Алеся eprst2000 - Было такое...

Когда я звоню режиссеру, чтобы уточнить что-то, то он начинает разговор без привета сразу со слов: «ЧТО СЛУЧИЛОСЬ???» Потому что что-то случается каждую долбанную минуту. А когда мне звонят, чтобы уточнить что-то, то я предупреждаю: «НЕ ГОВОРИ МНЕ НИЧЕГО ПЛОХОГО!»

Я как-то уже писала, что в начале съемок пошел дождь, а потом его не было несколько дней подряд и приходилось мочить асфальт с помощью поливальной машины. Потому что не бывает так, что в одной сцене мокро, а в следующей сухо. Поливальная машина — это дорого и трата времени, надо ждать, когда она прольет площадь для общего плана. А настоящий дождь не шел и не шел! Как назло! И когда я это написала, то на следующий день пошел дождь. Ура! И он был два дня. И вот, казалось бы, удача, да?

Но мы не снимали в эти дни, у нас были запланированные выходные. А когда вышли на съемку, то дождь закончился. Стояла уверенно сухая погода.

Кто-то уже предложил вызвать батюшку и окропить всю группу святой водой. А я думаю, что надо вызвать целую поливальную машину святой воды и пролить всех, как следует. Потому что все вышеописанное случилось со мной ровно с начала сентября и длится по настоящее время. И есть пара человек, которые это читают и скажут, что я не вру. Например, вот… ну я же говорила.

На площадке подходит один продюсер и говорит: «Алеся. Давай поменьше вот этого крика и истерики, это всех пугает. Я раньше знал тебя другой! Будь поспокойнее, ладно?» А потом буквально тут же подходит другой продюсер и говорит: «Алеся!!! Почему ты такая спокойная?! Я раньше знал тебя другой! Давай побольше крика и истерики, это всех заводит, ладно?» Я заметила, что лучше всего люди разбираются в том, что они не умеют делать.

А потом у нас заболел режиссер. А сейчас заболел актер. И опять отмена смены, опять перенос. И этому пиздоблядству нет ни конца, ни края. Поэтому, пользуясь незапланированными выходными, я пошла себя срочно жалеть. Нашла самый дорогой косметический магазин, где продают самую дорогую косметику, которую производят только вручную и только из натурального сырья. Я надеюсь, что ее делают из реквизиторов и ассистентов по актерам. И когда была в магазине, то позвонил продюсер с другого проекта, который еще только предстоит в ближайшем будущем. Он спросил, мол, как дела? И я начинала рассказывать, что «работаю по ночам, вся затраханная, онанист был, да, нашелся же такой, представляешь, намучилась с этим онанистом страшно, каждая ночь на новом объекте, работаем на разных точках, менты один раз приехали, работать не давали, рот не закрываю, потому что один просит покричать, другой просит не кричать, кого-то это, видишь ли, заводит, кого-то раздражает, устала, еле таскаю ноги». А когда закончила говорить, то повернулась и увидела вытянутые лица продавщиц, которые ходили за мной по залу и держали в руках выбранные флакончики. Надо было еще добавить, что у меня отобрали паспорт. Быстро купила у них весь магазин, чтобы как-то заглушить стыд, и быстро ушла. Было видно, что им неприятно брать деньги. И пусть деньги не пахнут, но мои, думаю, просто смердили.

А потом я подумала, что раз есть время, то надо себя привести в порядок всю целиком. И пошла на процедуру эпиляции. Эпиляция — это когда из живого человека выдирают волосы без предварительного умерщвления или наркоза. Я лежала, лежала и уснула. А это как уснуть, когда вам режут голову, но после всех наших съемок ничего не имеет значения. Мастер эпиляции сказала, что первый раз видит такое. А когда она дошла до самого деликатного моего места, то посмотрела туда и вдруг очень громко спросила: «Волейболистка?»

Я не знаю, о чем думает человек, который смотрит другому человеку туда и спрашивает в этот момент волейболистка он или нет. Наверное, она это определила по телосложению, но я подумала и сказала, что да.

Я — волейболистка.

2009/09/29

После ночных смен почему-то опухаешь. Мы снимали почти без перерыва и только ночами. В восемь утра ложишься, в двенадцать дня уже звонит режиссер. Просыпалась такая, будто вчера пошла на вечеринку, поругалась там со своим бойфрендом, он меня бил, а потом я напилась из-за этого и рыдала до утра. Встаешь одутловатая, вся в отеках, как пасечник. И так выглядела вся наша группа. Как пасечники. Восемьдесят пасечников. Все опухшие, глаз нет. На смену едешь в метро в пять вечера и по некоторым признакам определяешь, что погоды стоят хорошие, все девушки в туфлях и легких пиджачках. А ты же на смену едешь, ночью холодно, поэтому одеваешься сразу тепло. И среди всех этих юбочек и заколок чувствуешь себя скатанным пыльным валенком.

Один раз идет смена. Одна из последних. Время четыре утра, сознания нет, водянка мозга. И вдруг я вижу. Я такого никогда не видела. Нельзя сказать, что я мало видела, но тут посмотрела и поняла, что такого не видела никогда. Когда такое видишь, то вдруг останавливаешься на секунду и понимаешь, что параллельные миры есть. Что жизнь — она не только такая, как у тебя, она еще и другая. То есть бывает так, как у тебя, а бывает иначе. И оно настолько иначе, что ты даже догадываться об этом раньше не могла. Нельзя бы было даже предположить. В моей программе, отвечающей за визуальное восприятие действительности, не заложен этот файл.

Все произошло так. Я бегу по площадке, ставим кадр, шум, суета, ночь, ног уже нет, с неба сыпется не дождь, а такая тяжелая влага, которую ты впитываешь, как валенок, и становишься в три раза тяжелее бежать. И вот я бегу и вдруг раз — и вижу. На меня это такое впечатление произвело, что до сих пор в глазах стоит. Вот сколько дней прошло, а я вижу.

Значит, я бегу. Ночь. Непонятно уже, какая по счету ночная смена. И вдруг раз — я вижу его. Он продюсер, как мне потом объяснили. Приехал на площадку посмотреть, как у нас дела. Я его увидела, остановилась и смотрю. Вот тупо смотрю, потому что я смотрю и не понимаю сначала, почему смотрю. Просто пялюсь. Смотрю, смотрю, не могу оторваться. Вот смотрю и понимаю, что такое я вижу первый раз в жизни. То есть продюсеров я видела много. И таких видела, и таких. Но тут я смотрю и понимаю, что в этом человеке есть вот такое, что раньше вообще не встречалось никогда. А что — не могу понять. Обошла его с другой стороны. И так посмотрела, и так. У него был синий-синий платок, который торчал из кармашка. И из-за этого синего-синего платка глаза превращались тоже в синие-синие. Потом у него были ботинки, по которым сразу видно, что ботинки. Еще у него что-то было, я не помню. Все это вообще не имело никакого значения. Даже не помню его лица. Потому что синие платки мне встречались много раз, ботинки тоже — это все не новость. И вдруг я понимаю.

Вдруг я понимаю, что у него. Смотрю и понимаю. Даже рот открыла.

Потому что я вижу, что у него глаженые джинсы.

Вот вы меня сейчас не понимаете.

Но понимаете, не просто глаженые джинсы, а вот выглаженные до гладкой глади. Обычная джинсовая ткань, но она так выглажена, будто не просто так поглажена, а отполирована. Накрахмалена до хруста и четких изломов на складках. И дело не в блеске, там блеска не было. Просто глаженные джинсы — это как взять и погладить все листья на дереве. Или как отполировать поверхность песка на пляже до идеально гладкой поверхности. Джинсы были такие, будто прошли пятнадцать степеней очистки, девять уровней глажки и определенную технологию сушки. Чтобы ткань лоснилась, не ломалась на складках, не заминалась. Идеальные джинсы. Где-то же в мире хранятся меры веса и длины, их эталоны. Идеальный килограмм, точный метр. Вот это был эталон джинсов. Мне почти 30 лет, высшее образование, я умею стрелять из автомата Калашникова, один раз несла за человеком его оторванную руку, могу построить массовку из двух тысяч человек без мегафона и собираю пальчиковые батарейки, потому что не могу выбросить то, что отдало ради меня свою пусть маленькую, но все таки жизнь. И вот я стою посреди съемочной площадки и вдруг первый раз в жизни вижу глаженные джинсы. Даже подошел постановщик и спросил: «Алеся, что случилось?» А вот как тут объяснишь? Я не знаю, как.

Как я могла такое пропустить в жизни? Думаю, наверное, пока я работала ночами, рядом с Москвой ебнули атомный реактор и теперь началось. А я про это не в курсе, так и сдохну валенком.

Один раз мы с подружкой пошли кушать. Мы кушали, а за соседним столом собирался кушать мужчина. Он собирался основательно и начал с того, что выбирал вино. Ему принесли сначала такое, а потом другое. Он держал бокал правильно за ножку, вращал вино по часовой стрелке внутри, отпивал по глотку, перекатывал на языке, поднимая глаза вверх. Одно вино пахло пробкой и ему принесли другое. Я сразу теряю волю, когда такое вижу. Мне нельзя показывать ни глаженые джинсы, ни выбор вина. Потому что я сразу и моментально начинаю верить, что в мире все именно так и устроено.