Владимир Чивилихин - Память (Книга первая)
Замечательный ученый и революционер прожил сорок шесть лёт в XIX веке, столько же в XX, и всего через одиннадцать лет после его смерти был запущен первый спутник Земли. Похоронен Н. А. Морозов в парке Борка, близ дома, в котором он последние годы жил и работал и где сейчас мемориальный музей. Вспоминаю его строки:
И все ж не умер тот, чей отзвук есть в других, —Кто в этом мире жил не только жизнью личной…
23
Было у К. Э. Циолковского еще три до недавнего времени малоизвестных современника, носивших самые обыкновенные русские фамилии и к тому же — по необъяснимому совпадению — одинаковые, люди необычных, несколько странных судеб.
1896 год. Никому неведомый двадцатичетырехлетний прапорщик Александр Федоров издает в Петербурге брошюру «Новый принцип воздухоплавания, исключающий атмосферу как опорную среду». Кадетский корпус, юнкерское училище, пехотный полк, переводы по неясным причинам из одного города в другой, увольнение в отставку сразу после выхода брошюры, заграница, работа в какой-то технической конторе, журналистика, изобретательство. Неуживчивый человек или мятущаяся, ищущая натура таится за этими внешними фактами его биографии? Быть может, Александра Федорова, названного в одной из недавних философских публикаций также «студентом Петербургского университета», снедала одна страсть, одна мысль, которая влияла на его поведение и настораживала окружающих, решительно не понимавших чудака, как это было с Каразиным и Циолковским? Откуда, из каких истоков зародилась у безвестного прапорщика его идея, в которой он сам, правда, не разобрался до конца, подменив расчеты неясными формулировками? Мы ничего об этом не знаем. Может, иллюминационные ракеты на праздничных фейерверках или усовершенствованные боевые ракеты генерала Константинова, применявшиеся в русской армии, натолкнули его на размышления о возможности создания ракетного двигателя для полета в безвоздушном пространстве?
К. Э. Циолковский: «В 1896 году я выписал книжку А. П. Федорова: „Новый принцип воздухоплавания…“ Мне показалась она неясной (так как расчетов никаких не дано). А в таких случаях я принимаюсь за вычисления самостоятельно — с азов. Вот начало моих теоретических изысканий о возможности применения реактивных приборов к космическим путешествиям. Никто не упоминал до меня о книжке Федорова. Она мне ничего не дала, но все же всерьез она толкнула меня к серьезным работам, как упавшее яблоко к открытию Ньютоном тяготения».
Окончательные формулы реактивного движения были выведены К. Э. Циолковским на листке, помеченном 25 августа 1898 года…
Россия рвалась к небу. В самом начале нового века вышла книга военного инженера Е. С. Федорова «Летательные аппараты тяжелее воздуха» и работа К. Э. Циолковского «Аэростат и аэроплан». Носилась, как говорится, в воздухе идея ракетоплавания, и России действительно было суждено стать космической площадкой человечества, если через десять лет после физико-математического обоснования принципа реактивного движения К. Э. Циолковским и через семь лет после выхода его книги «Исследование мировых пространств реактивными приборами» русский инженер Фридрих Цандер самостоятельно занялся расчетами и практическим конструированием реактивных летательных аппаратов. Он шел своим путем и в начале 30-х годов нашего века создал и испытал первый ракетный двигатель на жидком топливе. А за несколько лет до этого молодой талантливый механик из сибирской глубинки, ученый-самоучка Юрий Кондратюк, никогда не слыхавший об Александре Федорове, Фридрихе Цандере и Константине Циолковском, выпустил в Новосибирске за свой счет мизерным тиражом теоретическое исследование «Завоевание межпланетных пространств», в котором не только первым предрёк громадное значение космических полетов для нужд народного хозяйства и математически решил основные проблемы ракетодинамики, но и разработал схему полета и высадки человека на Луну.
Поразительная вещь — идея воздушных путешествий, ракетоплавания, покорения космоса, пробивалась, затаивалась, таинственно самозарождалась вновь и вновь в русских умах; в этом воистину было какое-то историческое предопределение.
К. Э. Циолковский: «Многие думают, что я хлопочу о ракете и забочусь о ее судьбе из-за самой ракеты. Это было бы грубейшей ошибкой. Ракета для меня только способ, только метод проникновения в глубину космоса, но отнюдь не самоцель… Не спорю, очень важно иметь ракетные корабли, ибо они помогут человечеству расселиться по мировому пространству. И ради этого расселения в космосе я-то и хлопочу. Будет иной способ передвижения в космосе — приму и его… Вся суть — в переселении Земли и в заселении космоса. Надо идти навстречу, так сказать, „Космической философии“!» И далее: «…Мне представляется, вероятно, ложно, что основные идеи и любовь к вечному стремлению туда — к солнцу, к освобождению от цепей тяготения — во мне заложены чуть ли не с рождения».
Что это значит — «вероятно, ложно»? В частности, вероятно, то, что был еще один источник научного и человеческого подвига Константина Эдуардовича Циолковского, интеллектуальный толчок, вдруг осветивший мыслью фантаста смутные мальчишеские и юношеские грёзы будущего отца космонавтики. Разобраться в сложной стихии жизни, в переливчатом слиянии причин и следствий очень трудно, часто невозможно, и нельзя знать, как бы сложилась судьба ищущего себя глохнувшего семнадцатилетнего паренька Кости Циолковского.
24
И снова передо мной стоит вопрос — почему все же Каразина, Кибальчича, Федоровых, Циолковского, Цандера, Кондратюка дала Россия, а не какая-либо другая страда, более развитая в социальном, экономическом, научном отношениях? Чем объяснить, что космические прозрения русских появились примерно за сто лет до того, как сходные идеи высказали, современные западные ученые — Тейяр де Шарден, Элоф Карлсон, Саган, О'Нейл, Дайсон?
Опередил свое время и геохимик Владимир Иванович Вернадский. Ему принадлежит немало фундаментальных открытий, связанных с теорией атомного ядра, с определением возраста Земли, влиянием живых организмов на геологические отложения и так далее. В начале 20-х годов он прозорливо предупреждал о чрезвычайных опасностях использования еще не открытой тогда атомной энергии в военных целях, однако главное, итоговое в его научном творчестве, дело всей жизни, как известно, — учение о биосфере, «области жизни»; человек, продукт космоса и земной природы, ставший геологической силой, должен приступить к «перестройке биосферы в интересах свободно мыслящего человека». Вскоре после революции В.И. Вернадский прочел в Сорбонне цикл лекций о биосфере как б и о геохимическом явлении, зависящем от «космической химии», а через пять лет французский математик и философ Э. Леруа и его соотечественник философ и антрополог Тейяр де Шарден ввели в науку понятие «ноосферы», то есть «сферы разума» — последней эволюционной стадии биосферы. Этот термин в какой-то мере отразил давние догадки В. Н. Каразина и Н. Ф. Федорова, открытия К. Э. Циолковского и В. И. Вернадского, однако следует подчеркнуть, что русская мысль в этой области всегда развивалась с опережением, устремляясь за пределы Земли — в ближний и дальний Космос…
Почему это происходило? Оставляя простор для самостоятельных размышлений читателя, думаю о психическом складе и талантливости нашего народа, лучшие представители которого всегда искали истину, как бы глубоко она ни пряталась, как бы велики ни были препоны на пути к ней и каких бы жертв этот поиск ни требовал. Или мы, ощущая свое исторически сложившееся запаздывание, брали разгон перед подъемом? Может, отгадка таится именно в нашей тяжкой и неповторимой тысячелетней истории, которая, как гигантский айсберг, вынесла в XIX-XX вв. на поверхность этот феномен мировой культуры — сияющее цветение материи в виде мыслей, чувств и деяний великих писателей, ученых, композиторов, живописцев, борцов за общественное благо? В самом деле, всего лишь за столетие с небольшим— срок мизерный в истории, например, науки — русский народ дал блестящую плеяду замечательных ученых. Назову первые пришедшие мне на память имена историков и филологов, ставя в один ряд с математиками, географами, медиками, физиологами, ботаниками, химиками, физиками и другими естествоиспытателями. Каразин, Воскресенский, Карамзин, Лобачевский, Зинин, Соловьев, Потебня, Востоков, Бутлеров, Пирогов, Буслаев, Воейков, Ключевский, Миклухо-Маклай, Боткин, Семенов-Тян-Шанский, Менделеев, Сеченов, Лебедев, Столетов, Чебышев, Ковалевская, Ковалевский, Докучаев, Мечников, Морозов, Грумм-Гржимайло, Грум-Гржи-майло, Петров, Попов, Чаплыгин, Тимирязев, Жуковский, Чернов, Мичурин, Циолковский, Павлов, Шахматов, Вернадский, Сукачев, Крачковский, Ферсман, Зелинский, Вавилов, Коржинский, Губкин, Обручев, Несмеянов, Курчатов, Королев… Пятьдесят? А еще терапевт Остроумов, историк Иловайский, лесовод Морозов, востоковед Бартольд, географ Баранский, микробиолог Гамалея, математик, астроном и геофизик Шмидт, но, сколько бы мы ни перечисляли, останется еще множество ученых, чьи заслуги не столь известны, однако каждый из них внес свой, только ему принадлежащий, вклад в русскую и мировую науку. Чтобы завершить тему, кратко расскажу об одном из таких ученых, знакомство с трудами и днями которого началось для меня случайно, совсем в духе многих эпизодов нашего путешествия в прошлое.
