Альфред Андерш - Занзибар, или Последняя причина
ХЕЛАНДЕР — КНУДСЕН
Увидев пустую пристань, пастор Хеландер сначала испугался. Но потом он разглядел катер и на нем Кнудсена. Какая удача! К тому же было гораздо лучше поговорить с Кнудсеном на улице, чем идти к нему домой. В Рерике все узнали бы, что пастор Хеландер заходил в дом Кнудсена. А, увидев его у причала, обменяться парой слов в порядке вещей.
Он сразу заметил, что Кнудсен тихонько посматриваете его сторону уголками глаз. Хеландер приближался очень медленно, опираясь на палку; сегодня он хромал сильнее, чем обычно. Набережная была довольно широкая, вымощенная крупным булыжником. По ней вдоль низеньких красных домиков прогрохотал грузовик; только «Герб Висмара» был выкрашен белой краской; с зелеными рамами и блестящей, как золото, медной ручкой на двери он выглядел превосходно.
Хеландер наконец доплелся до причальной стенки, где была привязана «Паулина». Через снасти маленького катера пастор мог видеть море, уходящее в безбрежную даль, справа от маяка и Лоцманского острова, который отсюда казался совсем маленьким. Кнудсен сидел возле руля и чистил лампы, держа в зубах потухшую трубку. Снизу, из помещения, где находился двигатель, доносилась какая-то возня, должно быть, это был юнга.
— Отправьте мальчика, Кнудсен! — сказал пастор. — Мне надо с вами поговорить.
Ничего себе, подумал Кнудсен. Наш пастор не любит ходить вокруг да около. Поп несчастный. Поп, который любит выкладывать все начистоту.
— Сначала юнга закончит свою работу, — сказал он, — нужно залить горючее.
— Почему вы не ушли в море с остальными? — спросил пастор, пока они ждали юнгу.
— Желчный пузырь, — ответил Кнудсен, — приступ у меня был.
Хеландер видел, что Кнудсен лжет. Кнудсен был также здоров, как всегда.
— Ах, желчный пузырь, вот оно что, — сказал он. — Вас что-то разозлило или поели жирного?
Кнудсен посмотрел на него.
— Разозлило, — ответил он.
Пастор кивнул. Из маленькой верфи на востоке гавани доносился резкий звук пневматического молота. Потом зазвучали голоса всех церковных колоколов города. Два удара. Половина четвертого.
Кнудсен вспомнил, что последний раз беседовал с пастором четыре года назад, когда эти пришли к власти. Они случайно встретились на улице. Пастор остановился и заговорил с ним.
— Красная собака, — сказал он, — теперь они возьмут вас за горло!
И засмеялся. Тогда еще многие смеялись, когда речь заходила об этих. Только Кнудсен уже больше не смеялся. Он посмотрел на пастора и сказал:
— Так ведь и ваша нога, простреленная под Верденом, больше никого не интересует, плевали они на вашу ногу!
Пастор мгновенно перестал смеяться. И прежде чем уйти, тогда, четыре года назад, он сказал:
— Если вам понадобится моя помощь, Кнудсен, вам мой адрес известен.
А теперь выходило, подумал Кнудсен, что это пастору нужна моя помощь. Через какое-то время на палубу вернулся юнга с пустой канистрой в руке. Он робко посмотрел на пастора, у которого проходил конфирмацию, и поздоровался.
— Иди домой, — сказал ему Кнудсен, — и приготовь свое барахлишко. Отплываем в пять.
Юнга исчез.
— Не хотите ли пройти на палубу и присесть? — спросил Кнудсен.
— Нет, это было бы слишком заметно, — ответил Хеландер.
Вот оно что, подумал Кнудсен, похоже, наступил час, когда гордому господину пастору уже не поможет его нога, ампутированная под Верденом.
— Кнудсен, — сказал пастор, — вы отправитесь сегодня в море только ночью. — И добавил: — Я прошу вас об этом.
Кнудсен вопросительно взглянул на пастора. Тот казался выше его, поскольку стоял на краю причала; высокий стройный мужчина с взволнованным, раскрасневшимся лицом, маленькими черными усиками, в которых уже виднелись седые волоски, со сверкающими стеклами очков без оправы, поблескивающими на его страстном лице, выдающем склонность к вспыльчивости. Одетый во все черное, он стоял, слегка наклонившись и опираясь на палку.
— Я вынужден просить вас заехать от меня в Скиллинг и кое-что передать, — сказал Хеландер.
— В Швецию? — Кнудсен вынул трубку изо рта. — Я должен что-то отвезти для вас в Швецию?
— Да, — ответил Хеландер. — Старшему пастору в Скиллинге. Он мой друг.
На верфи с грохотом заработала система подъемных блоков. Перед «Гербом Висмара» стояли две женщины с большими сумками и разговаривали. Кнудсен отодвинул лампу, которую чистил. Он был начеку. Теперь больше не задавать никаких вопросов, сказал он себе. Если задам еще хоть один вопрос, я уже попался на удочку. Он посмотрел мимо пастора, на пустую набережную.
— Это всего лишь маленькая скульптура, — услышал он голос Хеландера. — Маленькая деревянная скульптура из церкви.
Кнудсен удивился до такой степени, что не удержался от вопроса.
— Маленькая деревянная скульптура? — переспросил он.
— Да, всего в полметра высотой. Эти требуют, чтобы я сдал фигуру им. Они хотят отнять ее у церкви. Поэтому необходимо переправить ее в Швецию, там она будет в безопасности. — Хеландер на мгновение задумался и добавил: — Я, конечно, оплачу ваши расходы. И невыловленную рыбу тоже, Кнудсен.
Вот тебе и поп, подумал Кнудсен. Сумасшедший поп. Я должен спасать его истукана.
Можете на нас положиться, господин пастор, скульптура будет тщательнейшим образом складирована, сказал молодой человек из Ростока. Хеландер пришел в бешенство, вспомнив вчерашний вечерний визит молодого г-на доктора. Он был не из этих, просто ловкий, фальшивый, карьерист, пролезет через игольное ушко, один из тех, для кого существует только тактика и кто «хочет как лучше».
— Вы намерены законсервировать «Послушника», господин консерватор, — язвительно ответил Хеландер, — но нет ни малейшей необходимости его мариновать, он и так останется вполне свежим.
— Мы хотим его спасти, господин пастор.
— Вы хотите запереть его в темницу, господин доктор.
— Он числится в списках, и мы имеем поручение…
— В каких списках?
— В списках произведений искусства, которые больше не должны показываться общественности. И поэтому будет лучше…
— «Послушник» не произведение искусства, г-н доктор, он предмет обихода. Он нужен, понимаете, нужен! И притом в моей церкви.
— Но поймите же, — сказал похожий на старца молодой человек, терпеливый, как старик. — Если вы не отдадите его нам, послезавтра утром его просто увезут из церкви. И что произойдет с ним тогда?
— Может, лучше его уничтожить? Может, лучше, если «Послушник» умрет, чем будет — как вы недавно сказали? — ах, да, будет складирован. Вы верите в вечную жизнь, г-н доктор? А в вечную жизнь деревянной фигурки, которая умерла, потому что ее не выдали?
Но все было бесполезно.
— Для вас, г-н пастор, это будет иметь неприятные последствия, мы не сможем вас защитить.
Молодой человек, тактик, был не способен думать о чем-либо другом, кроме того, что называется «последствиями».
— Передайте в Ростоке, что я позабочусь о том, чтобы «Послушник» остался в церкви!
Молодой человек пожал плечами.
Разговаривая с Кнудсеном на прохладном свежем ветерке, дувшем с моря, пастор окончательно осознал, что «Читающий послушник», полуметрового роста и вырезанный из дерева, пока еще находящийся в безопасности у подножья северо-восточной опоры средокрестия, был драгоценной святыней его церкви. Он приобрел его несколько лет назад у одного скульптора, которому эти вскоре запретили заниматься творчеством[2]. Поскольку эти нападают на «Послушника», значит, он великая святыня. Могучего Христа на алтаре они оставляют в покое. Его маленький ученик, вот кто им мешает. Маленький послушник, который читает. Все гигантское строение церкви подвергается испытанию из-за этого тихого монаха. Что сказал ему собрат из церкви Св. Николая? Этим современным вещицам все равно не место в церкви, заявил он. «Послушник» вовсе не современный, это не модернизм, он принадлежит древности, возразил Хеландер. А к коллеге из церкви Св. Марии Хеландер и вовсе не пошел: присоединился к этим. Вот и получается, что о спасении маленького монаха я должен молить человека, который вообще не верит в Бога, подумал пастор. Во что бы то ни стало я должен переправить «Послушника» главному пастору в Скиллинге. Или уничтожить его .Этим я его не отдам.
— Мне очень жаль, — сказал Кнудсен, — но об этом не может быть и речи.
Пастор вздрогнул.
— Что вы сказали? — переспросил он.
— Что я не могу этого сделать, — ответил Кнудсен. Он вынул свой кисет и стал не спеша набивать трубку.
— Но почему же? — спросил Хеландер. — Вы боитесь?
— Ясное дело! — воскликнул Кнудсен.
— Но это не единственная причина.