Арнольд Цвейг - Спор об унтере Грише
— Ну я тяжесть нависла, — сказал Познанский, широким жестом указывая палкой на фонарь, провода, оконные карнизы.
«Столовая местной комендатуры», — прочитала на вывеске сестра Барб. Слово «комендатура» вернуло ее к действительности. Она спросила вполголоса:
— Ты уже придумал план действий?
— Да нет же, — ответил Винфрид. — Заранее обдуманные планы всегда срываются. Посмотрим, как развернутся события завтра, и будем наготове в любую минуту.
Легкий восточный ветер предвещал поток ледяного воздуха. Над западными областями Европы и над океаном еще реяло достаточно тепла, чтобы разрыхлить морозный воздух и отогнать ледяные слои в степи, тундры и леса восточной России. Но вряд ли продержатся еще большие ветры. Восточный ветер пошалит немного — и этим дело кончится.
Глава третья. В Каноссу
Через полчаса после обнаружения аварии на линии, командами связи уже стали наноситься на карты согласно поступающим донесениям пометки — надо было нащупать место повреждения.
По мнению рабочих, причина аварии крылась в недостатке меди. Они проложили провода по всем правилам искусства и по земле и по воздуху. Но поди поспорь с силами природы! Рано поутру в район метели ринулись вдоль железнодорожных линий, по дорогам, лесным опушками монтеры с инструментами, мотками проволоки, ножницами, телефонами. Это были люди, хорошо знавшие свое дело и хорошо снаряженные всем необходимым, вплоть до лыж, чтобы не проваливаться в снегу.
В утреннем рассвете простиралась иссиня-серая лесная равнина, поле перед людьми словно сгинуло в снежной стихии. На пути команд вздымались дюны снежных сугробов, как бы срезанные по краю острым формовочным ножом — так их обвевал ветер.
Настроение людей становилось все более мрачным. Местность казалась им непреодолимой. Эта работа — починка на морозном воздухе телефонных проводов, которые запрятаны в снегу, как нервы в человеческом теле, вызывала немало бранных слов в утро первого ноября.
Удачнее всех проникла в лес, со стороны Баклы, группа в три человека — лыжники, молодые парни из баварской лыжной роты, вынужденные из-за ранений покинуть батальон альпийского корпуса и отчисленные на восточный фронт, сначала в роту выздоравливающих, а затем в команду связи.
Их опьяняла и подзадоривала легкость продвижения. На лыжах, с палками в руках, они легко проскальзывали там, где их товарищи, с трудом ступая, пробивались вперед, застревали по колено в снегу и даже вынуждены были возвращаться обратно. Они неслись на лыжах, словно на крыльях, и поэтому уже вскоре после восхода солнца покинули обитаемые места и молча, втроем, ринулись в лесные районы.
— Знаешь, Ализи, — сказал наконец Тони Пфлейдерер из Пенсберга, обращаясь к крестьянину-бедняку из Фишена в Алльгау, — просто не верится, что лыжи сослужили нам здесь еще раз такую приятную службу.
— Если бы только не эти облака! И если бы было повыше! — сказал начальник Ганс Миттельмайер из Мурнау.
Тони не понял ефрейтора:
— Как будто достаточно высоко! Намело, должно быть, не меньше чем на метр нового снега.
Ганс, посмеявшись над ним, пояснил:
— Не в снеге дело, местности надо бы быть повыше. Если не как на Цугшпице, то по крайней мере как в Крейцэке.
Они неслись вперед среди крон и запушенных верхушек молодых сосновых лесов, поднимавшихся справа и слева от них. Время от времени Ализи различал на развилинах ветвей провода и указывал на них Тони.
От безмолвия утра захватывало дыхание, тишина зачаровывала. Вдоль опушки леса высились снежные сугробы. На иглах сосен, на ветвях, напоминавших большие метлы, на широко раскинувшихся иглистых опахалах пуфами, валиками осел крепкий снег. По левую руку от себя они видели одинокие старые сосны, которые, как плакучие ивы, склонялись над молодой порослью.
Критическим оком Пфлейдерер окинул расположение снежных сугробов и заявил:
— По-видимому, поблизости, совсем неподалеку отсюда — центр снежного циклона. Сначала снег наметало с севера на юг, а начиная отсюда, он ложится по кривой.
Ализи молча указал на провод, в поисках которого они пробились сюда. Он висел тут, скорее лежал над их головами, на высоте в полметра, местами свободно повиснув среди стволов, но затем проложенный между ветвями и закрепленный опытной рукой. И они единодушно похвалили тех, кто строил здесь линию и отменно выполнил свою работу. Затем они стали с пренебрежением рассказывать разные случаи, рисовавшие в невыгодном свете представителей других немецких народностей. Им, верующим католикам, простое служебное задание, которое, в силу необходимости, пришлось выполнять в день всех святых, казалось личным оскорблением и умышленным издевательством со стороны пруссаков.
Они неслись вперед, гремя походными флягами, питьевыми кружками и тесаками, с инструментами и мотками проволоки за спиной, и спугивали, сами того не подозревая, дичь, притаившуюся во время ночной метели в лесных чащах, справа и слева от них, и теперь забывшуюся утренним сном.
— Вот взгляните на эти сосны, — указал ефрейтор Миттельмайер.
Жутко истерзанное снарядами дерево с наполовину сбитой верхушкой повисло наискось в воздухе. Десять часов снега и напиравший ветер окончательно погубили его. Другое обезглавленное дерево, и без того высохшее, пригнулось, напоминая расщепленный пень. Продвигаясь по недавно вырубленной просеке, они проникли в самый центр опустошения, в район, где особенно сильно свирепствовала буря.
Под мощным снежным покровом лежали пред ними завалы скрюченных, истоптанных, вырванных с корнем деревьев — путь, по которому пронесся снежный смерч, своего рода воздушная лавина.
— Неплохо, черт возьми, — удивился Тони.
— Ха, взгляните сюда, — указал Ализи на провод, путь которого он прослеживал чутьем, как хорошая гончая зверя.
С березы, в нескольких метрах от них, свешивался черный жгут.
…Тут и начинается повреждение — в самой глубине района, в пятнадцати или семнадцати километрах от окраины, где еще копошились, в поисках провода, другие части.
— «С этого мы и начнем, — сказал дождевой червь и потащил в свою дыру ивовый листок». А теперь можно и закусить, — произнес Ализи.
И они стали обсуждать, какую часть работы они успеют выполнить сегодня. Было бы бесстыдным богохульством сегодня, в день всех святых, из кожи лезть в угоду этой проклятой собаке Шиффенцану и загонять себя до седьмого пота, пробиваясь к другому концу провода.
— Сперва разведем костер, а там видно будет. Я думаю, мы еще глянем разок, куда метель занесла провод.
Осторожно скользя, чтобы не задевать ветви, бьющие их по щиколоткам, они стали пробираться в гущу опустошения: повсюду сбитые или смятые верхушки, сломанные ветви, хаос кустов, вьюнков, земли, голые, растерзанные деревья.
Скоро Ганс — ему, ефрейтору, полагалось лучше других знать толк в снежных заносах — объяснил, какие у них виды на успешное выполнение задания. Проникнуть сквозь всю эту толщу снега? Безнадежно! Лишь там, по ту сторону бурелома, при удаче можно наткнуться на второй конец провода и исправить линию с помощью запасного материала. А затем отряды землекопов разроют снег и подготовят все для окончательного ремонта.
Они решили позавтракать, разведя костер в защищенном месте, и к концу дня приблизительно нащупать границы поврежденного отрезка линии. Найденный конец провода достаточно крепко держался на березе. Из сломанных ветвей они сплели шалаш, развели с помощью бензина из зажигалок довольно уютный костер, вскипятили из снега чай с грогом и поели поджаренного хлеба с нежным салом — альгаузец добровольно поделился им с пенсберговцем. Наконец, они почти целый час гнались по следам каких-то диких зверей, которые приняли за следы кабанов.
А приведи они домой кабана — какая приятная неожиданность для всего их отряда, включая унтер-офицеров! Собственно, совсем близехонько, у плотно обложенного снегом дуба, можно было бы найти и второй конец провода, пока он вовсе не затерялся под снегом. Но поскольку все, что передавалось по этим проводам, почти всегда приносило солдатам одни неприятности, баварцы решили, что охота на кабанов куда пользительнее, чем выуживание провода, и что находка у березы уже оправдала их дневной труд. Что касается дальнейших поисков, то ведь завтрашний день ничем не хуже сегодняшнего.
И краснощекие, сияющие парни удобно расположились на свежем воздухе; к сожалению, на этот раз кабан не пожелал нарваться на парабеллум ефрейтора Миттельмайера. И прав оказался фельдфебель Матц в Брест-Литовске: в этот день генералу Шиффенцану не удалось переговорить с Мервинском.
Каждый фельдфебель предусмотрительно намечает, словно меню обеда, расписание служебных занятий на день и представляет его на одобрение начальства, командира части. Тот иногда, для вида, кое-что меняет — зачеркивает или прибавляет, — затем ставит под этим произведением свое имя, и оба — командир и фельдфебель — полны высокого сознания исполненного долга.
