Артем Белоглазов - Сборник "Русская фантастика 2010"
Эта группировка, правда, была не из слишком уважаемых. Только три серьезных внедорожника, остальные – полдюжины тачек гопстеров, местного гибрида гопников и гангстеров. Как бы они свои ведра с болтами ни укрепляли, ни наращивали арматурой и щитами, что бы ни малевали по бортам, все равно опытные люди понимали, что все это мелкая шушера, которая вьется вокруг хищников покрупнее. Однако любая группировка находилась в состоянии вражды, временами переходящей в войну, с трамвайными работягами. Крупные группировки шли прямо в атаку на вагоны, прочие предпочитали сидеть в засадах, высылая вперед подсадок. Так было и сейчас.
Но и работяги не вчера на свет родились. Жалостливые они жалостливые, а если не проверить бабку, какую бы душераздирающую историю она ни наплела, какой бы дряхлой развалиной ни выглядела, могло быть худо. Хотя и с проверкой обернулось не слава богу.
Гопстеры заняли позиции на путях. Тут приходилось брать количеством. Правда, если бы трамвай пошел на таран, это количество его бы не удержало. Но тут гопстерам свезло: подсадке удалось выдернуть своего противника наружу, а бросать своего у работяг не полагалось. Ну, разве что совсем уж безнадега, а тут до такого еще не дошло.
Безнадега – это когда сразу стрелять начинают. Мало у кого из работяг имелось огнестрельное оружие, а у гопстеров – через одного, если не чаще. Но пускать его в ход без серьезного прикрытия они опасались. Любой, кому приходилось ездить вечерними рейсами, знал: если сразу начали палить, значит, шибко деловые или с понтами в смычке, одна надежда на таран, прорываться и уходить. А если дело идет к рукопашной, а стрелять не начали, тут еще неизвестно, чья возьмет.
Похоже, без рукопашной не обойдется – это смекнули с обеих сторон. Хлопнуло несколько дверей в «ведрах с болтами» – гопстеры готовились прорываться внутрь. Добычи бы они в трамвае не взяли. Бывают нападения с целью ограбления, в те дни, когда на заводах получка, но сейчас это был акт чистой застарелой вражды.
Подсадка, предвидя, что сейчас кто-то выскочит из трамвая, вырвалась из рук своего противника и на четвереньках перебежками прорысила во тьму.
– Сука! – вскричал оскорбленный в лучших чувствах противник. – Погоди, мы тебе такой трамвай устроим – мало не покажется!
– Мишаня, ты чего телишься? – крикнули из вагона. – Давай назад, пока эта шобла не подвалила!
Действительно, если бы бдительный Мишаня успел вскочить назад, вагон рванул бы с места и ушел с наименьшими потерями. Но Мишаня не успел. Несколько фигур в косухах из псевдокожи окружили его, и единственное, что он успел сделать, – заслонить лицо рукавом. Заточка вспорола рукав стеганки, вата полезла клочьями, но лицо осталось не задето.
На сей раз открылась и вторая створка двери, передовой отряд работяг высыпался наружу. Все двери открывать ни в коем случае было нельзя. Вооружение и у работяг, и у гопстеров было примерно одинаковое – арматурины, монтировки, разводные ключи, заточки, кастеты. Что неудивительно – происходили они из одной среды, взрастали в одних дворах и зачастую приходились друг другу родственниками, что никак не делало вражду менее ожесточенной. Они и одеваться старались так, чтоб их ни за что не перепутали, хотя это удавалось с трудом. Люди далекие от подобных материй не поняли бы, чем отличается парень в вязаной шапке от парня в вязаной кепке. Но путаница была смерти подобна.
Месилово выглядело жестоким, но принимали в нем участие отнюдь не все, кто собрался на ночной улице. Сражавшимся следовало беречь силы. Работяги стремились отбросить нападавших и уйти, гопстеры прокладывали дорогу тем, кто должен был ворваться в вагон. Поэтому в вагоне оставалось достаточно народу, способного дать отпор.
Без сомнения в окрестных домах слышали лязганье металлических прутьев, мат и хеканье, но эта симфония темных улиц была слишком привычна уху среднего горожанина, чтобы привлечь особое внимание. Вот если бы выстрелы – другое дело, тут уж стоит опасаться. А так – сами разберутся.
Драка шла с переменным успехом, поначалу казалось, что гопстерам вот-вот удастся разметать работяг. Но тем удалось сомкнуться – Мишаня, у которого за пазухой нашлась заточка не хуже той, которой его задели, тоже влился в ряды – и потеснить врага. Теперь уже гопстерам приходилось защищать свои машины – вошедшие в раж работяги принялись крушить ненавистные тачки. Если стенке бронированного трамвая железным прутом особого вреда не причинишь, то легковушку можно покорежить очень даже сильно. Не говоря уж о том, что шины проткнуть можно за милую душу. А окна там не то что у внедорожников – не побьют, так высадят. Машины гопстеров почти все без исключения были отмечены следами боевых схваток, латаны-перелатаны, во вмятинах и складках – их даже не стремились скрыть, ибо вмятины доказывали, что владелец – не какой-нибудь трусливый цивил. Чем больше их было, тем больше уважали гопстера в среде ему подобных. Но у работяг боевые отметины на тачках вызывали сугубую ярость. Раз тачка побывала в переделках, значит, ее хозяин всяко не раз и не другой нападал на тебя или твоих товарищей.
Мат густел, к прежним звукам прибавились звон стекла и лязг жести, на истоптанном снегу валялись выбитые зубы и темнели пятна крови – пока что в основном из разбитых носов. Но дальше могло быть хуже. Если одни кричали «Бей гопоту!», то другие отвечали «Дави кепарей!» – и действительно старались осуществить свое намерение. В прямом смысле. А сделать это можно было, лишь вернувшись в машины, и гопстеры, оставив рукопашную, кинулись обратно к автомобилям, пока их не перевернули. Тут бы и отступить работягам ускоренно, прихватив раненых, ибо даже против самых хилых тачек, ежели те на ходу, ничего бы они поделать не могли.
Но выяснилось, что все предшествующее сражение было лишь для отвлечения внимания и настоящие события только грядут.
Водители внедорожников выслали вперед своих шакалов, а сами, держась в тени, куда свет от фонарей не доставал, собрали и установили на путях переносную помповую пушку. Это оружие, как и любое помповое, проходило по разряду «самооборона» и законом не преследовалось. Предполагалось, что его использует охрана укрепленных загородных поселков, отбивая налеты. И по силе разрушения такая пушка хоть и отставала от гранатомета, но уступала ему немногим.
И залп из нее разнес бы окно водительской кабины, никакая бы броня не помогла. А дальше – пиши пропало.
И все же работяги не первый день и не первую ночь ездили этим маршрутом. Оказалось, что у тех, кто оставался в вагоне, кое-что припасено и на этот случай. Хищно лязгнул один из люков на вершине вагона. Обычно их держали приваренными, чтобы предупредить атаки сверху, но тут рискнули и, как выяснилось, оказались правы.
Представители рабочего класса на дому могут склепать что угодно, хоть тот же гранатомет, да вот беда – он уже за пределы статьи о необходимой самообороне вылезает, и за это сажают. Опять же таскать с собой неудобно, даже в транспорте.
То, что высунулось из люка, к огнестрельному оружию никак не относилось, но также имело мало общего с пижонскими арбалетами – из тех, что в ходу у заказных дел мастеров. Это произведение было ближе к тому, что называется простым русским словом «самострел». Или к еще более древнему, начисто позабытому оружию – копьеметалке. Здесь копье было цельнометаллическое, и, конечно, закрепить такое оружие под люком и выстрелить без механических приспособлений было невозможно, ну так в этом трамвае рабочие ездили, и при том не с мыловаренной фабрики.
Копье пало с крыши подобно небесному перуну. Повторить такой выстрел было невозможно, но этого и не понадобилось. Работяги успели первыми, помповую пушку разнесло вдребезги.
Из вагона раздались торжествующие вопли, со стороны гопстеров – яростный вой. Те из кепарей, что еще оставались снаружи, успели заскочить в вагон – и правильно сделали. Пушка была повержена, но осколки ее зацепили кое-кого из деловых, а те такого не прощали и погнали бы серую скотину на штурм сызнова.
Столкновение предупредило новое явление. Если бы не предшествующий гром и лязг, его бы услышали раньше. А так бульдозер увидели, когда он уже показался в зоне видимости.
В свете фар боевая машина была поистине чудовищна, и сражавшиеся замерли, цепляясь за оружие. Ибо ожидать можно было чего угодно. В вековечной вражде рабочих и автомобилистов водители бульдозеров не заняли определенного места. С одной стороны, они были водителями индивидуальных транспортных средств и могли считаться автомобилистами. С другой – по роду занятий относились к работягам, и прирожденные машиновладельцы, даже из мирных цивилов, бульдозеристов презирали. Поэтому они могли воевать и за тех, и за других, а чаще – сами за себя. Иногда срабатывала классовая солидарность, но порой бульдозеристы шли в наемники к деловым – те не брезговали, поскольку разрушительная мощь бульдозеров была известна многим на собственном опыте.
