Амитав Гош - Маковое Море
— Девчонку забери, а эту оставь. Потолкуем с глазу на глаз.
*Мигающее пламя высветило сгрудившиеся на полу мешки с зерном и рисом и увешанные связками чеснока и лука полки, где плотно стояли горшочки со специями и огромные кувшины с маринованным лаймом, перцем и манго. В воздухе плавала белесая пыль, похожая на мучную; когда дверь захлопнулась, всколыхнувшееся марево наградило Дити перчинкой в глазу.
— Ну? — Бхиро Сингх неспешно запер дверь и поставил свечу на мешок с рисом.
Одной рукой Дити придерживала накидку, а другой терла горевший глаз.
— Это еще зачем? — с нарочитым вызовом спросила она. — Что это за уединение?
Огромное брюхо субедара вылезло в проем между рубахой и дхоти, но он, даже не пытаясь прикрыть наготу, лишь снизу подхватил живот руками и ласково покачал, точно взвешивая. Затем поковырял в каньоне пупка и внимательно изучил результаты раскопок.
— Ну? — повторил Бхиро Сингх. — Сколько еще будешь прятаться, мать Кабутри?
Дити поперхнулась и сунула в рот край накидки, сдерживая вскрик.
— Что притихла? Нечего сказать? — Субедар протянул руку к ее сари. — Можешь открыться. Здесь никого. Только мы с тобой.
Сдернув накидку, он взял Дити за подбородок и удовлетворенно кивнул:
— Помню эти серые ведьмачьи глаза. Тебя считали колдуньей, но я всегда говорил: нет, это глаза шлюхи.
Дити безуспешно попыталась отбросить его руку.
— Чего ж ты раньше-то молчал, если понял, что я здесь? — все еще дерзко спросила она.
— А на кой мне позор? — насмешливо скривился Бхиро Сингх. — Чтобы все узнали о такой моей родственнице? О потаскухе, что сбежала с говночистом? О распаленной суке, что опозорила семью, деревню и родичей мужа? За дурака меня держишь? Не забывай, у меня дочери, которых еще надо выдать замуж.
— Ты полегче, — прищурилась Дити. — На палубе ждет мой муж.
— Кто? Вот о нем можешь забыть. Года не пройдет, как этот кусок дерьма сдохнет.
— Ай ка кахат хо? Что ты сказал? — обомлела Дити.
Субедар провел пальцем по ее шее и ущипнул за мочку.
— Разве не знаешь, что я распределяю гирмитов по местам и решаю, кто будет вашим хозяином на Маврикии? Твоего муженька я уже внес в список на северную плантацию. Живым он оттуда не вернется. Можешь мне поверить: говночист, которого ты называешь мужем, все равно что покойник.
— А как со мной?
— С тобой? — Бхиро Сингх улыбнулся и опять погладил ее шею. — На тебя у меня другие виды.
— Какие?
Субедар облизал губы и хрипло спросил:
— А чего хотят от шлюхи?
Он сунул руку Дити за пазуху и зашарил по ее груди.
— Ты что! — Дити оттолкнула его руку. — Совсем стыд потерял!
— Там для меня ничего нового, — ухмыльнулся Бхиро Сингх. — Видал твои буфера.
— Плевать я хотела на тебя и твою похоть! — крикнула Дити.
Субедар подался вперед, упершись животом в ее грудь.
— Как ты думаешь, кто раздвинул тебе ноги в брачную ночь? Разве этот недотепа, твой шурин, справился бы в одиночку?
— Что ты городишь! Есть в тебе хоть кроха стыда? — задохнулась Дити. — А тебе известно, что я беременна?
— Вон как? — рассмеялся Бхиро Сингх. — Понесла от золотаря? Ничего, вот я тебя оприходую, и его отродье вытечет, словно желток из яйца.
Крепче ухватив Дити за горло, он пошарил на полке и поднес к ее лицу скалку в фут длиной.
— Ну что, мать Кабутри? Сойдет для такой шлюхи, как ты?
*Связанный Калуа на корточках сидел меж двух охранников, когда на палубу долетел вопль Мунии, эхом вторивший крику Дити. До этой минуты гигант был недвижим, но тщательно обдумывал свои действия на случай скверного оборота событий. Конвоиры, вооруженные палками и ножами, не опасны, размышлял Калуа, избавиться от них легко. Но что потом? Если вломиться в каюту охраны, где полно до зубов вооруженных людей, его убьют, прежде чем он успеет выручить Дити. Разумнее поднять тревогу, которую услышат во всех закоулках корабля, и лучший для этого способ — ударить в рынду, что висит в двух шагах. Услышав колокол, гирмиты взбунтуются, а на палубу выскочат ласкары и командиры.
Еще дома Калуа привык точно отмерять время и расстояние, считая колесные скрипы своей повозки. Теперь же он отсчитывал набегавшие волны, что заставляли шхуну вскидывать и опускать нос. После десятого нырка стало ясно, что дело неладно, и в ту же секунду раздался крик Мунии:
— Братаниха! Что с тобой?..
Шхуна задрала нос, и палуба уподобилась крутому склону холма. Оттолкнувшись спиной от фальшборта, одним лягушачьим прыжком Калуа одолел половину расстояния до колокола. Конвоиры не успели опомниться, как он уже схватил веревку, притороченную к языку рынды. Однако гигант немного замешкался, отвязывая ее от рым-болта, что дало время стражам очухаться и атаковать: один бил его палкой по рукам, а другой повис у него на спине, стараясь повалить на палубу.
Сцепив связанные руки в один громадный кулак, Калуа сбил с ног лупцевавшего его охранника. Потом, ухватив за шкирку, сдернул со спины второго и грохнул его о палубу. Затем отвязал веревку и ударил в набат.
В эту секунду очередная волна резко накренила шхуну. Первый охранник уже почти встал, но теперь снова рухнул, а второй, подбиравшийся к Калуа, отлетел к борту и повис на скользком леере, судорожно ища опору. Будто желая его стряхнуть, «Ибис» накренился еще сильнее, и пенный гребень утащил свою добычу на глубину.
*Звон колокола вновь превратил трюм в барабан. Обескураженные гирмиты сбились в кучу, прислушиваясь к суете на палубе, нараставшей крещендо. Сквозь барабанную дробь топота доносился хор встревоженных голосов:
— Адми гирах! Человек за бортом! Декхо пинил! За корму смотреть!
Несмотря на суматоху, движение шхуны не изменилось — она все так же мерно вспахивала океан.
Потом вдруг открылся люк, и в трюм втолкнули Дити с Мунией. Не мешкая, Полетт протолкалась к ним сквозь толпу взволнованных гирмитов:
— Что случилось? Как вы?
— С нами все в порядке, — еле выговорила Дити, еще не оправившись от потрясения. — Колокол нас выручил.
— Кто звонил?
— Мой муж… Произошла драка, и один охранник упал за борт… случайно… Но мужа обвиняют в убийстве… его привязали к мачте…
— Что с ним сделают?
— Не знаю… — всхлипнула Дити, заламывая руки. — Не знаю, Глупышка… Субедар пошел к офицерам… Решать капитану… Только и надежды, что он смилуется…
В сумраке проскользнув к Полетт, Муния взяла ее за руку.
— Глупышка, как там Азад?
Та ожгла ее взглядом:
— После всего, что натворила, ты еще спрашиваешь?
— Ничего не было, правда! — Муния расплакалась. — Мы просто разговаривали. Все очень плохо?
— В любом случае, расплачиваться ему. Его избили до потери сознания. Лучше держись от него подальше.
*Захарий все никак не мог привыкнуть к одной особенности морской жизни, продиктованной неизменным ритмом вахт. Цикл из четырехчасовой службы и четырехчасового отдыха (не считая утренних и вечерних двухчасовых полувахт) требовал его пробуждения именно в то время, когда он дрых без задних ног. В результате он уподобился обжоре, что при любой возможности набивает брюхо, и сокрушался о каждой минуте, потраченной не на пиршество сна. Во сне слух отключался от всяких посторонних шумов, и Захария не тревожили ни выкрики команд, ни шум моря, ни свист ветра. Однако сознание продолжало отсчитывать склянки и даже в самой глубокой грезе помнило, сколько еще осталось до следующей смены.
Нынче вахта Захария начиналась в полночь, а потому вскоре после ужина он завалился в койку и беспробудно спал до набатного звона рынды. Мгновенно проснувшись, Захарий натянул штаны и бросился на корму, где вахтенные пытались разглядеть утопающего. Выглядывали недолго, ибо шансов уцелеть в волнующемся море почти не было: пока спустят паруса и развернут корабль, охранник десять раз утонет. Однако Захарий не мог просто так уйти, а потому оставался на корме, даже когда бессмысленность этого стала абсолютно очевидной.
Виновника несчастья привязали к мачте, а капитан вместе с субедаром Бхиро Сингхом и переводчиком Ноб Киссин-бабу заперся в своей каюте. Час спустя Захарий готовился принять вахту, но стюард Пинто передал ему приказ явиться к капитану. В кают-компании он присоединился к мистеру Чиллингуорту и мистеру Кроулу, которые уже сидели за столом. Пинто обнес их стаканами с бренди.
— Пшел вон, — бросил ему капитан. — И не вздумай ошиваться под дверью.
— Слушаюсь, саиб.
Дождавшись ухода стюарда, мистер Чиллингуорт мрачно произнес, вертя стакан:
— Скверная история, джентльмены. Такого я не ожидал.
— Когда этот бугай прохрипит пеньковую песню, я буду спать спокойнее, — сказал мистер Кроул. — Черная сволочь.
