Александр Шелудяков - ЮГАНА
– А чья была золотая ваза?
– Чаша была тайши остяцкого. В ней сжигалась богородская трава в день, когда приносилась жертва ихней идолице – Зарни-Ань, Золотой Бабе. А еще, бывало, в эту чашку ставился идол, точенный из мамонтовой кости, бивня, на него шаман лил воду; потом эта вода считалась шибко целебной и ее пили остяки как лекарство.
Следователь сделал пометки на карте и, посмотрев на Леонида Викторовича, спросил:
– Могла ведь эта золотая ваза оказаться в месте жертвоприношения на культовом Перновом Бугре?
– Вполне могла! – согласился Леонид Викторович и тут же спросил у старика: – А где место, на котором ханты и другие угры приносили жертву своим богам-идолам, и в частности Зарни-Ань?
– Пернов Бугор был у них где-то в районе Чижапки и Нюрольки. А где? Кто их знает. Держалось это в великом секрете. – Старик поднялся со стула, тяжело распрямился, своим усталым видом говоря, что ему пора домой, на отдых. У двери кабинета остановился словно вспомнив что-то, сказал Григорию: – Югана должна знать Пернов Бугор, она умеет читать древние письмена-резы, оставленные на бересте, кости, свинцовых пластинах досельными людьми.
Старик оживился, когда начал говорить про Югану, вернулся на старое место, сел на стул. Беседа затянулась до позднего вечера.
3Григорий Тарханов живет вторую неделю в гостинице. Дом, в котором он прожил не один десяток лет, стоял на самом берегу Оби; этой весной сильно начало подмывать яр, и рухнул берег по самую завалинку избы. Пока разобранный сруб будет перевезен на новое место и отстроен заново, вдали от берега Оби, пройдет не менее двух месяцев.
В гостинице встретила Григория дежурная:
– Я раскладушку в ваш номер поставила. Подселили к вам хорошего человека… Геолог он! Люди этой весной валом валят – теснота страшенная у нас нынче…
– Понимаю, в тесноте – не в обиде…
– Чайку вам в номер принести?
Войдя в свой номер, следователь поздоровался с мужчиной, лицо которого было продублено ветровым северным «загаром».
– Я – Матвей Борисович Жарков. Работаю в Стрежевской нефтепоисковой экспедиции. Живу в тех краях восемнадцать лет. Родом из Тобольска, – представился геолог.
– Я вижу, вы собрались поужинать.
– Да, собрался, но решил дождаться вас. У меня в портфеле притаилась бутылка доброго коньяка.
– Спасибо, Матвей Борисович, я уже поужинал.
– Все же плесну вам самую малость в стакан, – предложил геолог.
– Ну что ж, грех отказываться, – улыбнувшись, согласился Григорий.
Выпив, Григорий наблюдал за геологом, как тот доставал из консервной банки складным ножом зажаренных ельчиков, клал их на ломоть хлеба и отправлял в рот. Наступило неловкое молчание.
– Если не секрет, то каким делом приходится вам сейчас заниматься – грабеж, убийство? – спросил геолог.
– От вас у меня секрета нет. Ищу давненько бугровщиков-грабителей, неуловимых кладоискателей, ковыряльщиков древних захоронений и культовых мест, – ответил Григорий, а сам посматривал на койку. Ему хотелось скорее лечь и как следует отоспаться.
Геолог перехватил взгляд, принялся свертывать ужин, завинтил пробку походной фляжки, в которую слил коньяк из бутылки; остаток закуски положил в газету и сунул в ящик стола.
– Ругаете себя за то, что разрешили подселить к себе жильца… Но не унывайте – завтра раненько испарюсь. Угадал я ваше настроение?
– Нет, не угадали. В гостинице у всех жильцов права одинаковые, так сказать, птичьи, – с улыбкой ответил Тарханов.
Потушен свет. В комнате сумрак. За окном на столбе тускло горит в грязном колпаке электрическая лампочка. Моросит мелкий дождь. Слезятся окна, оставляя с уличной стороны искристые подтеки.
– Вам не приходилось встречаться с человеком по имени Иткар? – спросил геолог, укладываясь на раскладушку.
Следователь, поправив повыше изголовье, повернулся на бок, лицом к геологу.
– Кто же этот Иткар? Похожее имя слышал я от Юганы, в Улангае.
– Иткар – это древнетюркское имя. Значит оно: Черная Собака. А ежели точнее сказать, то Небесная Громовая Собака, небесное создание, родственное нашему русскому Перуну Громовержцу. Так вот: Иткара я ищу уже шесть лет… Собственно, «ищу» не то слово, а так все больше думаю о нем и расспрашиваю у бывалых людей, не приходилось ли встречаться с ним.
– И чем же это особенный человек? Что выдающегося совершил Иткар, которого вы разыскиваете? – спросил следователь и тут же мысленно обругал себя, что раскис, завалился спать, а ведь рядом с ним человек, который колесил по обским северным урманам восемнадцать лет. Позади у геолога не сотни, а тысячи разных встреч с пришлыми и аборигенами. Может, этот геолог подаст дельную мысль, где лучше всего начать поиск бугровщиков.
– Не знаю, кто такой Иткар, но тот урок, который он мне преподал, говорит о том, что он талантливый геолог. Понимаете, неожиданно появился откуда-то на буровой хант: одет в потрепанную телогрейку, меховая старенькая шапка во многих местах прожжена до дыр. Человек как человек – жиденькая бородка, чуть узковатый разрез глаз, но походил он больше всего на русского человека, с примесью монгольских черт на лице…
– Постойте, Матвей Борисович, вы уж рассказывайте все по порядку: где, как и с чего это началось у вас?
– Ну, хорошо. Было это, можно считать, более шести лет назад. Я тогда имел изрядный опыт в нефтегеологии и работал в Александровской экспедиции. Предстояло нам бурить скважину на новой площади в юго-западном районе, в самом верховье маленькой таежной реки Лурь-Ёган. Забурились мы по весне на этой площади. А время, надо сказать, выдалось теплое, настроение у всех приподнятое было. На озерах, речушках – тучи гусей, уток. Всюду крик, гогот. И вот однажды утром словно из-под земли появился или с Луны свалился на буровую незнакомый человек. Смотрю на него и голову ломаю: кто и откуда, зачем пожаловал? Сидит мужчина на пне кедровом, в стороне от настила с буровыми трубами, курит трубку и посматривает. Нашему брату нефтеразведчику давно уже не в диковинку, что частенько приходят на буровую в гости, ради любопытства, охотники, рыбаки, оленеводы. Подошел я тогда к незнакомцу, поздоровался. И он, в ответ, вынул трубку из зубов, кивнул головой: мол, здравствуй. А потом попросил: «Мне маленько бы поись…» Пригласил я его на котлопункт. Наша Дуся, повариха, быстро сообразила для него завтрак. Говорил он по-русски довольно прилично. После того как незнакомец вышел из столовского балка, вагончика, начал я расспрашивать: кто он и откуда, как звать его? Тот в ответ неопределенно махнул рукой и как-то тихо, мне показалось с обидой, ответил, что звать его Иткаром, но пришел он не ради знакомства или любопытства. Сказал, что пришел на буровую издалека и шел только ради того, чтоб повстречаться и поговорить с геологом. И поговорили, как говорится, мы с ним «на рогах»…
– Неприятная беседа у вас получилась с Иткаром? – полюбопытствовал следователь.
– Нет, разговор у нас был приятный и деловой, но я, дурак, не послушал тогда Иткара, да вдобавок обидел его. Короче говоря, он попросил меня отойти в сторонку и поговорить, чтобы никто не помешал. Отправились мы с ним на берег Лурь-Ёгана. Иткар без лишних слов начал брать медведя на рогатину:
– Нефть маленько тут есть. Но ты ни одной капли не возьмешь. В верхнем интервале проходки, в четырехстах или пятистах метрах, от нуля, случится на буровой авария…
– И что же, сбылось предсказание Иткара?
– Об этом-то и хочется мне сказать вам, Григорий Владимирович. Я, конечно, тогда удивился, и невольно у меня вырвалось, что в пророках и шаманах, мол, не нуждаюсь. Он посмотрел на меня, как на первоклассника, и, покачав головой, пояснил: «Ты – геолог и должен знать простую азбуку: вечная мерзлота Сибири хитра и коварна, родилась она более ста пятидесяти миллионов лет назад и лежит, дремлет спокойно вот тут, у нас под ногами. А толща ее залегания поболее пятисот метров, я тебе уже говорил об этом, и ты должен понять как специалист…»
– Да, это любопытно, – тихо сказал Григорий.
– И посоветовал мне тогда Иткар: «Ты подскажи своему начальству – скважину, пройденную в мерзлоте, необходимо обуздать обсадными трубами, иначе ствол скважины обрыхлеет и заглушит все на свете. Не спешите с проходкой этой скважины. Делайте все неторопливо и обдуманно. Разумная медлительность окупится большой экономией. Спешка, ради метража, погубит скважину…»
– Откуда в наших краях мерзлота? – удивился Григорий Тарханов.
– Вот-вот, и я тогда ляпнул Иткару: откуда и какая мерзлота? А он мне пояснил: «Еще в тридцать девятом году сейсморазведчики столкнулись с подобным проявлением мерзлоты, и эта мерзлота давала на сейсмолентах большие помехи. В наше время только тупоголовые геологи могут считать, что мерзлота вносит в сейсмические наблюдения незначительные помехи и не искажает представления об изучаемой площади».