Дневник одинокого копирайтера, или Media Sapiens (сборник) - Минаев Сергей Сергеевич

– А сейчас у нас что? Экстренный случай?

– Шеф не хочет людей будоражить. Тут все дни все в цветах, газеты, радио, телевизор, интернет – везде плач и стон по убитому гражданскому заступнику. А тут ты воскресаешь. Не стоит людей нервировать. И слухи ненужные рождать. Вот как все выяснится, так и объявим, а пока…

– Так чего выяснять-то? Я вот он – жив и здоров. Или на этот случай отдельная инструкция нужна? Справка от ангела, что я отпущен обратно на землю, до срока?

– Вечно ты со своими шутками. Ну не так я выразился. Я имел в виду, что сначала ты поговоришь с Вербицким, а потом вы вместе выступите, сообщите, что ты жив, и все такое.

Мы вышли на этаж с черного хода, быстро миновали коридор, пустую приемную (видимо, секретаршу Вербицкий попросил удалиться) и зашли в кабинет:

– Антон, как я рад тебя видеть, ты не представляешь! – Вербицкий встал из-за стола, чего раньше за ним не водилось, и, подойдя ко мне, обнял.

– Я тоже, Аркадий Яковлевич, я тоже рад, так сказать, наконец узреть родные пенаты.

– Коньяку?

– Да, и давайте я Ольгу попрошу, чтобы кофе сделала. Я неделю хорошего кофе не пил, отвык.

– Я сам, я сам. Ольги пока нет. – Вербицкий вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

Видимо, небо упало в Дунай или на Северном полюсе вымерли разом белые медведи, если Аркадий Яковлевич собственной персоной пошел мне за кофе и коньяком. Или произошло кое-что более интересное. Вербицкий вернулся с подносом, на котором стояли две чашки кофе, два бокала и бутылка коньяка.

– Ты не представляешь, что тут творилось все это время. Телевизор, газеты, выступление депутатов в Думе. Ты, как я понимаю, уже что-то видел или слышал?

– Я четыре дня добирался на телеге, потом попутками, потом поездом. В провинции, Аркадий Яковлевич, нет того технического прогресса, к которому мы привыкли.

– Да-да. Я забыл. Выбираюсь не часто, сам понимаешь.

– Я вот тоже только теперь выбрался… Нда… А газетку я видел одну. «Московский комсомолец» со статьей про смерть защитника гражданских свобод. На Курском вокзале, перед тем как меня в милицию забрали.

– В милицию? – насторожился Вербицкий. – А за что тебя забрали?

– За бродяжничество, – смеюсь я, – на допросах пытались мошенничество шить. Чужой паспорт, да еще на имя правозащитника, сами понимаете.

– И что ты им… ну… что они у тебя спрашивали?

– А ничего. Продержали двое суток и отпустили. Как сказал майор, «вроде ты – это он, а он вроде мертвый». В общем, разбираться не стали… Вы мне лучше расскажите, как все произошло.

– В смысле?

– Как вышло, – я запинаюсь, пытаясь подобрать правильные слова, – что вертолеты расстреляли нас в упор?

– Понимаешь, тут долгая история, – начал Вербицкий, пожевав нижнюю губу.

– А я не тороплюсь. У меня времени вагон. Мертвые – они не спешат.

– Ну. В общем и целом. Если коротко и по сути. – Меня всегда бесила эта идиотская манера Вербицкого городить огород из вводных слов-паразитов перед тем как начать говорить на серьезную тему. Я откинулся в кресле, глотнул коньку и приготовился выслушать еще пару-тройку предложений из серии «собственно говоря», «вероятно, стоит начать с» и тому подобных. Но неожиданно он перешел к сути: – Произошла нелепая случайность. Вмешался тот самый идиотский человеческий фактор. Когда заряжали военных, мы договаривались, как ты помнишь, с генералами. Приказ пошел по цепочке. От генерала к полковнику – и так далее. Пока не дошел до командира эскадрильи.

– И? – У меня начинает стучать в висках. Я залпом допиваю коньяк и наливаю себе еще. Я уже не в силах сидеть, поэтому отхожу к окну и слушаю оставшуюся часть рассказа, стоя спиной к Вербицкому.

– И командир эскадрильи повел вертолеты через грузинскую границу. Но была одна беда у этого командира. Когда услышал, что приказ секретный и брать на задание нужно только проверенных людей, он это по-своему истолковал. Решил, что враги России готовят заговор…

– Что в общем и целом соответствует действительности, – вставляю я.

– Ну да… то есть не в том дело. Короче говоря, он прилетел на место события и нажал на гашетки. Решил, что диверсантов уничтожает, американских или израильских.

Я выдавливаю из себя одну-единственную фразу:

– Как просто…

Вербицкий подходит, кладет руку мне на плечо и тихо говорит:

– Все самые важные в истории события реализовывались по очень простым сценариям, Антон. Я рад, что ты выжил. Ты герой, не сочти за высокие слова, ты просто герой!

– Аркадий Яковлевич, я не понимаю. Ну ладно этот командир, но подчиненные его, они что, тоже идейные?

– Видимо, да. Их уже не спросишь…

– То есть?

– Когда я узнал об этом, я задействовал наших людей… В общем, никого уже не спросишь.

– Но какого черта они летели с боевыми зарядами, если договорились использовать холостые?..

Вербицкий подходит к журнальному столику, опрокидывает в себя коньяк и начинает говорить очень громко и эмоционально:

– Я не знаю, Антон, понимаешь? Мне положено знать все, но я не знаю. В этой истории больше вопросов, чем ответов. Она из разряда фантастики. Но мы-то с тобой знаем, что она случилась в реальности. В этой стране всегда так. Тут невозможно прогнозировать, всегда найдется долбоклюй, псих или ура-патриот, который в нужный момент все обосрет. Тут у людей отсутствуют нормальные инстинкты, они не знают правил поведения: не лезть не в свое дело, думать о последствиях, беречь голову, не стоять под стрелой. Именно благодаря таким людям Россия всегда выигрывала войны. Вот и нам такой красавец попался. Матросов, блядь. Да еще и с техникой. А она в руках идиотов хуже атомного оружия, сам понимаешь.

Я смотрю в окно и вспоминаю, как стоял на той чертовой поляне и думал, почему вертолеты летят со стороны Грузии. Как рисовал себе хитрые схемы, благодаря которым пилоты сэкономят горючее и, продав его, купят два ящика водки. Да. Прав Вербицкий. Весь сермяжный вопрос российской истории не в водке, а в матросовых. Хотя какая теперь разница? Но тем не менее я задаю Вербицкому вопрос:

– Аркадий Яковлевич, а почему вертолеты летели от грузинской границы?

– Откуда?

– Вертолеты появились над лесом со стороны Грузии. Они же должны были появиться с российской стороны.

Вербицкий задумывается на мгновение, затем произносит:

– Антон, честно, я не знаю. На пленке видно только, как они стреляют. Невозможно определить, откуда они прилетели. Видны лишь опознавательные знаки.

Я встрепенулся:

– А что, есть пленка? Откуда?

– Ваха с ребятами, когда вертолеты улетели, пытался помочь раненым и наткнулся на камеру американцев. Она каким-то чудом не пострадала. Ее использовали для трансляции по телевидению.

– Аркадий Яковлевич, – тихо говорю я, – кто-нибудь еще выжил?

– Никто. Все там остались. Давай помянем.

Мы выпиваем не чокаясь, и я сажусь обратно в кресло. Вербицкий занимает свое привычное место за столом.

– Аркадий Яковлевич, а что дальше было?

– В каком смысле, Антон?

– Ну, в медийном… что было дальше? Смерть Антона Дроздикова в прямом эфире и прочая информационная канва.

– Все-таки я в тебе не ошибся. Ты настоящий профессионал. Другой бы после такой мясорубки сопли распустил, а ты сразу задаешь вопросы, касающиеся твоей деятельности. Уважаю.

– Спасибо. Но все-таки можно подробнее про мою деятельность? Точнее про меня. Как эта история преподнесена в СМИ?

– Ваха с ребятами обследовал поле после обстрела и наткнулся на тело в твоей куртке, только без головы. Многие тела трудно было опознать. Кстати, что это за история с курткой?

– Я отдал куртку Джеффу, он замерз…

– А Джефф?

– Джеффа я в последний раз видел перед тем как потерять сознание. Точнее, не его, а только голову.

– Ужас. Кошмар.

– Да уж… А что было после, когда вы получили пленку?

– Мы передали ее западным каналам. Легенда такая: на новой грузинской заставе журналисты из России и США снимали, как Грузия укрепляет свои границы, чтобы пресечь проникновение на ее территорию боевиков из Чечни. А российские вертолеты, углубившись на территорию Грузии, нанесли по заставе удар. В результате погибли не только военные, но и журналисты. Американцы подали в наш МИД ноту протеста, хотят вынести на обсуждение в ООН вопрос о вводе миротворцев на территорию, прилегающую к грузино-российской границе. Официальные власти, конечно, опровергают факт обстрела грузинской погранзаставы российскими вертолетами, ссылаясь на то, что эти бортовые номера не числятся ни за одной воинской частью. Требуют предъявить тела. Грузинские власти пока отказываются. Американцам наши деятели из МИДа предъявляют съемку местности со спутника за две недели до происшествия. На съемке ясно видно, что в указанном месте никакой заставы нет. Некоторые европейские страны показывают свои съемки из космоса, свидетельствующие о том же. Американцы пока тянут волынку, мол, их спутники в то время съемку этой территории не осуществляли. Неувязочка, конечно, но в целом задача выполнена. Через неделю все забудут, была там застава или нет, главное – есть факт расстрела журналистов. Оппозиция уже выходит на митинги, правозащитные организации…