Дино Буццати - Избранное
Я крикнул:
— Носильщик, носильщик! — (Носильщик тут же вырос передо мной.) — Нужно выгрузить три чемодана!
— Ни за что не позволю, — твердила мама. — Такого случая у тебя уже больше не будет. Ты молод и должен идти своей дорогой. Садись в вагон, скорее. Давай, давай! — И она, улыбаясь через силу, стала легонько подталкивать меня к поезду. — Ради бога, скорее, а то двери закрывают.
Не знаю уж, как я, эгоист несчастный, снова очутился в купе, высунулся из окна и стал еще махать на прощанье.
Поезд тронулся, и очень скоро мама сделалась еще меньше, чем была на самом деле. Маленькая, горестно застывшая фигурка на пустом перроне, под падающим снегом. Потом она превратилась в черную безликую точку, в крошечную букашку на просторах мироздания и вскоре исчезла совсем. Прощай!
С опозданием, которое измеряется уже годами, мы продолжаем спешить. Но куда?
Опускается вечер, в выстуженных вагонах почти никого не осталось. То там, то здесь в уголках темных купе можно увидеть незнакомцев с бледными непреклонными лицами: им холодно, но они в этом ни за что не признаются.
Так куда же мы? Как далеко наша последняя станция? Доберемся ли мы когда-нибудь до нее? Стоило ли бежать так поспешно из любимых мест, от любимых людей? Куда я мог засунуть свои сигареты? А, вот они — в кармане пиджака! Назад возврата нет, это ясно.
Так поднажми же, машинист! Какое у тебя лицо? Как тебя зовут? Я не знаю тебя и никогда не видел. Беда, если ты мне не поможешь. Держись крепче, машинист, брось в топку последний уголь, пусть мчится вперед эта старая скрипучая колымага, прошу тебя, пусть она несется во весь опор и опять хоть чуть-чуть станет похожей на тот прежний паровоз. Помнишь? Пусть ворвется он в ночную бездну. Только, ради всего святого, не сдавайся, гони от себя сон. Может, завтра мы уже прибудем.
ЗАБАСТОВКА ТЕЛЕФОНОВ
Перевод Л. Вершинина
В день забастовки с телефонами творилось что-то неладное. К примеру, говоришь с кем-нибудь — и вдруг в разговор врываются чужие голоса или ты сам вмешиваешься в чужие разговоры.
Около десяти вечера я минут пятнадцать пытался дозвониться приятелю. Не успел набрать последнюю цифру, как стал невольным участником чьей-то беседы, потом второй, третьей, и вскоре началась полнейшая неразбериха. Это была как бы общая беседа в темноте: каждый внезапно вступал в нее и столь же внезапно пропадал, так и оставаясь неузнанным. Поэтому все говорили без обычного притворства и стеснения, и очень скоро создалась атмосфера общего веселья и легкости, свойственная, верно, удивительным и буйным карнавалам прошлого, эхо которых донесли до нас старинные легенды.
Вначале я услышал голоса двух женщин, беседовавших — не правда ли, странно? — о нарядах.
— Ничего подобного, я ей говорю: мы же условились — юбку вы мне сошьете к четвергу, сегодня уже понедельник, а юбка все еще не готова. Знаешь, что я ей сказала: дорогая синьора Броджи, оставляю юбку вам, носите себе на здоровье, если она вам подойдет…
У женщины был тоненький, писклявый голосок, и она тараторила без передышки.
— Умнее не придумаешь! — ответил ей молодой, приятный и нежный голос с эмильянским акцентом. — И что же ты выиграла? Пожалуй, она еще словчит и материал тебе подменит. От этой особы всего можно ожидать.
— Ну это мы еще посмотрим! Ты себе не представляешь, как я разозлилась, я была просто вне себя от ярости. Ну можно ли стерпеть подобную наглость! Ты, Клара, когда пойдешь к ней, сделай одолжение, скажи ей прямо в глаза, что так не обращаются с клиентами. Кстати, Коменчини тоже больше не собирается у нее шить, потому что она испортила ей красный труакар. В нем бедняжка Коменчини на пугало похожа. Вообще с тех пор, как эта особа стала модной, она совсем распоясалась. А помнишь, еще два года назад она юлила перед нами, рассыпалась в комплиментах и уверяла, что просто счастлива шить для таких элегантных дам, а теперь, видите ли, с нее самой надо пылинки сдувать. Она даже говорить стала по-иному, ты заметила, Клара? Заметила, да? Завтра иду к Джульетте, и мне просто нечего надеть. Что ты посоветуешь?
— Полно, Франкина, да ведь у тебя гардероб ломится от платьев, — спокойно ответила Клара.
— Что ты, все это — дикое старье: последний костюмчик я сшила еще прошлой осенью, помнишь, такой хорошенький, фисташкового цвета. К тому же мне…
— Знаешь, а я, пожалуй, надену зеленую широкую юбку и черный джемпер. Черное всем к лицу. А ты как думаешь?.. Может, все-таки лучше надеть шелковое платье? Ну то, новое, серое. Хотя оно скорее вечернее, тебе не кажется?
В этот момент ее перебил грубый мужской голос:
— Вам бы лучше, синьора, обрядиться в платье цвета выжатого лимона, а на голову напялить мамину шляпу с лентами.
Тишина. Обе женщины сразу умолкли.
— Что же вы не отвечаете, синьора Франкина? — продолжал незнакомец. — Может, у вас язык отнялся? Представляете себе, вдруг он откажется служить. Вот было бы несчастье! Верно?
Несколько человек дружно рассмеялись. Остальные, должно быть, молча слушали, я в том числе.
Тут уж Франкина не удержалась и сердито зачастила:
— Вы, синьор, не знаю, как вас зовут, просто невежа и грубиян: во-первых, потому, что непорядочно подслушивать чужие разговоры, это всякий воспитанный человек знает, а во-вторых…
— Ого, да вы мне целую лекцию прочитали! Ну, не сердитесь, синьора, или, может, синьорина… Ведь я просто пошутил. Извините меня! Если бы вы со мной познакомились, то, надеюсь, сменили бы гнев на милость.
— Да оставь ты! — посоветовала Клара подруге. — Стоит ли обращать внимание на какого-то мужлана! Повесь трубку, я тебе потом перезвоню.
— Нет-нет, подождите секунду. — Эти слова принадлежали другому мужчине, судя по голосу, более вежливому и, я бы сказал, более опытному. — Еще два слова, синьорина Клара, иначе мы никогда не встретимся!
— Ну, не велика беда.
Внезапно в разговор, перебивая друг друга, ворвалось сразу несколько голосов.
— И как вам не надоест болтать, сплетницы! — возмущалась какая-то женщина.
— Это вы сплетница, нечего в чужие дела нос совать!
— Это я-то сую нос! Да я…
— Синьорина Клара, синьорина Клара, — голос явно принадлежал тому, вежливому мужчине, — скажите номер вашего телефона. Не хотите? А я грешным делом всегда питал слабость к эмильянкам — ну как магнитом к ним тянет.
— Не торопитесь, — отвечал женский голос, видимо Франкина. — Позвольте сперва узнать, кто вы.
— Я-то? Марлон Брандо.
— Ха-ха-ха! — снова дружно рассмеялись невидимые собеседники.
— Бог мой, до чего же вы остроумны!..
— Адвокат, адвокат Бартезаги! Алло, алло, это вы? — Голос принадлежал женщине, до сих пор не вступавшей в разговор.
— Да-да, я. Кто говорит?
— Это я, Норина, вы меня не узнаете? Я вам позвонила, потому что вчера вечером на работе забыла вас предупредить: из Турина…
Адвокат Бартезаги поспешно перебил ее:
— Послушайте, синьорина! Позвоните мне попозже. Незачем, да и неприлично, впутывать посторонних в дела, которые касаются только нас.
— Э-э, господин адвокат, — это говорил уже другой мужчина, — а морочить голову молоденьким девушкам прилично?
— Господин адвокат Марлон Брандо неравнодушен к эмильянкам, ха-ха!
— Да перестаньте, прошу вас. У меня нет времени слушать вашу трескотню, мне нужно срочно звонить по делу. — Это вмешалась женщина лет шестидесяти.
— Послушайте только эту мадам! — Я уже узнал по голосу Франкину. — Вы случайно не королева телефонов?
— Повесьте наконец трубку, неужели вам не надоело болтать? Я, к вашему сведению, жду звонка из другого города, а пока вы…
— Значит, вы все время подслушивали? Кто же из нас сплетница?
— Да уймись наконец, дура!
На секунду наступила тишина. В первый момент Франкина не нашлась. Потом парировала торжествующе:
— Ха-ха-ха! От дуры слышу.
До меня донеслись раскаты смеха. Смеялись не меньше двенадцати человек. Затем снова короткая пауза. Может, все сразу повесили трубки? Или просто выжидают? Если хорошенько прислушаться, нетрудно в наступившей тишине уловить слабое дыхание, шорохи, легкое пощелкивание. Наконец снова раздался приятный беззаботный голосок Клары:
— Кажется, теперь мы одни?.. Так что же ты, Франкина, все-таки посоветуешь мне надеть завтра?
В этот момент в разговор вступил незнакомый мужской голос, удивительно красивый, по-юношески свежий, жизнерадостный.
— С вашего разрешения, Клара, я вам дам совет. Наденьте завтра голубую юбку, ту самую, что сшили себе в прошлом году, фиолетовую кофточку, которую вы недавно отдавали в чистку… и, конечно, черную шляпу с широкими полями.
— Кто вы такой? — В голосе Клары зазвучал легкий испуг. — С кем я все-таки разговариваю?
В ответ молчание.
