Айрис Мёрдок - Святая и греховная машина любви
Харриет убрала руку.
— Понятно. Ты передумал. Извини.
— Нет, нет, Харриет, дело не в этом. Я не передумал, нет! Монти… Я не могу тебе все объяснить. Мы с Монти едем в Мокингем. Это очень важно. Я думаю, нам с ним надо… побыть вдвоем… хоть какое-то время. Понимаешь, вдруг оказалось, что я ему очень нужен, и я должен… А вместе вы ведь вряд ли сможете… Так что… пока никак. Пожалуйста, прости меня. Но ты не думай, с моей стороны ничего не изменилось… я по-прежнему… Просто я должен сейчас уделять много внимания Монти… но потом, скоро — ты ведь знаешь, как я буду рад твоему приезду… Скоро, чуть позже.
— Собственно, вместе с Монти я бы и сама не поехала, — сказала Харриет.
— Да, конечно, это было бы неловко… то есть… я все понимаю… Мне очень жаль… Я так рад и так благодарен тебе за то, что ты сочла возможным… очень жаль… Но мы можем встречаться здесь или в Лондоне… Ты знаешь, я был бы счастлив тебе помочь, только…
— Конечно, — сказала Харриет. — Спасибо. Ну, не буду больше тебя задерживать, уже поздно.
— Но я надеюсь, ты веришь, что это не… Прости меня… Как бы мне хотелось тебе объяснить…
— Не надо ничего объяснять.
— Но мы скоро с тобой увидимся, да? Мне очень хочется, чтобы ты могла на меня рассчитывать…
— Да, разумеется. Пообедаем как-нибудь вместе…
— В Лондоне, здесь — где угодно… Ты знаешь, что я всегда… Вот только сейчас пока…
— Да, да, я понимаю. Спокойной ночи, Эдгар. Осторожнее на дороге.
— Спасибо, я…
Харриет выбралась из машины раньше, чем Эдгар успел запечатлеть свой неловкий поцелуй на ее щеке, и быстро ушла. «Бентли» медленно, словно нехотя, двинулся в противоположном направлении.
* * *В эту ночь Монти так и не добрался до постели. Он стоял у окна в своем кабинете, жевал бутерброд с сыром и ждал рассвета. Он не думал о том, хорошо ли он сделал, рассказав обо всем Эдгару Демарнею, или только полный кретин мог вот так выболтать все до конца. Просто, как Монти и признался Эдгару, он чувствовал себя совершенно пустым. Он даже не мог разобраться, хуже или лучше ему стало от этой пустоты. Возможно, лучше. Во всяком случае, спокойнее. В окружающем его мире вдруг появились первые признаки покоя, как иногда в феврале появляются первые признаки весны. Но, возможно, то была лишь иллюзия, мимолетное настроение. Или просто хмель ударил в голову. И что дальше, спрашивал себя Монти, неужели я действительно поеду в Мокингем? Мне отведут какую-нибудь огромную, безбожно холодную спальню, где стоит кровать под балдахином, в юности так поражавшим мое воображение. И я буду спускаться к ужину, а потом мы с Эдгаром выйдем на террасу — пить портвейн и беседовать о философии и об Оксфорде. Неужели эта жизнь все еще существует и можно взглянуть на нее, потрогать, вдохнуть в себя ее запах? Может, это и есть неведомый извечный запах невинности? Может, все любовники Софи лишь плод моего воображения — а на самом деле Софи была чиста и непорочна?
Постояв так еще немного, он вышел через гостиную на лужайку. Небо начало уже светлеть, его тусклая бледность пока еще не прибавляла освещения, но зато на ее фоне предметы понемногу обретали форму и цвет, словно сами испускали неверное чахлое рябоватое сияние. Из-под черного силуэта пихты рыскающим кусочком черноты вынырнул Аякс. Невидимая птичка чирикнула несколько раз и умолкла. Свернув за угол дома, Монти прошел несколько шагов по садовой дорожке и замер. Впереди между деревьями показались окна Худхауса. В окне блейзова кабинета только что вспыхнул свет.
В первую секунду Монти охватил ужас, порожденный, видимо, бледным рассветом и собственными давними страхами. Мерещилось что-то жуткое и необъяснимое. Кто может бродить в этой зловещей тишине по пустому заброшенному Худхаусу, включая свет, переходя из комнаты в комнату? Блейз? Монти вдруг почувствовал страх перед Блейзом — или, возможно, страх за Блейза. И дело было даже не в том, что Блейз вполне мог его ненавидеть, желать ему зла, желать ему даже смерти, — просто страх, окружавший Блейза, просочился в душу Монти; а после того, что случилось сегодня ночью в его собственной жизни, страх этот, кажется, окреп и начал пускать корни куда-то еще глубже. Блейз достоин жалости, думал Монти, но при этом он сам представляет собой ходячую угрозу — как облученный, получивший высокую дозу радиации. Зачем он слоняется теперь по пустому дому, чего ищет, на что надеется? Мечтает начать все сначала — или поставить последнюю точку? Немного поколебавшись, Монти быстро зашагал в дальний конец сада, с трудом протиснулся через собачий лаз и только на той стороне остановился, чтобы перевести дух. Первый этаж тоже был освещен: полоса света падала через полуоткрытую дверь на кухню. Окно в кабинете Блейза было задернуто, и его узорчатый освещенный квадрат казался приклеенным к темнеющей в полумраке стене дома. Рядом кто-то злобно завозился, послышался собачий лай.
— Ну, ну, хватит, хорошая собачка!.. — бормотал Монти. Я должен увидеть Блейза, стучало у него в голове, я обязательно должен его увидеть. Надо объяснить ему, пусть он не думает, что я исчадие ада, что я нарочно подвел его к гибели. Хотя не может быть, чтобы он по-настоящему так думал. Зачем я говорил с ним так в присутствии Харриет? Получилось очень нехорошо. Странно, что он появился именно сейчас, когда, оказывается, он так нужен мне. Надо пойти и спокойно с ним поговорить, незачем ему одиноко бродить в пустом доме, среди предрассветных кошмаров. Я сейчас же иду к нему.
Под ленивое собачье ворчанье Монти пересек лужайку, обогнул дом. Входная дверь была приоткрыта. Ступив в освещенную прихожую, он поднялся по лестнице, постучал в дверь кабинета и вошел.
— Ах!.. — Пачка карточек выпала из рук Харриет и рассыпалась по полу.
— Это ты, — удивленно сказал Монти. — А я думал, тут Блейз… Харриет, что с тобой?
Харриет долго не отвечала. Она стояла посреди комнаты в своем длинном белом пальто, ее лицо на фоне белого поднятого воротника казалось безжизненно-бледным и рябоватым, как рассветный свет, пальцы судорожно дергали верхнюю пуговицу платья, словно ей вдруг стало дурно. Она смотрела на Монти расширенными глазами, губы ее — то ли от испуга, то ли от гадливости — подрагивали и кривились. Вспоминает мои слова, догадался он; наверное, они глубоко засели в ее душе. И с ней тоже ему следовало вести себя совсем не так.
— Ничего, — неживым голосом проговорила наконец она. — Что ты хочешь?
— Я думал, это Блейз.
— Извини, это оказалась я, — сказала она, возвращаясь к своему занятию.
Харриет обыскивала шкаф Блейза, в котором хранилась картотека. Несколько ящиков было уже выдвинуто, их содержимое рассыпано по полу.
— Харриет, ты что-то ищешь? Я могу тебе помочь?
В ярком электрическом свете вся сцена казалась жутковатой до нереальности и наводила на мысль о грабеже или об обыске, учиненном тайной полицией. Харриет достала из ящика еще пачку карточек, быстро просмотрела их и бросила на пол.
— Что ты ищешь?
— Адрес Магнуса.
— Магнуса? Магнуса Боулза?
— Да.
— Но… почему?..
— Я хочу встретиться с ним, — сказала Харриет. — Магнус знает про нас с Блейзом все, с самого начала, Блейз тогда сразу ему рассказал — может быть, даже то, чего мне никогда не говорил. Я чувствую, я уверена, что Магнус человек мудрый, хороший, святой в каком-то смысле — я давно это поняла. Правда, Блейз, когда рассказывал о нем, все время пытался его как-нибудь принизить — но он всех всегда пытается принизить. Просто он не способен разглядеть в человеке величие души. Я должна поговорить с Магнусом, должна, я знаю, что он мне поможет. Блейз говорил, я единственная женщина, которая существует для Магнуса. Значит, я ему нужна. А раз я ему нужна, то и он мне нужен. И он… он последний… — Голос ее дрогнул, она отвернулась к шкафу и выдвинула следующий ящик.
— Послушай… — пробормотал Монти.
— Блейз, конечно, много чего забрал, но его старая картотека с адресами вся здесь. Тут все его старые бумаги, за много лет — и на каждого, на каждого пациента своя папка. Кроме Магнуса. А у тебя, случайно, нет?.. Хотя — откуда у тебя его адрес.
— Харриет, — сказал Монти. — Так ты не знаешь… насчет Магнуса.
— Чего я не знаю? — Обернувшись, она смотрела на него почти гневно.
— Магнус умер… недавно, — сказал Монти. — Он покончил с собой. Выпил снотворное. Его больше нет.
Харриет медленно опустилась на стул и машинально отодвинула наваленные на столе бумаги вбок, словно ей вдруг понадобилась для чего-то середина стола. Она сидела, ничего не говоря, уставясь невидящим взглядом в пыльную кожаную исцарапанную столешницу.
— Мне очень жаль. — Монти действительно смотрел на нее с жалостью, но и с каким-то странным возбуждением. Он подбирал в уме подходящие слова, ожидая, когда она заговорит или заплачет, но Харриет не сделала ни того ни другого. Она сидела перед ним, скорбная и оглушенная, как преступница, которой только что зачитали приговор.
