Юсеф эль-Сибаи - Водонос умер
— Аллах свидетель, слаще не бывает! Тебе повезло!
Шуша взял арбуз и спросил:
— Сколько?
— Пятачок.
— И половины хватит.
— Ей-богу, сам покупал за четыре! Наживаю всего одну монетку. Плати пятак.
Шуша протянул Ахмеду два с половиной пиастра, тот взял и без всякого сожаления заявил:
— Так и быть, на следующем наживусь.
Он всегда так приговаривал, однако никогда не наживался, жил одними надеждами на будущее.
Положив арбуз на тележку, отец с сыном направились в другой конец переулка, где была бакалейная лавка Шеха. Там можно было купить все. что угодно: бакалейные товары, фрукты, сладости, овощи и даже постричься — к лавке примыкала парикмахерская.
Когда-то в прошлом фасад лавки был выкрашен в темно-красный цвет, но время запорошило его гарью, пылью. Посредине лавки стоял большой прилавок, крышка которого была обита жестью. На нем — большой медный котел с бобами, рядом куча лепешек, стояли банки сардин и тунца, лежало разноцветное мыло. Внутри лавки стояли полки со сладостями, брынзой, маслинами. На полу — бидоны с маринадами, маслом и уксусом. В углу мешки с рисом, чечевицей, солью, корзины с зеленью, луком, редиской, лимонами, финиками. К стене были прислонены палки сахарного тростника. В другом углу стоял железный ящик, заполненный бутылками с лимонадом, поверх — бруски льда. Рядом с лавкой расположился салон парикмахера Ида, служивший главным украшением и гордостью улицы Агур. Парикмахер Ид сидел прямо на земле.
Шуша поприветствовал всех стоявших около бакалеи:
— Салям алейкум, мужики!
— Алейкум салям, благословение аллаха тебе!
Приветствия неслись со всех сторон:
— Заходи, милости просим!
— Как дела, муаллим Шуша? Как здоровье?
— Что давно не видно?
Ответив на все традиционные любезности, Шуша обратился к бакалейщику Шеха:
— Будь добр, отвесь мне хорошей брынзы на пиастр.
— Самой лучшей! Это для Умм Амины, — добавил Сейид.
— Благодетельница она наша!
Забрав покупки, оба направились домой.
Глава 3
Сражение в Кошачьем переулке
Последуем и мы за отцом и сыном, идущими домой. Только сначала давайте задержимся на некоторое время и познакомимся с улицей. Дом, где живут наши знакомцы, стоит в Кошачьем переулке, ответвляющемся от улицы Агур. Переулок настолько узкий, что если разбросить в обе стороны руки, то они коснутся домов. Мостовой нет, лишь кое-где можно заметить подобие тротуаров, сделанных из утрамбованной глины с песком. Да и зачем мостить переулок, если по нему никто не ездит! Лишь изредка появляются здесь торговцы со своими тележками. Если никто не откликается на их призывы, то торговцы поворачивают обратно.
В переулке есть небольшая площадка, где ребята, живущие в квартале, устраивают свои игры. Площадка очень удобная — по ней не проезжают повозки, она расположена вдали от шумных и многолюдных улиц. К тому же здесь достаточно соблазнов, которые делают площадку объектом самого большого внимания со стороны мальчишек.
Прежде всего это колонка, представляющая из себя небольшой каменный бассейн, из одной стены которого выходит металлическая труба. Захочется попить воды — прикладывайся к трубе и пей на здоровье.
На площадке растет огромное тутовое дерево, раскинувшее далеко вокруг себя пышные ветви, которые дают тень не только колонке, но и всему переулку.
В Кошачьем переулке всего несколько небольших домов, стоящих по обеим его сторонам, да напротив колонки и тутового дерева еще один домишко. Жителями переулка являются хозяева лавок и лавчонок, расположенных неподалеку. Это уже знакомые нам мясник аль-Хишт, зеленщик Зейн, бакалейщик Шеха, хозяин фруктового ларька Ахмед. Жили здесь и ремесленники: плотник Махмуд Мастарейн, штукатур Али аль-Хама, обезьянщик Хусейн. Все они настолько друг друга знали, что жили как одна семья. Объединяло их и то, что они жили рядом, и то, что столовались или в харчевне «эмиров», или в харчевне Замзам, и то, что свой досуг они проводили в кофейне, расположенной на соседней улице аль-Баггаля.
Дома в переулке были старыми, с облупившимися стенами. Просто удивительно — как они еще не развалились. Разумеется, переулок был грязным, как все переулки и улицы в народных кварталах. Кошачий переулок отличался от них лишь тем, что в конце его была водоразборная колонка и тутовое дерево, придававшее ему определенную красоту, сглаживавшую неприятное впечатление от кучи мусора и объедков, сваленных недалеко от одного из домов.
Для Сейида и его приятелей Кошачий переулок был очень красивым. Дом, где жил Сейид, ничем не отличался от остальных: двухэтажный, нижний — каменный, второй — деревянный, с обсыпавшейся штукатуркой. В дом ведет толстая деревянная дверь с железной щеколдой. В двери — небольшое окошко с давно выбитым стеклом. Петли у двери почти оторваны, поэтому закрыть ее невозможно.
Дверь и стены дома исписаны ребятишками. Пишут они все, что им приходит в голову. Тут и ругательства, и выдержки из корана, и различные имена. Из всех надписей выделялась одна: «Молодец, Сейид!» Понятно, что ее автором был сам Сейид. В правом верхнем углу двери едва различался номер дома.
Если войти в дверь, то можно увидеть довольно большой двор. Перед очень старой полуразрушенной лестницей сидит старушка, рядом с которой гуляют два гуся и коза.
Вдруг старушка услышала стук колес тележки и шаги людей. Она подняла голову и повернулась к двери, но ничего не увидела. Она была слепой. Однако старушка не ошиблась. По звуку она определила, что пришли Шуша и Сейид: муж ее дочери и внук.
Шуша завел тележку в угол двора, подошел к старушке и, прогнав гусей, ласковым голосом сказал:
— Прости, мамаша, за беспокойство. Я принес тебе брынзу и арбуз.
— Храни тебя бог, сынок. Накрыть стол? Жена паломника Махмуда приготовила сегодня луковый суп. Обещала дать нам тарелку. Сейид, поднимись и возьми тарелку.
— Спасибо, мы уже пообедали у паломницы Замзам.
— Зачем же было утруждать себя и покупать брынзу и арбуз? Я бы уж как-нибудь обошлась.
— Пустяки, мамаша Амина… Ты поешь дома?
— Оставь меня здесь, на воздухе.
— Принеси-ка столик, Сейид!
— Да зачем он? Дай мне немного брынзы и дольку арбуза!
Сейид вошел в дом и через минуту вернулся с маленьким низким столиком, который он поставил перед своей бабушкой. Тут же раздался грохот деревянных башмаков на лестнице. Сверху сбежала Закия, дочь муаллима Хишта. Она несла тарелку лукового супа.
— А вот и суп, тетушка!
Матушка Амина сказала:
— Ну зачем все эти заботы? Оставь суп на ужин.
— Почему, тетушка?
— Дядюшка Шуша и Сейид съедят.
— Тогда поедим вместе. Отец обедает в лавке, а братишка в школе. Остаемся мы с матерью. Позову-ка я ее, пусть немного подышит воздухом.
Закия закричала:
— Мама, мама!
Сверху раздался голос матери Али:
— В чем дело, Закия?
— Тетушка Амина обедает одна. Бери еду и спускайся. Пообедаем вместе с ней.
— Хорошо, дочка. Сейчас спускаюсь. Оставь тарелку внизу и приходи забрать остальное.
Через несколько минут во дворе воцарилось молчание. За столом сидели матушка Амина, матушка Али и Закия. Все трое были воплощением доброты и непритворного благородства, доброты бедняков, которые делятся друг с другом даже самым малым, что у них есть.
Матушка Али, жена муаллима Хишта, ее дочь Закия считали своим долгом заботиться о матушке Амине так, как бы они заботились о своей матери. Да и то правда, старушка была очень доброй. Она по-матерински относилась не только к обитателям своего дома, но и к жителям всего переулка. Еще никто ни разу не слышал от нее худого слова. Бывало, что ее обижали, но старушка никогда не отвечала на обиды. Ее сердце всегда прощало обидчика.
Старушка любит душевно поговорить с людьми. Благодаря своей доброте она имеет большой дар убеждения. Она всегда стремится добрым словом смягчить жизненные невзгоды людей, постоянно хочет делать людям приятное.
Сейид больше всех на свете любил свою бабушку. Со своей стороны она проявляла к нему крайнюю степень заботливости. Мальчик часто сравнивал свою бабушку с паломницей Замзам. Он спрашивал себя: как мог быть творцом этих двух удивительно противоположных женщин один бог? Как он мог одновременно произвести на свет эту груду подлости и зла, эгоизма и ненависти и этот поток, полный доброты, благожелательности и самопожертвования? Что толку в том, что Замзам ходит в мечеть молиться? Кто более угоден аллаху: Замзам со своим богатством или матушка Амина, у которой ничего нет?
Женщины закончили трапезу. Муаллим Шуша молился в одном из тенистых уголков двора.
Закия убрала столик, собрала остатки еды и отдала их козе и гусям. Из дома раздался голос Сейида:
