Джеймс Хайнс - Рассказ лектора
— Как насчет тела, Вита? — спросил он и оторвал себе ногу.
— Как насчет ног, милок? — сказал он, бросая ногу Вите.
В тот же миг Вита отбросила волосы и потянула себя за ухо.
— Как насчет уха, Тюха? — сказала она, ловя ногу и одновременно бросая ухо Робину.
— Как насчет хера, Лера? — Робин оторвал член с яйцами и одной рукой бросил их духу, в то же время поймав Витину мочку.
— Как насчет колена, Лена? — крикнул дух.
— Как насчет века, Жека? — сказала Вита.
— Как насчет зада, Ада? — сказал Робин.
Виктория, раскрыв от изумления рот, осела на колени, дав наконец Нельсону возможность опустить руку. Под часовым механизмом, черные на фоне сияющего циферблата, три фигуры перекидывались частями тела в трех направлениях. Поначалу Нельсон еще различал отдельные детали — локоть, нос, трепещущее легкое, — но фигуры жонглировали все быстрее, так что каждая все больше напоминала рисунок в анатомическом атласе. От Виты остались глазное яблоко и сетка нервных волокон, у Робина между ключицами и щиколотками подрагивали кишечник и одна почка. Однако голоса продолжали звучать из воздуха.
— Пол! — крикнула Вита.
— Раса! — заорал Робин.
— Класс! — пропел дух.
Теперь дух был всего лишь двумя бешено жонглирующими руками. Части тела мелькали в воздухе. Часы пробили одиннадцать. — Гетеро! — Вита.
— Гомо! — Робин.
— Би! — Дух.
— Лесби!
— Гей!
— Транссекс!
— Отец!
— Сын!
— Дух Святой!
Гул двенадцатого удара наполнил комнату. Виктория закрыла лицо руками. Колокол гудел так, что Нельсон не слышал собственного крика, однако, словно из его собственной головы, по-прежнему неслись голоса летящих рук, ног и кишок.
— Вера! — сказала Вита.
— Надежда! — сказал Робин.
— Любовь! — сказал дух.
— Но наибольшая из них…
— Но наибольшая из них…
— Но наибольшая из них…
Оглушительные раскаты колокола рвали барабанные перепонки. Нельсон с ужасом видел, что молот пошел вверх для нового удара. Он тоже попытался зажать уши, и у них с Викторией приключилась небольшая война за его скованную руку.
Молот качнулся к колоколу. Все три голоса под вертящимся механизмом пропели:
— Но наибольшая из них… Часы грянули тринадцать.
В следующий миг комната содрогнулась, словно башня раскачивалась из стороны в сторону. Боже, подумал Нельсон, башня и впрямь раскачивается! Маленькие колокола приплясывали, наполняя комнату оглушительной какофонией. Белый циферблат задрожал, осел и разлетелся вдребезги. Матовое стекло водопадом посыпалось в комнату; крупные льдистые куски распались на крошечные искрящиеся осколки.
Под грохот бьющегося стекла Нельсон и Виктория крепко обхватили друг друга, и Нельсон с удивлением обнаружил, что у Викторинис живое сердце, и оно бешено колотится.
Звон умолк. Колокола больше не трезвонили. Викторинис выпустила Нельсона, он поднял лицо от ее плеча.
Фигуры, целые или по частям, исчезли; ни сустава пальца, ни мочки уха не осталось на дощатом полу, только осколки разбитого циферблата. На его месте зияла черная дыра и торчали острые куски стекла; стрелки, по-прежнему закрепленные на оси, ведущей к механизму, указывали прямо в бархатное небо. Ветер снова выл, задувая в дыру и наполняя комнату холодом. Внизу мерно вспыхивало и гасло алое зарево. Раздавались крики.
Башня качнулась еще раз: новые осколки со звоном посыпались на пол. Нельсон с Викторией переглянулись. Внизу кричали громче. Слышались частые ритмичные хлопки, словно кто-то стучит по консервной банке.
— Это не опасно? — простонал Нельсон.
— Вставайте, — сказала Викторинис.
Она поднялась, потянув за собой Нельсона, и тут же замерла перед разбитым стеклом, босая.
— Вам придется меня нести.
— Не уверен, что справлюсь, — ответил Нельсон. Стоя, он сильнее ощущал потерю крови.
Викторинис, не дожидаясь новых возражений, вскарабкалась Нельсону на спину, притянув его скованную руку к груди. Она была легонькая, как Клара или Абигайл, тем не менее Нельсона качало. Он двинулся по комнате, хрустя разбитым стеклом. Ритмичный металлический перестук не умолкал, знакомый Нельсону по старым вестернам.
— Это перестрелка. — Он остановился в нескольких ярдах от дыры. Викторинис крепче сжала его шею. В дыру тянуло сквозняком; воздух был холодный, но полный весенних ароматов. Нельсон сделал еще несколько шагов, и они с Викторинис осторожно выглянули в разбитый циферблат.
Далеко внизу, посреди площади, Марко Кралевич и Лайонел Гроссмауль стреляли из автоматов по деревьям и зданиям. Гроссмауль палил в одну сторону, Кралевич — в другую. Кралевич был в камуфляже, Гроссмауль — в оранжевой тюремной робе, еще более подчеркивающей покатые плечи и округлый зад. Между ними пригнулась за мешком Лотарингия Эльзас. Пока Нельсон и Виктория смотрели, Кралевич прекратил огонь, вытащил из автомата пустой магазин и махнул Лотарингии; та подала ему новый. Он стрелял очередями, веером, дуло ритмично озарялось, за каждой вспышкой следовал короткий металлический хлопок. В направлении огня дрожали молодые листочки и сыпались ветки; слышался звон разбиваемых окон и свист пуль. Гроссмауль стрелял прицельно, одиночными выстрелами, методично расстреливая окна Харбор-холла.
— Что случилось на Косовом поле? — выкрикнул Кралевич. — Где царь Лазарь погиб, мне поведай[193]?
— Тиран! Волшебник! — вопил Гроссмауль, разбивая очередное окно. — Ты обманом и хитростью отнял у меня жизнь[194]!
Нельсон еще чуть-чуть придвинулся к дыре. Прямо под башней, под светлым треугольником стеклянной крыши, он увидел крошечные фигурки двух ночных сторожей — только они и были в книгохранилище в этот ранний воскресный час. Сторожа бежали по галереям к выходу. Газон у выхода озаряли алые вспышки.
— О Господи! — застонал Нельсон. Перед глазами у него плясали точки.
— Тихо! — прошептала Викторинис, стискивая ему шею.
Словно услышав, Кралевич замер с новым магазином в руках и поднял глаза к циферблату.
— Турок! — закричал он. — Буду с ними биться и сечься! Девять порублю пашей турецких![195]
Гроссмауль повернулся и тоже взглянул на башню.
— Смерть им! — завопил он.
Они с Кралевичем подняли автоматы к башне и открыли пальбу.
Викторинис дернула Нельсона за шею и потянула назад, в угол. Пули разбивали остатки стекла, били в стену, вздымая фонтанчики рыжей пыли.
Викторинис коленями пыталась направить Нельсона в другой конец комнаты, но он, шатаясь, прислонился к стене. Ноги стали как ватные, в правой руке пульсировала боль. Бинт блестел; снова пошла кровь. Пахло гарью.
— Спустите меня, — сказала Викторинис, и Нельсон осел на пол под стеной. Она тут же снова подняла его на ноги и потянула вдоль края битого стекла к винтовой лестнице. Пот заливал ему глаза, голова кружилась. Башня застонала и дрогнула под ногами. У Нельсона подгибались колени, но Викторинис упорно тянула его к лестнице.
Ветер нес в дыру клочья серого дыма, в его вое слышались жестяной треск автоматных очередей и новые звуки: редкие хлопки пистолетных выстрелов и невразумительный рев мегафона.
— Там полиция, — сказала Викторинис, останавливаясь перед винтовой лестницей.
Пули больше не свистели по комнате: Кралевич и Гроссмауль отстреливались от полиции. Они по-прежнему кричали, однако Нельсон уже не разбирал слов. Рядом с решеткой лежал открытый замок.
— Как…
— Не важно. — Викторинис нагнулась, одной рукой подняла решетку и с лязгом откинула ее на пол, затем двинулась вниз и потянула Нельсона за собой. Перед глазами у него плыли черные точки.
— Не могу. Простите. — Он тяжело опустился на ступеньку. — Идите без меня.
Виктория обернулась и встряхнула цепь.
— Я не могу идти без вас! Эти идиоты подожгли башню своей пальбой! Если мы останемся, то оба погибнем!
Нельсон со стоном встал. Викторинис двинулась вниз. Уже по пояс в люке Нельсон снова остановился и потянул наручники.
— Погодите! — крикнул он. — Там Вита!
Викторинис вместе с Нельсоном протиснулась в люк. На полу, среди разбитого стекла, в самом углу, лежал человек, поджав колени к голове. Человек был голый; Виктория и Нельсон видели только выпирающий хребет и щель между ягодицами. Нельзя было сказать, мужчина это, женщина или что-то промежуточное. С такого расстояния Нельсон не мог определить даже, дышит ли оно.
— Она, возможно, еще жива! Мы должны ее спасти!
Виктория яростно дернула цепь, схватила Нельсона за лацканы и силой развернула к себе.
— Там никого нет.
— Как же… — Нельсон пытался обернуться к лежащей фигуре, но Викторинис крепко вцепилась в его подбородок.
— Там… никого… нет! — повторила она. — Мы очнулись одни в башне. Мы никого не видели; ничего не происходило.
