Филип Рот - Заговор против Америки
Лагуардиа, стоя у гроба, обращается к собравшимся в синагоге знаменитостям тем же высоким и взлетающим все выше и выше голосом, которым он потешал детей города, рассказывая им всякие байки в утренних радиопередачах по воскресеньям в те недели, когда в Нью-Йорке бастовали газетчики, — потешал, раскладывая модуляциями временно не выходящие комиксы, — страница за страницей, реплика, воздушным шаром вырастающая изо рта, вслед за репликой, заменяя им и Дика Трэйси, и маленькую сиротку Энн, и прочих популярных персонажей.
— Давайте обойдемся без лишней патоки, — так начал мэр. — Всем ведь известно, что Уолтер не был, что называется, симпатягой. Уолтер не принадлежал к тем сильным, строгим и немногословным людям, которые предпочитают недоговорить, лишь бы не сболтнуть чего лишнего; Уолтер ненавидел недосказанность и выволакивал наружу все тщательно спрятанное. Любой, кого Уолтер хоть раз упомянул в своих колонках, может подтвердить, что ни щепетильностью, ни тщательным следованием фактам он, к сожалению, не отличался. Он не был аккуратен, он не был осторожен, он не был скромен, он не был благопристоен, да и просто-напросто пристоен, он не был надежен, он не был добр, и так далее. Друзья мои, если бы я взялся перечислять вам все те достоинства, которые начисто отсутствовали у Уолтера Уинчелла, я бы не управился с этим до Йом-Кипура. К сожалению, покойный Уолтер Уинчелл был, как многие из нас, человеком несовершенным. И когда он провозгласил себя кандидатом в президенты США, подлинные мотивы этого самовыдвижения едва ли были чисты, как мыло марки «Слоновая кость». Подлинные мотивы Уинчелла? Разве не было скороспелое самовыдвижение Уинчелла продиктовано присущей покойному манией величия? Друзья мои, мотивы, чистые, как мыло марки «Слоновая кость», есть только у какого-нибудь Чарлза Э. Линдберга — поэтому-то он и вправе претендовать на президентство. Только какой-нибудь Чарлз Э. Линдберг аккуратен, осторожен и так далее, — и надежен, да, прежде всего, он надежен, мы можем всецело положиться на то, что один раз в каждую пару месяцев он могучим свистом соберет свою свору, чтобы на глазах у нее повторить всему народу свои десять заповедей, свои десять банальностей. Только какой-нибудь Чарлз Э. Линдберг является бескорыстным правителем и могущественным немногословным святым. А Уолтер, напротив, был прежде всего скандальным журналистом. А Уолтер, напротив, подолгу пропадал на Бродвее, любил поглядеть канкан, любил повеселиться всю ночь, любил Шермана Биллингсли, — однажды мне даже намекнули, что наш Уолтер любил женщин. И отмену «благородного эксперимента», как сформулировал Герберт Гувер, — отмену лицемерной, чудовищно дорогой и столь же чудовищно глупой, так толком и не заработавшей Восемнадцатой поправки Уолтер Уинчелл не счел подлостью, как не счел эту отмену подлостью никто в Нью-Йорке. Одним словом, у Уолтера напрочь отсутствовал весь спектр добродетелей, ежедневно демонстрируемых неподкупным летчиком-испытателем, уютно устроившимся в Белом доме.
Да, конечно, имеет смысл назвать еще несколько различий между многогрешным Уолтером и безгрешным Линди. Наш президент симпатизирует фашистам и, скорее всего, сам является фашистом, тогда как Уолтер Уинчелл был заклятым врагом фашизма. Наш президент недолюбливает евреев и, скорее всего, является скрытым антисемитом, тогда как Уолтер Уинчелл был евреем и непримиримым, неистовым врагом антисемитизма. Наш президент почитает Адольфа Гитлера и, скорее всего, сам исповедует гитлеризм, тогда как Уолтер Уинчелл оказался первым американцем, возненавидевшим Гитлера, и до самого конца оставался его злейшим во всей Америке врагом. В этом отношении наш несовершенный Уолтер был безупречен — в тех вопросах, которые имеют главное значение. Уолтер слишком шумен, Уолтер слишком горяч, Уолтер слишком болтлив, — и все же при сопоставлении двух этих людей видно, что в вульгарности Уолтера таилось определенное величие, тогда как великолепие Линди является не более чем вульгарной маской. Уолтер Уинчелл, друзья мои, был заклятым врагом фашизма в любых его проявлениях и формах, не исключая из этого списка и тех шавок, что стоят на задних лапках перед своим фюрером в Конгрессе США, не исключая из этого списка гитлероидов, пописывающих в «Нью-Йорк джорнэл Америкэн» и в «Нью-Йорк дейли ньюс», не исключая из этого списка тех, кто по-царски угощает в Белом доме нацистских убийц — и делает это за счет американского налогоплательщика. И как раз потому, что Уолтер Уинчелл был заклятым врагом Гитлера, как раз потому, что он бои злейшим врагом фашизма, его вчера застрелили под сенью статуи Томаса Джефферсона на самой красивой и самой исторически значимой площади в изысканном Луисвилле. За то, что он осмелился говорить то, что думает, и сделал это в штате Кентукки, Уолтера Уинчелла убили американские нацисты, которые сегодня благодаря молчанию нашего могущественного немногословного и героического президента неистовствуют по всей стране. Вы говорите, у нас такого не может быте? Друзья мои, это уже происходит у нас, происходит здесь и сейчас, — а где Линдберг? Где Линдберг?
Люди, слушающие своего мэра у уличных громкоговорителей, подхватывают его клич — и вот уже он прокатывается по всему городу: «Где Линдберг? Где Линдберг?», а в синагоге мэр все твердит и твердит эти два слова, эти три слога, гневно барабаня по кафедре, — но не как оратор, стремящийся к вящему театральному эффекту, а как разъяренный гражданин, требующий того, что причитается ему по праву. «Где Линдберг?» Этим гневным скандированием побагровевший Лагуардиа «разогревает» аудиторию, готовя ее к кульминационному появлению Франклина Делано Рузвельта, который поражает даже своих ближайших политических сподвижников (Хопкинса, Моргентау, Фарли, Берля и Баруха — все они сидят всего в нескольких футах от гроба в одночасье превратившегося в мученика самозваного кандидата в президенты страны, который со своей манией величия никогда не нравился ближнему кругу ФДР, хотя его и терпели как ходячую озвучку некоторых мыслей автора «Нового курса»), приняв в честь Уинчелла свою боевую политическую позу, набычившись, выпрямив спину и подавшись вперед в инвалидном кресле, в результате чего его рост (в кресле) составляет ровно пять футов два дюйма, — самые страстные обожатели экс-президента называют эту знаменитую позу маленьким цветком. С кафедры храма «Эману-Эл» номинальный руководитель Демократической партии в знак всенародного единения обещает свою поддержку нью-йоркскому мэру-республиканцу на президентских выборах 1944 года с тем, чтобы тот выступил на них против идущего на второй срок Линдберга.
Среда., 7 октября 1942
Пилотируемый президентом Линдбергом «Дух Сент-Луиса» поднимается этим утром в воздух с Лонг-Айленда, воспользовавшись тою же взлетно-посадочной полосой, с которой Линди стартовал в одиночный трансатлантический перелет 20 мая 1927 года. Без воздушной охраны самолет рассекает безоблачное небо над Нью-Джерси, Пенсильванией и Огайо и садится наземь в Кентукки. Всего за час до того, как он солнечным днем приземляется в коммерческом аэропорту Луисвилла, в Белом доме узнают о том, куда, собственно говоря, отправился президент. Все же длительность полета такова, что у мэра Луисвилла Уилсона Уатта, и у самого города, и, понятно, у его жителей хватает времени на то, чтобы подготовиться к прибытию президента. Находится и авиамеханик, способный проверить самолет и подготовить его к обратному рейсу.
Из трехсот двадцати тысяч жителей Луисвилла как минимум треть, по оценкам полиции, успевает проехать пятимильную дистанцию от города до коммерческого аэропорта, приземлившись на который, президент лихо подкатывает самолет прямо к платформе с установленным на ней микрофоном, с которой и намеревается обратиться к огромной толпе луисвиллцев. Когда бурная нескончаемая овация наконец мало-помалу ослабевает и становится слышен голос самого президента, Линдберг ни единым словом не упоминает Уолтера Уинчелла, не говорит ни об убийстве двумя днями ранее, ни о вчерашних похоронах, ни о речи нью-йоркского мэра, вслед за которой Франклин Делано Рузвельт в стенах синагоги «Эману-Эл» выдвинул его кандидатом в президенты США (и прямым преемником в этой роли Уинчелла). Да ему это и не требуется. Тот факт, что Лагуардиа, как до него — Уинчелл, всего лишь конек-«пробник» для ФДР с его диктаторской манией непременно стать президентом и в третий раз и что за смехотворными нападками Лагуардиа на нашего президента стоят те же люди, которые, дай им волю, заставили бы Америку принять участие в мировой войне еще в 1940 году, еще прошлым вечером довел до сведения всей Америки вице-президент Уилер в красочной, хотя и произнесенной без подготовки, речи в Вашингтоне на съезде Американского легиона.
