Вирджиния Эндрюс - Руби
На перемене после окончания урока английского языка один мальчишка толкнул меня плечом.
– Прости, – тут же извинился он.
– Ничего страшного.
Я хотела отойти, но он схватил меня за руку повыше локтя:
– Неплохие фотки, правда? Жаль, что ты здесь не улыбаешься.
Разжав ладонь, он показал мне фотографию, сделанную на злополучной вечеринке в доме Клодин. Я совершенно голая, трусики спущены до колен, лицо перекошено от ужаса.
Мальчишка расхохотался и присоединился к своим приятелям, которые наблюдали за нами, стоя чуть поодаль. Тут же вокруг него собралась целая толпа жаждущих взглянуть на фотографию. Я же впала в ступор. Язык отказывался слушаться, не удавалось пошевелить ни рукой, ни ногой. Внезапно к группе хохочущих присоединилась Жизель.
– Надеюсь, ни у кого нет сомнений, что это моя сестра, а не я, – бросила она, взяла за руку Мартина и гордо удалилась.
Слезы застилали мне глаза, все вокруг расплывалось. Бо подбежал ко мне, но взгляд его показался мне испуганным и чужим. Я чувствовала, как внутри у меня что-то с треском надломилось. Неожиданно для меня самой с губ моих сорвался вопль. Я и не думала, что умею так пронзительно кричать. Все, кто был в коридоре, включая учителей, повернулись в мою сторону.
– Руби! – Бо схватил меня за руку. – Прекрати!
Я вырвалась и затрясла головой, будто надеясь, что все происходящее рассеется, как мираж. Кто-то хохотал, глядя на меня, кто-то злорадно ухмылялся. Лишь на некоторых лицах я различила подобие сочувствия.
– Вы… подлые твари, вот вы кто! – визжала я. – Низкие, подлые твари!
Схватив сумку, я бросилась к ближайшему выходу.
– Руби! – кричал мне вслед Бо.
Но я была уже на лестнице. Бо побежал за мной, но я неслась сломя голову, и никто не смог бы догнать меня. Бросившись через улицу, я едва не угодила под машину. Тормоза пронзительно завизжали, но я даже не взглянула в ту сторону и продолжала бежать, не разбирая дороги. Лишь почувствовав, что легкие мои вот-вот разорвутся, а в бок впиваются сотни иголок, я остановилась. Совершенно обессиленная, я рухнула на землю и зарыдала. Мне казалось, рыдания мои не затихнут никогда, так как выплакать нанесенную мне обиду невозможно.
Но все же колодец слез наконец иссяк, плакать я больше не могла и только тихо всхлипывала. В полном изнеможении я привалилась к стволу дуба, закрыла глаза и представила, что вернулась в бухту и теплым весенним днем плыву по каналу на пироге.
Хмурое городское небо исчезло, уступив место ослепительному голубому сиянию. До меня доносились заливистые птичьи трели, свежий ароматный воздух наполнял грудь. Когда пирога подошла к берегу, я услышала пение бабушки Кэтрин. Она развешивала перед домом только что постиранное белье.
– Бабушка! – позвала я.
Она обернулась и увидела меня. Улыбка, осветившая ее лицо, была такой счастливой. И сама бабушка казалась красивой и молодой.
– Бабушка, я так рада, что ты жива, – бормотала я, не открывая глаз. – Хочу домой. Хочу жить в нашей бухте, вместе с тобой. Ты помнишь, нас не печалила бедность, не страшили трудности. Тогда я была счастлива, а сейчас нет. Прошу, не покидай меня. Ты знаешь всякие заклинания, неужели ты не можешь обмануть смерть и вернуться ко мне? Пусть все, что произошло, окажется простым кошмаром. Я хочу открыть глаза и оказаться за ткацким станком, рядом с тобой. Сейчас я сосчитаю до трех и открою глаза. Раз, два…
– Эй! – раздался чей-то резкий голос.
Я открыла глаз, так и не досчитав до трех.
– Что это ты здесь делаешь?
В дверях дома, перед которым я рухнула на землю, стоял пожилой седовласый мужчина с тростью в руках.
– Что тебе нужно? – крикнул он, погрозив мне тростью.
– Ничего, – пролепетала я. – Мне просто захотелось немного отдохнуть, сэр.
– Здесь тебе не парк! И вообще, почему ты не в школе?
– Именно туда я и иду, сэр!
Я поднялась, схватила сумку и побрела прочь.
Дойдя до поворота, я обнаружила, что уже совсем близко от нашей улицы. Когда я вернулась домой, отец и Дафна уже ушли по своим делам.
– Мадемуазель Руби?
Эдгар с недоумением и тревогой смотрел на мое распухшее от слез лицо. На этот раз у меня не было сил притвориться, что ничего не случилось. Сочувственно покачав головой, Эдгар неожиданно произнес:
– Идем со мной.
Миновав коридор, мы оказались в кухне.
– Нина! – окликнул Эдгар.
Нина, хлопотавшая у плиты, бросила долгий взгляд сначала на меня, потом на Эдгара и понимающе кивнула:
– Я сумею ее утешить.
Довольный Эдгар удалился. Нина подошла ко мне ближе:
– Что случилось?
– О, Нина, я так больше не могу! – всхлипнула я. – Она не дает мне спокойно жить. Каждый день выдумывает новые издевательства.
Нина опять кивнула:
– Не горюй. Нина тебе поможет. Мы сумеем это прекратить. Подожди здесь.
С этими словами она вышла из кухни, оставив меня в одиночестве. Я слышала, как она тяжело протопала по коридору в сторону лестницы. Через несколько минут Нина вернулась. Когда она взяла меня за руку, я думала, что сейчас мы пойдем в ее комнату, где она справит какой-нибудь ритуал вуду. Но все вышло иначе. Нина сняла фартук и направилась к задней двери, увлекая меня за собой.
– Куда мы идем? – спросила я, когда мы пересекли двор и оказались на улице.
– К Маме Деде. Тебе нужна сильная защита, очень сильная. Такую тебе может дать только Мама Деде. Но помни, девочка, ты не должна говорить мадам и мсье Дюма о том, где мы были. Ни слова, ясно? – Нина остановилась, глядя на меня в упор своими черными блестящими глазами. – Это будет наш секрет, согласна?
– Хорошо. А кто такая эта… Мама Деде?
– Королева вуду. Самая сильная колдунья во всем Новом Орлеане.
– И что она сделает?
– Помешает сестре донимать тебя. Прогонит дьявола прочь из ее сердца. Наполнит ее сердце добром. Ты хочешь этого?
– Конечно хочу!
– Тогда клянись, что будешь хранить тайну.
– Клянусь, Нина!
– Хорошо. Идем.
Я находилась в таких расстроенных чувствах, что была готова идти хоть на край света и делать все, что угодно.
Мы сели на трамвай, проехали несколько остановок и пересели на автобус, который привез нас на городскую окраину, где я никогда прежде не бывала. Вдоль узких грязных улиц тянулись жалкие покосившиеся домишки, во дворах в пятнашки играли чернокожие дети. У тротуаров стояли ржавые автомобили, судя по виду побывавшие в авариях. Единственным украшением этого убогого квартала служили редкие сикаморы и магнолии. В общем, мес то было из тех, где даже солнце, кажется, не желает светить. В самый яркий безоблачный день в таких трущобах царят сумрак и уныние.
Нина остановилась у ветхого домика, под стать всем прочим на этой улице. Краска на его стенах облупилась, оконные стекла покрывали грязные разводы, входная дверь и ступеньки крыльца потрескались. Над дверями висело замысловатое сооружение из костей и птичьих перьев, перевязанных бечевкой.
– Здесь живет королева? – удивилась я.
Мне казалось, столь влиятельная персона, как королева вуду, должна проживать в особняке, напоминающем дворец.
Нина кивнула и позвонила в колокольчик. Через несколько минут дверь распахнулась. На пороге стояла старая негритянка, морщинистая и беззубая. Волосы у нее были такие жидкие, что сквозь них просвечивала кожа. Платье и цветом, и фасоном напоминало мешок для картошки, на ногах – стоптанные спортивные туфли без шнурков. Ростом она была никак не более четырех футов. Подняв голову, старуха смерила нас с Ниной усталым взглядом.
– Мы хотим увидеть Маму Деде, – сообщила Нина.
Старуха кивнула и отступила в сторону, давая нам возможность войти. Внутри жилище королевы выглядело так же убого, как и снаружи, обои отставали от стен клочьями. Пол, похоже, прежде был по крыт ковром, который недавно убрали. В щелях между половицами кое-где застряли цветные лоскутки. Из задней части дома доносился приторно-сладкий запах. Старая негритянка указала на какую-то дверь. Нина вошла, держа меня за руку.
В комнате, где мы оказались, горело больше десятка свечей, каждая была укреплена на круге из цветного картона. Вдоль стен тянулись полки, на которых теснились склянки, наполненные снадобьями, порошками и костями, самодельные куклы, связки перьев, волос, лоскуты змеиной кожи. Можно было подумать, что мы попали в магазин магических товаров.
В центре комнаты стояли два обшарпанных стула и маленький диванчик. Между стульями и диванчиком я заметила деревянный сундук, украшенный серебряной накладной резьбой.
– Садитесь! – приказала старая негритянка.
Моя спутница подошла к стулу, а мне указала на второй.
– Нина… – пролепетала я.
– Ш-ш-ш, – она приложила палец к губам и закрыла глаза.
Минуту спустя в глубине дома раздался барабанный бой, негромкий, размеренный. По спине у меня забегали мурашки. И зачем я только согласилась прийти сюда?
