Владимир Чивилихин - Память (Книга первая)
Санкт-Петербургская, как она вначале называлась, крепость заложена по эскизу Петра I. С нее начался великий город в устье Невы. Как никогда не стрелявшая московская Царь-пушка и не звонивший Царь-колокол, Петропавловская крепость ни разу не послужила городу средством защиты — ее прямые функции перенял Кронштадт. Петровские ворота, Невские ворота архитектора и поэта Николая Львова, Монетный двор, остатки бастионов и равелинов, Петропавловский собор, без стройного шпиля которого нельзя себе представить силуэт Ленинграда. Изумительный резной иконостас; мастера расписывали его под руководством замечательного архитектора Ивана Зарудного, Усыпальница Романовых, начиная с Петра. Глаз останавливается на мраморном саркофаге Александра I… Он почему-то оказался пустым, и вспоминаются записи Льва Толстого о некоем томском старце; по легендам начала прошлого века, царь будто бы не умер в Таганроге перед восстанием декабристов, а скрылся в Сибири…
Парадокс — усыпальница царей и августейших чад расположена рядом с каменными могилами их живых врагов. А. Н. Радищев, декабристы, петрашевцы, Н. Т. Чернышевский, Н. В. Шелгунов, Александр Ульянов, Николай Кибальчич, Н. Э. Бауман, Максим Горький, много-много иных… Тщетно ищу одиночную камеру, где полгода просидел под следствием Николай Мозгалевский. Нет и одиночки Трубецкого бастиона, в которой сразу после казни Николая Кибальчича 3 апреля 1881 года оказался еще один узник, переведенный сюда из Варшавской тюрьмы, о коем следует кратко рассказать, хотя необыкновенная судьба, труды и мысли этого необыкновенного человека достойны большого романа, хорошей книги в серии «Жизнь замечательных людей», вечной и уважительной .памяти потомков..
Еще в гимназии Николай Морозов организовал «Тайное общество естествоиспытателей-гимназистов». В написанном им уставе служение науке провозглашалось как служение человечеству, которое придет к всеобщему счастью посредством овладения тайнами природы. «Без естественных наук человечество никогда не вышло бы из состояния, близкого к нищете, а благодаря им люди со временем достигнут полной власти над силами природы, и только тогда настанет на земле длинный период такого счастья, которого мы в настоящее время даже представить себе не можем».
Талантливый юноша, снедаемый жаждой знаний, развил в себе удивительную работоспособность. Он штудирует пуды книг, изучает языки, работает со студентами-медиками в анатомичке, слушает в Московском университете лекции, занимается геологией и палеонтологией, участвует в научных экспедициях, и некоторые его палеонтологические находки так значительны, что до сего дня хранятся в музеях. Отличные успехи по всем гимназическим предметам, первые научные рефераты, изучение социально-политической литературы, знакомство с нелегальными изданиями, встречи с народниками-революционерами. Николай Морозов приходит к выводу, что заниматься наукой в существующих политических условиях — значит потерять к себе всякое уважение. Он оставляет родительский дом и отдает себя агитационной работе среди крестьян, сукновалов, кузнецов, лесорубов, живет и работает в их среде, потом эмигрирует в Швейцарию, чтоб редактировать политический журнал для рабочих, вступает в Интернационал, и сразу по возвращении в Россию — арест на пограничной станции. Московская и Петербургская тюрьмы в течение года, освобождение под отцовский залог, и опять революционная борьба, активная работа в народнических организациях «Земля и воля», «Народная воля», участие в подготовке покушения на царя, новая эмиграция, поездка в Лондон, встреча с Карлом Марксом, возвращение на родину и снова арест на границе. Варшавская цитадель, Петропавловская крепость, через четыре года Шлиссельбург — место заточения русского просветителя XVIII века Н.И.Новикова, общественного деятеля и ученого В. Н. Каразина, декабристов Ивана Пущина, Вильгельма Кюхельбекера, Михаила и Николая Бестужевых, поэта-разночинца Владимира Соколовского, народоволки В. Фигнер, большевика Ф. Петрова. Список узников Шлиссельбургокой крепости, как и Петропавловской, зримее иного ученого трактата отражает смену поколений борцов, дух коих самодержавие пыталось смирить и сломить в этих мрачных казематах.
«Из собственного моего опыта я убедился, что одиночное заключение страшнее смертной казни», — писал декабрист Александр Беляев в «Русской старине» за 1881 год. Как раз в том 1881 году был посажен в одиночку Николай Морозов. Только А. Беляев сравнительно недолго содержался в Петропавловской крепости, а Н. Морозов просидел четыре года в той же Петропавловской да двадцать один — в Шлиссельбургской. Четверть века в одиночке!..
Голые стены, тюремные думы,Как вы унылы, темны и угрюмы!..Мысли тупеют от долгой неволи,Тяжесть в мозгу от мучительной боли,Даже минута, как вечность, долгаВ этой каморке в четыре шага!..Полночь пришла…Бой часов раздается,Резко их звук в коридоре несется…Давит, сжимает болезненно грудь,Гложет тоска…Не удастся заснуть!
Эти стихи сочинил Николай Морозов, быть может, в минуту собственной душевной слабости. Многие узники не выдерживали одиночного заключения — навязчивых воспоминаний, безумных грез, болезней, смертной тоски, трагического бессилия. Вот неполный список народовольцев и чернопередельцев, жертв Шлиссельбурга: повесился М. Клименко, сжег себя, облившись керосином из лампы, М. Грачевский, перервала себе сонную артерию и умерла С. Гинсбург, сознательно подвели себя под расстрел Е. Минаков и И. Мышкин, сошли с ума Н. Щедрин, В. Конашевич, Н. Похитонов; умалишенных все-таки держали в крепости, а Николай Морозов, Вера Фигнер и другие заключенные годами вынуждены были слушать по ночам их душераздирающие вопли…
Это чудо, что он выжил. Болел туберкулезом, дистрофией, трижды цингой, бронхитом несчетное число раз, страдал различными хроническими катарами, ревматизмом, его душила грудная жаба, стенокардия по-нынешнему. Лечился гимнастикой, бесконечной ходьбой по камере, самовнушением и… наукой.
«В крошечное окошко мне был виден клочок звездного неба», — вспоминал Николай Морозов. Per aspera ad astra!.. Через тернии — к звездам! Такой путь выбрал узник, создав в своем каменном мешке собственный мир интересов, неимоверными усилиями воли заставив интенсивно работать мозг. Все началось с единственной разрешенной в Петропавловской крепости книги — Библии на французском, экземпляром которой пользовались еще декабристы… Николай Морозов поразил знанием Библии священника, навещавшего заключенных, и тот начал приносить ему писания и жития, книги по истории церкви и богословию. Если б знал тот святой отец, чему он споспешествовал! Узник пристально рассмотрел религиозные сочинения сквозь призму атеистического, естественнонаучного мировоззрения, обнаружил в канонических текстах и богословских трактатах чудовищные противоречия, взаимоисключающие факты и утверждения. В Шлиссельбурге в его распоряжении были бумага, перо и чернила, относительный доступ к научной литературе. Каждое утро, делая длительную гимнастику, он повторял в такт движениям названия созвездий, минералов, элементов периодической системы, вспоминал физические константы, исторические имена и даты, слова и фразы на различных языках. Напряженные юношеские научные занятия, несгибаемая сила воли, феноменальная память и творческий ум стали фундаментом, на котором год за годом воздвигалось величественное здание научных озарений и открытий. Николай Морозов в совершенстве овладел десятью иностранными языками, и это не было самоцелью, а объектом изучения и подсобным средством на героическом пути Николая Морозова к разнообразнейшим знаниям и открытиям. Освобожденный в ноябре 1905 года узник Шлиссельбурга взял с собой на волю двадцать шесть томов научных сочинений — история человечества не знала такого, сотворенного в таких условиях!
На воле он продолжал разрабатывать идеи, занимавшие его в крепости; и следует, наверное, хотя бы коротко сказать, что же такого особенного сделал в науке шлиссельбургский узник. Прежде всего поражает энциклопедичность интересов и знаний Николая Морозова. Астрономия, физика, астрофизика, математика, химия, физиология, биология, филология, метеорология, история народов, наук, культур и религий, геофизика, научный атеизм — вот далеко не полный перечень того, чем он профессионально занимался.
Неспециалисту даже трудно представить себе объем научного материала, творчески освоенного Н. А. Морозовым, значение его открытий. Перечислю хотя бы те из них, что признаны сегодня в качестве приоритетных. Первым в астрономии узник Шлиссельбурга высказал догадку о метеоритном происхождении лунных кратеров и малой сопротивляемости межзвездного светоносного эфира. Возражая самому Д. И. Менделееву, впервые в мировой науке разработал научную теорию о сложном строении атомов и их взаимопревращаемости, первым доказал существование инертных газов и нашел им место в периодической системе элементов, первым в мире объяснил явление изотопии и радиоактивности, объяснил причины звездообразования, стал первооткрывателем многих явлений в метеорологии, нашел новый метод алгебраических вычислений, впервые в химической науке разработал идею ионной и ковалентной связи, первым в истории биологии дал математическое обоснование процесса естественного отбора… Написал он также множество научных монографий на другие темы, в равной степени недоступных моему пониманию, зато я вспоминаю, как в студенческие годы прочел в Ленинке колоссальный атеистический многотомный труд Н. А. Морозова «Христос», вышедший из печати уже после революции. Это сочинение вообще не с чем, кажется, сравнить по энциклопедичности сведений, смелости аргументаций и логических построений, основанных на несовпадении астрономических явлений с знаменательными событиями античности; автор сосредоточился на создании, как он сам писал в предисловии к одному из томов, «исторической науки на эволюционных началах, в связи с географией, геофизикой, общественной психологией, политической экономией, историей материальной культуры и со всем вообще современным естествознанием».
