Исмаил Шихлы - Антология современной азербайджанской литературы. Проза
Керим же, как и всегда в подобные моменты, предпочитал надеяться на случай. Старался заставить себя забыть, не думать об этом, ему казалось, что это слово-пароль внезапно оживет само собой, вспыхнет ярким светом в затаенных уголках его сознания, и до конца своих жизней они станут носить, оберегать в глубине сердец это озаренное просветлением слово. Когда ударит час, они унесут его с собой в иной мир и благодаря ему смогут узнать друг друга и в той, будущей, жизни.
Тогда они будут более опытны, не станут повторять прежних ошибок, изначально сотрут из своих жизней всякие промахи и нелепости, и если все вот так завершится удачей, то это слово-пароль, словно стремительный поезд, не останавливаясь нигде дольше необходимого, унесет их из этой жизни в иную, другую жизнь.
Но самое важное, главное — их прочная, почти совершенная любовь друг к другу хоть ненамного, хоть чуть-чуть сбросит все наносное, лишнее и в результате приблизится, можно даже сказать, придет к идеалу. Это самый, пожалуй, бесспорный путь к бессмертию.
Однажды ночью Гюльнара, снова борясь с бессонницей, резко повернулась к Кериму. Какое-то время внимательно вглядывалась в родное лицо любимого мужа, видевшего бог знает какой по счету сон. Осторожно коснулась его локтем:
— Керимчик, Керимчик, ты спишь? Проснись, не спи, пожалуйста, посмотри мне в глаза… — Непонятно, что это было — пожелание, просьба, приказ.
Керим сквозь сон едва уловил ее слова, в сердцах ворча, повернулся на другой бок, в ответ на ее тычки, со все еще закрытыми глазами, даже легонько пнул ее ногой, но затем, поняв, что это не поможет, что он обречен открыть глаза, снова про себя поругивая ее, все же повернулся к Гюльнаре.
— Ну, что ты хочешь сказать, божья напасть? — глаза Керима все еще были прикрыты.
— Говорю — не спи. Глянь мне в глаза. — Это уже был приказ.
Керим нехотя приподнял веки, и тут же весь сон куда-то улетучился. Он вздрогнул.
Гюльнара глядела на него в упор, даже не моргая, почти касаясь лицом его лица. Она всегда любила подобные пугающие игры. Со все еще затуманенным сознанием он непроизвольно попытался определить, который сейчас час. Во всяком случае, далеко за полночь.
— Что, что случилось? Почему ты не спишь?..
— Гляди мне прямо глаза! — Гюльнара потерлась под одеялом ногой об его ногу. Сопротивляться не было смысла.
— Ну, что? Что ты хочешь сказать? — По его губам скользнула сладострастная улыбка, но по внимательному взгляду жены он понял, что это совсем не то, о чем он подумал. — Эх… Весь сон пропал…
— Ну и что с того. Пусть пропадет твой сон, Керимчик, я, кажется, нашла…
…В трагической смерти отца Тесей винил только себя. Каждый день он приходил, поднимался на вершину той величественной скалы на берегу Эгейского моря, подолгу вглядываясь вдаль, стараясь отыскать посреди моря тот проклятый небольшой островок.
«Ариадна! Это она причина всех бед. Это она погубила мою жизнь. Ариадна, Ариадна… Где ты теперь, Ариадна?!»
Так дни сменяли дни, месяцы — месяцы. В Афинах, на Элладе воды замутились. С годами Тесей стал совершать множество ошибок. Между ним и жителями Афин образовалась пропасть. Он уже не мог отличать друзей от врагов. И однажды пришло время и ему отправиться в царство Аида. Сначала постаревшего Тесея выслали из Афин. И в той далекой ссылке Тесей был коварно убит. Обманным путем его завели на вершину высокой скалы на морском берегу и толкнули вниз. Но Тесей и после гибели еще вернется в Афины, которые любил больше жизни. После смерти в Афинах его ожидал настоящий триумф. В очередной тяжелой, смертельной войне с врагами он снова превратится для своих соотечественников в истинный символ героизма и доблести.
…В первую минуту Заур хотел было спросить: «Что, что ты нашла?». Но не спросил. Глянул в упор в глаза Зумруд, и ему все сразу стало ясно.
Сон куда-то улетучился. Наступил сокровенный миг. Заур не знал: радоваться ли ему или печалиться.
— Хорошо, говори, что ты надумала?!
— Заурчик, один момент нами совершенно упущен, — предельно серьезно продолжала Зумруд.
— ???
— Я хочу сказать, что мы старались решить этот вопрос только между нами. Мы же должны вовлечь в это и других людей.
— ???
— То есть мы должны разделить нашу тайну и с другими.
— Но ведь тогда это не будет тайной…
— Пусть не будет. Но проблема может быть решена только таким путем.
Заур задумался. Стал размышлять над тем, что сказала Зумруд. «Конечно, она права. И я тоже начинаю понимать, что это дело не только нас двоих. Но как найти другого или других людей?! Где, как?!»
Снова уснуть уже было невозможно. Сон должен вернуться сам…
…Эти видения Самая смогла осмыслить, сидя на диване с розовым жакетом в руке. Ее взгляд был устремлен в закрытое окно комнаты. Стекла окон в этой темной комнате напоминали экран, на котором появлялись различные знаки, конфигурации. Видения Самаи отражались в этом окне-экране. То, что она видела, было настолько знакомо, родственно…
Проснувшись, прекрасная Ариадна поискала глазами Тесея, но его нигде не было. Поначалу она ни о чем плохом не подумала. Когда она решила привстать, яркий луч света словно пронзил ее глаза, у нее помутилось в голове. Придя в себя, она поняла, что луч света указывает ей направление. Идя по этому направлению, она вышла на берег моря, туда, где прежде пристало судно Тесея. Судна не было, вокруг ни шороха, ни звука. И тут прекрасная Ариадна осознала, что Тесей обманул ее, уплыл, оставив ее одну на этом необитаемом островке. Немыслимое предательство! Человек, которого она спасла от смерти, обрек ее на гибель на этом необитаемом островке. Простят ли боги подобную муку, такое преступление? Не простят! Нет, конечно, нет!
«О, великий Зевс, ты сам отомсти Тесею за меня!» — прошептала Ариадна, подняв голову к небесам. И в это время у нее снова зарябило в глазах. Тот же луч света теперь, будто опустившись с небес, направился прямо к ней. Струясь, он коснулся земли напротив Ариадны, превратившись в высокого, прекрасного юношу с лавровым венком на голове. Улыбчивый, с головы до ног излучавший сияние, юноша хотел, чтоб Ариадна узнала его. И Ариадна узнала. Это был Дионис — один из бессмертных богов горы Олимп…
У того, кто глядел из окна во двор, глаза словно ежились от наружного холода и мороза. И в комнате понемногу становилось холодней.
План Рагима был таков: когда они станут сливаться с тем милосердным мгновением ухода из жизни, они будут верить, что воскреснут вновь, и, конечно, должны сделать так, чтобы в той, новой жизни могли узнать друг друга. Подобная великая любовь не может уйти, исчезнуть, улетучиться навсегда. Это было бы самой большой несправедливостью. Наиболее трудное в той, будущей, жизни — узнать друг друга. Узнают. Иначе не может быть. Они снова станут любить друг друга, в этом сомнений нет. Они рождены, чтоб любить друг друга не только на этой земле, но и во всем мироздании. Как бы там ни было, следует сделать нечто такое, что бы само по себе приблизило их друг к другу, чтоб они, встретившись, узнали друг друга.
— Вполне вероятно, мы с тобой должны снова пройти тот же жизненный путь. Как ты думаешь? — спросила Рахиля.
— Вероятно, — кивнул Рагим.
— Я стану ловить преступников, а ты выпускать свою газету.
— Предположим, это будет так.
— Тогда у нас будет только один шанс из миллионов.
Когда Рахиля стала разматывать этот клубок, сама сопричастность к процессу разматывания овладела всем ее существом. Рагим, видя это, попытался тоже сконцентрировать внимание. Почувствовав серьезность Рагима, вдохновленная, Рахиля продолжила:
— Или ты, или я должны сделать нечто такое, чтоб все заговорили об этом. Например, например… Это может быть преступление… Кого-то или даже нескольких… можно отправить на тот свет в такой форме, чтобы мы оба, сами того не желая, были вовлечены в это дело. Дальнейшее — просто. Мы узнаем друг друга. Обязательно узнаем.
Рахиля пустила в ход свои профессиональные навыки. Рагим внимательно, не прерывая, слушал ее.
— Ты понимаешь, что я хочу сказать? — Понемногу Рахиля и сама перестала отдавать себе отчет в том, что говорит. Она уже ударилась в импровизацию.
— Рахиля, ты хоть сама понимаешь, что говоришь? — Рагим боялся даже в абстрактной форме представить такую перспективу.
«Лишь бы мне удалось удержать ее от пути, ведущего в невозвратность», — подумал он.
Но если что-то втемяшилось в голову Рахили, разубедить ее — дело немыслимое.
Видения сменяли друг друга, и Хадиджа пыталась сложить в единое эти обрывки картин. Они будто нехотя соединялись и тут же вновь рассыпались, а рассыпавшись, обретали совершенно иные, причудливые формы. Вдруг в комнате посветлело. Будто кто-то одновременно зажег все светильники. Экран на окне исчез. Со стороны входной двери донесся едва слышимый шорох. Кто-то, осторожно открыв дверь, медленно входил в квартиру. Хадиджа не была пугливой, но на сей раз почувствовала, как кровь застыла в ее жилах.
