Александр Шелудяков - ЮГАНА
– Так, дедушка Тунгир… Получается, что Пяткоступ «смазывает» пятки. И как ты думаешь, много у него золотых, серебряных вещей, добытых в курганах? – спросил Иткар.
– Ушел Пяткоступ на своей моторке. Шибко сильный и быстрый мотор у него на лодке-дюральке, – пояснил Тунгир, словно отвечая на думы Иткара. – Теперь он уже шибко далеко. А золота, серебра мало-мало есть у него. Сам видел. Когда ты, Иткар, от меня весной сплыл, уехал на обласе из Сенче-Ката, то через два дня пришел на мою заимку Пяткоступ. Шибко больной был. Губра его трясла, русская малярия колотила. Просил он: «Дедушка, лечи меня. Помогай, Тунгир». Лечил я его. Мочил, парил в бочке много осиновой коры. В старой бане потел Пяткоступ, грелся в отваре из осиновой коры. Поил я его настоем Курлана. Вылечил я Пяткоступа.
– А золото видел ты у него? – спросил Петр Катыльгин.
– Мешок у него кожаный был, русска рюкзак – так зовется. В нем много лежало разных посудин, маленьких божков, все там было золотое и маленько серебряное. Хорошее золото светится так же, как свежая сарана, вымытая в холодной воде. Все, однако, шибко красивое лежало у него в кожаном мешке.
– Выходит, он не боялся тебя, Тунгир? Доверял, раз с золотым своим запасом вышел на тебя? – спросил Петр.
– Како ему меня бояться… Тунгиру-старику совсем золота и серебра не надо. Знал Пяткоступ это. Не боялся он старого Тунгира.
– Ну, ладно, Пяткоступом и его золотом будет заниматься следователь Григорий Тарханов. А нам предстоят дела более важные: пока хорошая погода, надо пройтись по гриве, на юго-восток. Будем продолжать поиск. Может быть, и наткнемся на след грязенефтяного вулкана.
– Хо-хох, священный источник огненной воды Черная Стрела надо искать там… – сказал Бояр Тунгир и, махнув рукой на полуденную сторону, хитровато улыбнулся.
– Там? – удивленно спросил Иткар. – Так ведь в этом месте лежит неоглядное, непролазное болото…
– Иткар, сын племени Югов, хорошо знает урманы! Там великая поньжа, низина, спит. Большая Перна, высокий островок, есть на болоте. – Сказав это, старик Тунгир пошарил в кармане куртки, сшитой из замши-самовыделки, и, вынув оттуда черноватый кусок, величиной со спичечный коробок, протянул Иткару. – Ходил я на Перну, остров на болоте. Лося раненого следил. Туда лось убегал.
– Ура! – вскрикнул Иткар, осмотрев и понюхав кусочек отвердевшей нефти с густой примесью крупнозернистого песка. – Вот это находка! Это сокровище!
– Наши люди варили такую землю. Лекарство делали, потом в горячей воде ноги парили – выгоняли простуду, ломоту – русску болезнь ревматизму, – пояснил Тунгир, а сам улыбался и посматривал хитровато на Иткара.
Из чайника налил Иткар в чистую консервную банку кипяток и, отломив ножом кусочек отвердевшей нефти, кинул в горячую воду. Петр, затаив дыхание, смотрел, как быстро начала поверхность горячей воды покрываться радужной пленкой. Нефть!
– Вот она, Иткар, твоя Огненная Черная Стрела! Легенда племени Югов говорила правду! – громко и торжественно произнес Петр Катыльгин.
Тунгир курил трубку, сидел у костра и, посматривая на Иткара, улыбался довольной, счастливой улыбкой. Солнце уходило на закат. Наступала ночь.
2На квартире у Григория Тарханова в полночь зазвонил тревожно телефон.
– Говорит дежурный! – слышалось из телефонной трубки.
– Слушаю, – ответил Григорий чуть хрипловатым голосом, спросонья. – Что там случилось?
Григорию Тарханову сообщили о том, что вчера поздно вечером вертолет лесоохраны был вынужден сделать «пригласительную» посадку в районе Ай-Кары. Человек, по имени Иткар, просил дать радиограмму на имя Тарханова о том, что мужчина, с такими-то приметами, на скоростной лодке, с мощным мотором, уходит по реке Чижапка, возможно, в сторону Вас-Югана.
– Хорошо, товарищ лейтенант. Теперь еще раз повторите: кто пригласил на посадку вертолет, один ли там был Иткар?
– Выстрелами из ракетницы сигнал бедствия вертолету, который возвращался из района небольшого очага пожара, дал Иткар Князев, – пояснил по телефону дежурный, а потом сказал совсем о другом: – Наша метеослужба дает «жирный» туман на утро и на весь день. Погода полностью ожидается нелетной.
Положив телефонную трубку, Григорий посмотрел на часы и решил, что нет смысла ложиться в постель. До рассвета около двух часов.
Утром Тарханов сидел в диспетчерской аэропорта, грустно покачивал головой, слушая дежурного:
– Что делать, матушка-осень – время слякоти. А что туман? Такое «молоко» может продержаться не одни сутки. Подобные туманы в наших краях висят неделями, особенно по осени.
Григорий Тарханов сел. за телефон и стал передавать телефонограмму во все поселки, расположенные на среднем течении Вас-Югана: всем участковым выйти с добровольцами-охотниками на задержание Пяткоступа. А про себя отмечал: «Пяткоступ – битый волк. Трудно будет брать».
Глава тридцать вторая
1Туманной изморозью обложило с утра пустующий поселок Улангай. На жердях приусадебных изгородей, на тесовых крышах домов лежало серебро инея. С юга плыл теплый ленивый ветерок и гнал всклокоченный пух облаков.
Прощалась юганская земля с солнечными днями бабьего лета. После первого робкого заморозка начал подсекаться лист на осинах и березах.
В первой половине дня заплакали тесовые крыши домов. Южный ветер сдул с них влажный налет инея. Слышится перезвяк ведер, пахнет дымом, отдающим едкой прелью, – старики Чарымовы копают в огороде картошку, жгут пожухлую осеннюю мякину.
Прощай, лето! Не можешь ты заневеститься на юганской земле подольше. Прощайте, птицы перелетные, пришло и вам время табуниться.
Грустно Югане и Андрею Шаманову после проводов Тани с сыновьями в Кайтёс на празднование осеннего праздника – покрова. Но что делать? Югане нельзя нынче ехать в Кайтёс; нельзя ей смотреть открыто в глаза старому русскому вождю Перуну Владимировичу. Вождь племени Кедра нарушил клятву – отказался взять в жены Богдану. Никогда, за всю историю племени Кедра, вожди не нарушали своего клятвенного слова. Как и чем может искупить свою вину Андрей Шаманов перед русской красавицей – княжной Богданой и ее древним родом? Ничем. Но мудрое время излечивает раны сердечные. Возможно, когда-нибудь и восстановятся добрые отношения между Юганой и Перуном Владимировичем, между Андреем и Богданой. Но трудно заглядывать в будущее.
– Кочевая тропа всегда гонит плохие мысли далеко, хоронит на старых следах, – сказала Югана, когда они с Андреем сели в лодку.
– Да, Югана, ты права. Поедем хотя бы в малое кочевье, – согласился Андрей и, сняв с подвесного мотора брезентовый чехол, оттолкнулся от берега шестом.
Андрей Шаманов второй год работал над серией полотен под названием: «В глубь земли». Еще вчера днем они с Юганой приехали на мотолодке к небольшой заброшенной деревушке, раскинувшейся у берега Чижапки. Тихо плескались речные волны. Уныло молчало заброшенное людское гнездо – Юрт-Вольджа. Пустующие огороды заросли мелким березником, осинником.
– Югана, – сказал Андрей, когда вечером они сидели на берегу у костра, – у меня не получается на картине постановка ноги буровика. Нужно передать большое нервное напряжение человека. Произошла авария: прихват инструмента на большой глубине. Буровой мастер сам встает за рычаги лебедки.
– Хо, Югана хорошо знает в лицо картину Шамана – зачем говорить. У Шамана на картине стоит за умными «руками» машины-лебедки сам Иткар Князев. Сильный мороз. Морозная кухта облепила стальные трубы буровой вышки. Люди стоят, дышат, изо рта у каждого идет пенистый туман – шибко морозно! Но Иткару Князеву жарко. Он стоит без телогрейки. Шапка у него на голове с поднятыми ушами. Волосы висят сосульками на лбу. Все буровики стоят поодаль, за спиной Иткара. Скоро может лопнуть трос, и большой геолог Иткар погибнет…
– Правильно, Югана, Иткар опасается, что трос лебедки от перегрузки может лопнуть. Напряжение на лицах буровиков вроде удалось выписать в их движениях, позах. Но главная фигура – Иткар Князев. Стоит он у меня не так, как надо бы…
– У вождя Шамана глаз орла! У Шамана все люди на картине живые. Югана их всех знает, они жили в Улангае. Люди на картине не говорят, но на них можно долго смотреть и услышать, о чем они думают.
– А вот с ногой у меня, Югана, ничего не получается. – Андрей набил трубку табаком и прикурил от уголька, взятого согнутым прутом-зажимом.
– Верно, Югана помнит, нога на картине у Иткара Князева плохая. Вместо ноги дал Шаман Иткару бревешко в меховом сапоге.
– Что делать? Сюда я приехал вот зачем: тогда буровая стояла в таком же месте, на берегу речки Хатчима, в верховьях Нюрольки. Меня все подмывает рядом с буровой поставить вот такой же могучий кедр, что возвышается у нас за спиной.
– Хо, это хорошо! Вышка буровая шибко высокая. И кедр должен быть чумкасом, мерой для глаза человека, который будет смотреть картину Шамана. Люди и буровая вышка кажутся сильными, но за спиной у них великий кедр со всей тайгой еще красивее и сильнее… Зима лежит на юганской земле, шибко страшный стоит мороз. Но людям-буровикам жарко, они пришли заключить мир с великим подземным Духом Огня. Человек, который будет смотреть картину Шамана, никогда не узнает, какую жертву попросит у людей подземный Дух Огня.
