:
— Я думаю, мы все пойдем на эту встречу.
— Сэр, может быть, мне остаться возле машины? Тут такое место…
— Нет. Цель этой встречи — заложить основу нашего бизнеса с мистером Шоном. Я хочу произвести на будущего капитана «Карабуджана» сильное впечатление, которое он не скоро забудет.
И вдруг, к изумлению Жожо, дон Пепе рассмеялся или издал звук, очень похожий на смех.
— Понимаешь, я надеюсь, что кровь у тебя на рубашке сработает в нашу пользу.
Жожо опустил руки.
— Э-э-э-э, англичанину будет над чем подумать.
— Да, сэр.
Дон Пепе издал еще один скребущий звук и направился ко входу.
Однако Жожо помедлил, прежде чем двинуться следом. В тот самый момент, когда метис повернулся к нему спиной, Жожо почудилось, что в единственном освещенном окне что-то появилось. Две руки, вернее, их промелькнувшие тени, которые, казалось, дергали за прутья решетки. Потом они вдруг исчезли — так быстро, что он уже не был уверен, видел их на самом деле или это только померещилось.
— Жожо! — прошептал Терой, придерживая матовую стеклянную дверь гостиницы «Патай». Бубо и дон Пепе уже скрылись внутри. — Давай же! Пошли!
Вихрь
1Зеркало в ванной разлетелось вдребезги, обнажив квадратик текстолита, к которому крепилось. Теперь сотни Шонов смотрели на него сверху вниз, валяясь у его ног и вокруг слива раковины.
— О боже, — произнес Шон и судорожно вздохнул. Он осмотрел костяшки пальцев и провел рукой по лбу. Все обошлось удачно, он не поранился.
Повезло с разбитым зеркалом. Семь лет сплошного невезения — и вот повезло.
Нет, так не бывает. Он снова ощупал лоб, но на этот раз его пальцы принялись массировать виски.
Под ногами захрустело стекло, и он сделал шаг назад.
— Думай, — приказал себе Шон. — Выход должен быть.
Но как его найти? Он потерял лицо, и уже поздно отступать.
Тогда он достал пистолет, запасную обойму, отложенную было в сторону, и патроны, россыпью валявшиеся в сумке.
2У одного из них вся рубашка была в крови. Именно он протянул руку — увеличенная линзой глазка, она казалась раз в пять больше головы, — и постучал в дверь. Это Джо, — отметил Шон, цепенея от страха. Не кто-нибудь, а шофер Джо.
Встреча с метисом, на которую Ален впервые взял с собой Шона, состоялась в рыбном ресторане на берегу моря, откуда можно было дойти пешком как до американского посольства, так и до отеля «Манила».
День начался плохо. Ален был в отвратительном настроении, потому что капитан потребовал, чтобы он добился бесплатного и безопасного прохода судна во время следующего рейса. За месяц до этого «Карабуджан» понес убытки при доставке груза малайзийского латекса: груз испортился из-за жары во время стоянок, и страховая компания возложила всю ответственность на команду.
У Шона тоже были причины для беспокойства. Он много чего узнал о доне Пепе, этом полукровке, обложившем данью все корабли, заходившие в филиппинские воды. Шон уже знал, о чем дон Пепе молился на ночь, о его невероятном долголетии, привычке сосать зубочистку и о его могуществе. Но Алену необходимо было излить на кого-нибудь свое скверное настроение, поэтому Шон оказался в роли громоотвода.
— Ты видишь этого старика? — спросил Ален, когда они проходили через доки.
— Старика?
— Вон там.
Шон повернулся, увидел ящики, но людей не было.
— Ты его не заметил.
— Да… А кто это был?
— Один псих, он работал крановщиком и ошивался тут, сколько я себя помню. Хочешь узнать, что он однажды сделал?
— Конечно, — сказал Шон и снова огляделся вокруг. Ему показалось, что он заметил какую-то фигуру в темном проходе между гофрированными металлическими контейнерами, но был уже вечер и он мог ошибиться.
— Он отрубил мачете руку бригадиру грузчиков.
— Да?
— А потом прикончил его.
— О боже, — произнес Шон. — Зачем же он это сделал?
И тогда Ален рассказал ему. Берег моря, бесконечно тянущийся день, слишком самоуверенный бригадир, самодур метис и следы потных рук на новом костюме…
Уже в ресторане, в ожидании дона Пепе, Шон то вытирал ладони о брюки, то ощупывал нагрудный карман, чтобы убедиться, что квадратик картона с талисманом на месте.
— Да прекрати ты вытирать свои чертовы ладони! — не выдержал Ален.
Но Шон не послушал его. Если бы дон Пепе вдруг захотел поздороваться с ним за руку, он пожал бы самую сухую и чистую руку во всей Маниле.
Но дон Пепе и не подумал здороваться за руку. Когда он и его люди наконец-то появились, он даже не посмотрел в сторону Шона. Вместо этого он обвел взглядом появившихся как по мановению волшебной палочки официантов и указал им на пару столов. За то время, пока он не спеша шел через ресторанный зал, столы уже были убраны и сервированы.
Ален, дон Пепе, Бубо и Терой сели вместе, а водитель с Шоном устроились отдельно. Они должны были находиться поблизости, пока их боссы обсуждают свои дела. Оба молчали, ощущая неловкость от того, что оказались в стороне, и еще потому, что одинаково осознавали себя мелкой рыбешкой. Они прислушивались к разговору за соседним столом. Ален настаивал на своем, а дон Пепе и не думал уступать.
— Это очень трудно, очень важно. Но это ваша проблема.
— Мы всего лишь просим один раз пропустить нас бесплатно. Один бесплатный проход — и мы покроем убытки с латексом. Тогда наши дела опять пойдут нормально.
— Э-э-э-э, дела… Вы сказали слово, которое я, ano, всегда держу в голове. Во всем этом нет ничего личного, Ален. Это бизнес, lang.