Александр Шелудяков - ЮГАНА
Мужчина повернулся, сделал три шага в сторону береговых зарослей, а потом вдруг резко развернулся лицом к Андрею Шаманову, и в правой руке у него был уже выхваченный из-за пояса двуствольный ружейный обрез – в этот миг ахнул выстрел…
Югана будто предчувствовала беду неминуемую. В тот момент, когда Пяткоступ нажал спусковой крючок обреза и грянул выстрел, крылатый нож эвенкийки был брошен с силой…
В воздухе, казалось Югане, шибко запахло кислым бездымным порохом. Дышать эвенкийке было трудно. Сердце надсадно билось, словно цыпленок в зубах волка.
Андрей зажал левый бок обеими руками, медленно повернулся в сторону Юганы и, сделав несколько вялых шагов, опустился на землю.
Югана подошла к Андрею. Она осторожно и нежно помогла ему лечь на спину. Его вялые ослабленные руки положила на грудь крестом, но они соскользнули на землю.
Пяткоступ лежал на спине. Эвенкийка долго смотрела на зажатый в руке двуствольный обрез, потом пнула ногой – вывалился из окостеневших пальцев курковой обрез. После этого Югана долго искала трубку в замшевом мешочке и наконец вспомнила, что трубка была положена в боковой карман. Закурила свою трубку Югана. Потом посмотрела эвенкийка на рукоятку крылатого ножа, торчащего из горла Пяткоступа, как бы раздумывая – вытащить нож или оставить.
Во всем теле чувствовала Югана слабость, разбитость: ноги у нее стали ватными, тяжелыми, руки немели, давило грудь. Но глаза у эвенкийки оставались сухими. Не было слез на глазах мудрой женщины.
Югана сняла со своих плеч пыжиковую безрукавку, накрыла ею голову и грудь Андрея Шаманова. Надо теперь эвенкийке немного отдохнуть, собраться с силами – подумать, как быть дальше.
2Человек мертв. Но он святой и неприкосновенный, пока в его теле есть хоть частичка тепла. Но когда его тело остынет, то считается, что душа его ушла в «небесный урман» – можно совершать обряд и предавать земле.
И вот в эти минуты, когда душа Андрея Шаманова, как считала Югана, еще была земной, жила в теле, она вспомнила разговор у священного источника Кын-Гарга.
– Югана прочитала завещание вождя племени, написанное тамгами.
– Исполни все так, Югана, как там написано. На второй день обязательно сожги все…
– Как все жечь? – удивилась эвенкийка. – У вождя племени Кедра много в доме разных картин, вещей…
– Югана, весь дом и все, что в нем находится, в том числе и мой труп, – отдай огню. Я был вождем племени Кедра и уйду в «небесный путь» незримой тропой по законам и обычаям своего народа, – попросил Андрей Шаманов тогда Югану грустным голосом.
– Хорошо, – ответила Югана, – вождь племени Кедра уйдет на крыльях Тугэта, туда… – ткнув пальцем левой руки в небо, сказала эвенкийка. И все это означало, что она исполнит просьбу вождя земного племени Кедра.
Лежал в лодке Андрей Шаманов на спальном мешке, укрытый брезентовой палаткой.
Оттолкнулась Югана от берега кормовым веслом. Понесло, закружило речное течение легкую ладью.
– Надо пускать мотор. Хо, Югана может дружить с русским мотором. Ездила сама Югана на моторке много раз, – все это проговорила эвенкийка, когда подсасывала «жомом» бензин. Со второго нажима на стартер двигатель плавно и устойчиво заработал.
В первой половине дня лодка причалила к берегу Улангая. Встречать эвенкийку пришли Михаил Гаврилович и Галина Трофимовна.
Слезятся глаза у старика Чарымова. Сглатывает рыдания Галина Трофимовна. Лишь у Юганы сердце будто каменное. Смотрит она на все это печальное событие ясными, мужественными глазами кочевой женщины.
В чисто прибранной большой комнате дома Андрея Шаманова стоит облас, который нынче, по весне, долбил Орлан с братьями и который еще ни разу не качали речные волны. Лежит в этой ладье-долбленке Андрей, вождь племени Кедра.
– Молодой вождь Орлан тебя долбил, – говорит Югана, обращаясь к обласу, – ты повезешь вождя Шамана сегодня ночью в «небесный урман». – Это означало, что облас станет для Андрея Шаманова гробом и в нем он поплывет в последнее свое кочевье.
Михаил Гаврилович помог Югане устелить пол вокруг обласа кедровыми ветвями, как венками хвойными. В избе пахло смолистой хвоей – лесным духом.
До заката солнца оставалось еще не менее четырех часов. Небо, ближе к вечеру, прояснило, угнал восточный ветер туман в небесные окраины, потайные закрома. Судя по перистым облакам над горизонтом, вечерняя заря должна была быть кровавой, со всполохами над северной тундрой.
Югана нарядила вождя племени Кедра в последнюю земную дорогу во все новое: на нем был черный костюм, белая рубашка, с двумя соболями на шее вместо галстука. В ногах лежала вся земная одежда Андрея. Также положила Югана в облас два охотничьих ружья, промысловый нож, лук, пальму, колчан со стрелами. Не забыла эвенкийка положить сети рыбацкие и накомарник.
Старик Чарымов сидел на скамейке у изголовья Андрея Шаманова и не понимал, зачем Югана приказала ему выставлять окно, зачем они затаскивали облас в дом? Ведь нужно завтра долбить для Андрея домовину из кедрового ствола. Думал старик и о том, что надо как-то сообщить в Кайтёс о случившемся горе. И вдруг старик Чарымов услышал как бы издалека, сквозь свои мысли и думы, голос Юганы:
– Чарым, большой друг вождя племени Кедра, Югана просит тебя сходить за поселок и там от кедра отрубить два сколыша.
– Югана, а разве мы не будем долбить для Андрея домовину из кедра?
– Нет, Чарым, вождь просил Югану: когда он умрет, то пусть Югана поможет ему на второй день уйти в «небесный урман» на крыльях Тугэта. Вождь племени Кедра сегодня, после полуночи, уйдет на «небесную тропу», в «верхний мир»…
– Югана, но ведь с Андреем должны проститься Таня, ребята; был он им, можно сказать, за родного отца.
Знал Михаил Гаврилович обычай обских эвенков и югров, что не принято было держать умерших в жилище. Если человек умирал утром, хоронили в полдень; если умирал вечером, хоронили утром.
Проводив Михаила Гавриловича за ворота, Югана направилась в сторону кладбища.
Села на скамейку у могильного холмика, достала из кармана замшевый кисет, посыпала несколько щепоток табака на могилу – жертва душам мертвых; потом набила эвенкийка свою трубку махоркой – прикурила от зажженной спички. Сидела Югана, курила трубку – она собиралась с мыслями и думами, как и о чем ей говорить с душой Лены-доктора.
– Не ушла в «небесный урман» душа Лены. Югана шибко просила душу Лены уплывать в «верхнюю землю» на крыльях Бога Огня. Югана тоже женщина, понимает Югана, что очень трудно уходить Лене, когда она шибко любит земного мужчину. Шаман ушел из земной жизни. Пусть теперь души Лены и Шамана будут вечно вместе. Сегодня ваши души уплывут на лодках из кедра в «небесный урман». Теперь не нужно душе Лены прятаться и караулить Шамана.
Солнце уже коснулось горизонта и разлилось волнистой огненной гривой над далекими предзакатными облаками. Тихий ветер перебирал посохшую листву берез, и она шелестела, звенела мягким, еле уловимым звоном серебра. Сыпались листья, побитые инеем, сыпались лениво с кладбищенских берез и устилали могильные холмики, ложились на пожухлую от заморозка траву.
Югана тяжело поднялась на ноги и, чуть сутулясь, пошла в сторону поселка, домой. Наступали вечерние сумерки. Серебряным веселым диском выплывало древнее светило на небесном склоне, и ночь эта обещала быть светлой, лунной.
Зажгла эвенкийка керосиновую лампу, поставила на стол. Андрей Шаманов лежал в обласе так, будто он только что лег вздремнуть в речную ладью, где-то у берега таежной реки, причалившись на отдых.
Из принесенных небольших кедровых отщепов Михаил Гаврилович успел сделать игрушечные лодочки и положил их у ног Андрея Шаманова.
С помощью древнего лучка, на кедровой дощечке, добыла Югана чистый огонь, а потом от этого огня разожгла в русской печи наложенные сухие кедровые дрова.
– Пусть Михаил Гаврилович и жена Трофимовна прощаются с вождем племени Кедра. Потом Югана останется одна.
Положила Галина Трофимовна в изголовье Андрея Шаманова белоснежную подушечку, набитую березовыми листьями с сухих веников; поцеловала его в лоб трижды и, утирая слезы, отошла к порогу. Так же простился с Андреем Шамановым и дед Чарымов.
Югана осталась в доме одна. Она сходила в кладовую, принесла оттуда старинную, запыленную четверть со спиртом, вытащила шилом пробку и разлила спирт из большой стеклянной бутыли по кедровым ветвям, разложенным вокруг обласа-гроба. После этого эвенкийка сняла стекло с лампы, обхватив его тряпицей, чтобы не обжечь руки. Срезан ножницами нагар с фитиля, протерто от копоти ламповое стекло.
Керосиновая лампа горела ярко, светло было в комнате. В открытое окно доносился тихий позвон колокола – это у школы ленивый ветер покачивал колокольный «парус».
Все, что нужно было приготовить в последнюю дорогу для вождя, Югана приготовила. Часть вещей она положила прямо в облас, а часть возле носа долбленки. Теперь можно эвенкийке посидеть, поговорить с Андреем и покурить прощальную земную трубку вождя.
